Однако, как только что отмечалось, неясно, какие «Записки» Цезаря имеет в виду Азиний Поллион: то ли о галльской, то ли о гражданской войне. Но даже независимо от этих замечаний понятно, что книга, написанная Цезарем, не есть «правда, вся правда и ничего, кроме правды». Вместе с тем нельзя согласиться со сторонниками той крайней точки зрения, что в «Записках» все насквозь извращено в целях пропаганды. Это невозможно хотя бы уже потому, что читателями книги были и офицеры армии Цезаря и такие критически настроенные личности, как тот же Цицерон, поддерживавший разносторонние связи с родными или знакомыми, находившимися в армии. Поэтому крайнее искажение фактов было попросту немыслимым. С другой стороны, не следует, конечно, поддаваться соблазну «объективности изложения» в «Соmmentarii de Bello Gallico». Ибо, как мы уже могли убедиться, даже сознательно подчеркиваемая самим Цезарем «объективность» требует к себе подхода cum grano salis.
Описание военных действий в Галлии может быть изложено главным образом с точки зрения истории военного искусства. Подобные опыты хорошо известны. Однако в данном случае такой аспект едва ли закономерен: он, пожалуй, оказался бы слишком «узким» и «специальным», тем более что история завоевания Галлии должна быть отнесена, особенно в первые годы войны, скорее к области военно–дипломатической, а не просто военной истории.
Что же представляла собой Галлия накануне походов Цезаря? Она делилась на две, точнее, на три части: Галлия Цизальпинская, Галлия Нарбонская и Галлия Трансальпийская. Цизальпинскую Галлию называли «одетой в тогу», подчеркивая тем самым ее романизацию, ее «цивилизованность»; Нарбонская называлась просто Провинцией (ныне Прованс), а Трансальпийская — «волосатой» или «одетой в штаны». Эта последняя охватывала почти всю территорию современной Франции, Бельгии, часть Голландии, значительную часть Швейцарии и левый берег Рейна. Огромная территория Трансальпийской Галлии распадалась в свою очередь на три части: юго–западную часть между Пиренеями и рекой Гарумной (Гаронна), населенную кельтским племенем (с примесью иберийских элементов) аквитанов; центральную часть, занятую собственно галлами (кельтами), и, наконец, северную часть между Секваной (Сеной) и Рейном, где жили кельто–германские племена белгов. Население свободной Галлии отнюдь не ограничивалось этими племенами: в той части страны, которая непосредственно примыкала к Провинции, наиболее значительными племенными группами были эдуи, секваны и арверны.
Можно ли считать галлов или вообще кельтов неким этническим единством? Новейшие исследования приводят к отрицательному ответу. Наиболее адекватное определение, на которое отваживаются специалисты, звучит примерно так: кельты — группа племен, общин, языки которых родственны между собой. Не всегда ясны также различительные признаки с германцами. Белгов иногда считают кельтами, иногда кельто–германцами, треверов относят то к кельтам, то к германцам и т. п.
Что касается взаимоотношений между римлянами и многочисленными галльскими племенами, то они в разное время были разными. Так, аллоброги, жившие в пограничной области между Провинцией и свободной Галлией, восставали против римского господства (61г.), но были вновь покорены. Эдуи придерживались римской ориентации и считались союзниками Рима. Секваны и арверны имели прочные связи с зарейнскими германскими племенами. Так как они враждовали с эдуями, то по просьбе секванов вождь германского племени свевов Ариовист перешел со значительными силами через Рейн и после длительной и упорной борьбы разбил эдуев. За это секваны были вынуждены уступить Ариовисту часть своей территории (в современном Эльзасе). Римский сенат выступил посредником в пользу эдуев. Ариовист прекратил враждебные действия и во время консульства Цезаря был провозглашен союзником и другом римского народа.
Хотя уже из сказанного ясно, что в Галлии не существовало политического единства, но вместе с тем она была–достаточно развитой в экономическом отношении, богатой и густонаселенной страной. Однако различия в положении отдельных племен были довольно существенными. Некоторые из них находились чуть ли не на стадии родового быта, другие же довольно далеко продвинулись по пути формирования государственных отношений.
Цезарь в общем очерке о Галлии и ее «нравах» прежде всего подчеркивает наличие большого количества различных группировок, которые он даже именует «партиями» (factiones). Речь идет, видимо, о каких–то группах, об окружении, возникающем в качестве «свиты» того или иного представителя племенной знати, «свиты», состоящей из большого числа клиентов (амбакты), рабов и вообще зависимых в той или иной степени людей. Но иногда под «партиями» следует понимать крупные племенные группировки, поскольку Цезарь утверждает, что к моменту его прибытия в Галлию во главе одной из «партий» (factio) стояли эдуи, во главе другой — секваны. Таким образом, понятие этих «партий» не очень определенно и достаточно растяжимо.
Цезарь вообще считает, что в Галлии существовало всего два привилегированных слоя, или «класса», населения, тогда как основная масса, по терминологии Цезаря — плебс, находилась фактически на положении рабов. К привилегированным слоям относились «всадники» и друиды. Под «всадниками», очевидно, следует иметь в виду племенную знать, из среды которой каждое племя избирало своих вождей (principes). Эти вожди, или принцепсы, и владели, как правило, массой зависимых от них людей — клиентов и рабов. Некоторые исследователи полагают, что клиентские от ношения в Галлии отличались от римских: здесь речь должна идти не о двусторонних обязательствах, но лишь об обязательствах преданности и верности со стороны клиентов.
Наряду с племенной знатью большим влиянием в Галлии пользовались жрецы–друиды, представлявшие собой особую и замкнутую корпорацию. Они были толкователями права, предсказателями будущего и считались хранителями вековой мудрости, а также религиозных обычаев кельтов. Родиной друидизма Цезарь считает Британию; отсюда их учение было перенесено в Галлию. Друиды ко времени Цезаря еще сохраняли свой моральный авторитет и реальную власть, но в целом значение их в общественной жизни явно падало, тогда как значение военной аристократии, наоборот, возрастало.
Политические учреждения галльских племен, как правило, были весьма архаичными. То, что Цезарь называет «сенатом», было на самом деле лишь советом старейшин, местные «цари» (например, Амбиорикс) были племенными вождями, а должность вергобретов у эдуев, созданная по образцу должности римских консулов, не имела фактически первостепенного значения. Но различные закулисные интриги и борьба при выборах (например, военных вождей) были не менее острыми, чем в Риме. Для галльского общества характерна внутренняя раздробленность и взаимная вражда: борьба клана против клана, племени против племени, эдуев против арвернов, белгов против центральных галльских племен и т. п. — словом, bellum omnium contra omnes!
Но если подобные междоусобицы предопределяли политическую да и военную слабость Галлии, то в смысле своего экономического развития или даже более широко — в смысле развития материальной культуры Галлия едва ли заметно уступала Риму. Во всяком случае сопоставлять, как это делалось когда–то, «цивилизацию» (Рим) и «варварство» (Галлия) абсолютно неправомерно.
Общую численность населения Галлии определяют в 15 — 20 миллионов человек, что свидетельствует о плотности населения, близкой к италийской. Об этом же говорит большое количество городов, селений, а также развитие средств сообщения (дорог и морских путей).
Сельское хозяйство Галлии находилось на столь высоком уровне, что в некотором смысле превосходило италийское. Широко известно, что Италия сама не могла обеспечить Рим хлебом. С другой стороны, мы знаем, что Цезарь во время своих галльских походов целиком рассчитывал на местные продовольственные ресурсы. Было развито как земледелие, так и скотоводство. Галлы знали плуг (колесный и бесколесный), косу, жнейку.
