Но вот стал я испытывать угрызения совести: не предаю ли я Аллу? А дело вот в чем. Я езжу в школу в одной электричке с Валькой Морозовой, соседкой по даче, в которой

мы живем. Иногда мы даже идем с ней вместе, но чаще всего встречаемся прямо на платформе: мы садимся в один и тот же вагон, откуда удобнее всего бежать на метро. Таких умников полным полно, поэтому наш вагон буквально утрамбован, стоим, как сельди в бочке. Естественно, мы с Валькой часто оказываемся прижатыми друг к другу с такой силой, что я чувствую, как она дышит. Мы стараемся отодвинуться друг от друга, но это редко когда удается. Обычно я ощущаю ее всю: грудь, живот, ноги… Особенно сильно нас прижимает друг к другу, когда электричка тормозит или же наоборот набирает скорость. А остановок до Москвы больше десятка! И мне приятно это ощущение ее тела, хотя сама она мне ни капельки не нравится.

Мы пытаемся с ней о чем-то говорить, чтобы меньше чувствовать неловкость положения. Мне кажется, что я ей нравлюсь, но от этого мне еще хуже: я же не должен пользоваться чьей-то слабостью. Но самое главное, мне кажется, что этими прикасаниями к Вальке я предаю Аллу.

И тем не менее, если быть честным, я не стараюсь избежать этой физической близости с Валькой, хотя каждый раз и возникает чувство какого-то неудобства и даже стыда.

Ксения. 1949, 9 мая

Перед самым выпуском Виктора из Военно-воздушной

академии, мы с ним поженились. А в мае у нас уже родилась дочка, которую мы в честь моей мамы назвали Еленой. Леночка — прелестная девочка, уже видно, что она вырастет красивой. Хотя у кого бывают некрасивые дети?

Витя — образцовый муж и отец. Он и пеленки стирает, и

Леночку пеленает, и нянчится с ней без конца.

Сегодня у нас был гость: приезжал Костя Рыбаков перед отъездом в Одесское летное училище, где он будет работать старшим инструктором: он кончил летное училище и летает на реактивном самолете МИГ-15.

Когда он появился, первым его, еще не вошедшим в калитку, увидел Сережка, который с Катей временно живет с нами. Он, сломя голову, помчался Косте навстречу с криком

"Ура!" Костя появился, как всегда, со своей доброй улыбкой. Он очень естественно представился Виктору, увидев у него на руках Леночку, поздравил с дочкой. Все было на редкость хорошо, я была рада, что оба они — и Константин, и Виктор — ведут себя, как подобает вести себя настоящим мужчинам.

Спустя какое-то время, Костя попросил разрешения у Вити подержать Леночку. Она пока еще такая крохотуля, что мне и самой бывает страшно ее держать, все время хочется поддержать ее головку. Но Костя вел себя так, как будто он всю жизнь нянчил грудных детей. Он посадил ее себе на руку, прислонил к плечу, а второй рукой придерживал ее головку. И тут произошел конфуз: Леночка описалась! На рукаве и на рубашке Константина расплылось пятно. Я перехватила Леночку, Витя бросился за салфеткой, чтобы промокнуть мокрое. Но Костя улыбнулся, достал из кармана брюк чистый носовой платок, промокнул мокрое пятно и сказал: "Ну, вот. Этот платочек я сохраню на память. Буду Леночку вспоминать. Очень хорошая у тебя дочка, Ксеничка!"

Костя побыл у нас совсем недолго. Мы попили все вместе чайку, и он заторопился: он еще дома не побывал, где его ждет мама и брат.

Когда мы расстались, у меня заныло сердце. Вроде все хорошо, Виктора я люблю без памяти, но какое-то щемяще- грустное чувство проснулось в моей груди… Ведь профессия военного летчика на реактивном самолете такая опасная! Мне показалось, что Костя выбрал эту профессию специально, чтобы этим постоянным риском заглушить в себе боль разлуки со мной…

Но сердцу не прикажешь: я люблю своего Виктора больше всех на свете. Пора девичьей любви прошла, хотя и оставила неизгладимый след в моей душе. Я подумала:

"Костя, как говорится, дай тебе Бог удачи и счастья в жизни!"

Катерина. 1949, 31 мая

Где же я оказалась в результате? У разбитого корыта?

Что делать? Как жить дальше? С Михаилом я жить не могу. К

нему пути отрезаны, даже если бы я вдруг и захотела. Павла

отправили в какую-то украинскую военную летную часть главным инженером. Он будет, я думаю, рад, если я к нему приеду, но я не желаю жить в какой-то Тмутаракани! Да и Сережку жалко: способный парень, ему надо в Москве учиться или хотя бы под Москвой, здесь он получит нормальное образование. Но о чем я говорю? Ведь если честно, то я в своей жизни всегда меньше всего думала о Сережиных удобствах и о его судьбе…

А как жить? На что? Я привыкла жить за спиной мужа. Да и сейчас Михаил присылает ежемесячно почти полторы тысячи. Это не так уж много, если учесть, что мы снимаем комнату, но перебиться можно. К тому же это больше официальных алиментов. Сама я так и не работаю. После окончания мединститута я начала работать микропедиатром в роддоме, но не ужилась с директором, гнусной и сквалыжной бабой. А потом больше и не пыталась устроиться.

Надеяться на то, что удастся за хвост поймать какого- нибудь нового "Победоносца"? С Жар-птицами хорошо только в сказках! В жизни попадаются одни воробьи да вороны!..

Жизнь уходит. Мне уже тридцать семь. Чего я ищу в этой жизни? Я мечтала о красивой благополучной жизни… Но мечты так и остались мечтами. Пока я так ничего и не нашла, но вижу, сколько уже потеряла…

Михаил. 1949, 28 сентября

Что может быть хуже одиночества?.. Теперь я понял,

что пожизненное заключение — это хуже смерти. Одиночество и четыре стены. От этого, наверное, можно сойти с ума.

Я часто сажусь на электричку, даже в будние дни, когда выдается свободное время, и еду в Юрмалу, схожу где- нибудь, чаще всего в Дзинтари, и хожу вдоль кромки моря. Серое море, пронизывающий сырой ветер, затянутое свинцовыми тучами прибалтийское небо. Осень здесь не лучше ленинградской… Но в моем нынешнем состоянии такая погода даже хороша: походишь, промерзнешь, вымокнешь, и

внешние неприятности немного заслоняют психологические невзгоды…

Иногда опять тянет к бутылке, но я научился сдерживать свои слабости. Отдохновение нахожу вот в таких поездках к морю. Хожу по мокрому песку один, хожу до изнурения. Мерзну, но терплю. А холодный прибалтийский мелкий дождичек в лицо успокаивает, как рыдания.

Вот так находишься, намерзнешься, намаешься — и домой! Там — горячая ванна, и снова как бы обретаешь спокойную радость жизни…

Сосны,

Как свечи —

Просто

И вечно.

В сером Просторе Севера Море…

Дюны

Усталые Юные, Старые…

Чайки

Навстречу,

Случайные,

Вечные.

Берег Безбрежен Вереск

Всё реже.

Дождь

Льёт.

Дрожь

Бьёт.

Ветер Обмяк… Светит Маяк.

Небо —

Свинец.

Небыль…

Конец…

Павел. 1949, 13 июля

Ну, и в дыру же я попал! Когда мы в школе проходили

Гоголя я думал, что Миргород — это выдуманное место. Но оказывается такое место есть, хотя городом его не назовешь — так себе, скорее большое село. Специально перечитал Гоголя. Собственно, это обязательный ритуал для всех вновь прибывших в часть. Без этого не будет понятен даже местный армейский жаргон, который базируется на гоголевских текстах и гоголевских ситуациях.