— Значит, рыбку нам любую достанете? Вот и замечательно. Завтра же начинайте ловить. Мы хорошо заплатим, — сказал Подлесный.

— Доста-а-нем! А за плату спасибо. Семья у меня. Ну, отдыхайте! Устали, поди? Здесь, в бане-то, спокойнее, — сказал Мухорин, поднимаясь со скамейки.

— А почему, интересно, на кордоне и вдруг такая большая и богатая баня построена? — спросил я.

— Почему? У нас тут в кварталах большие «подсочки» были. Много рабочих сосновую живицу собирали, так вот для них лесохим и построил. Старая уж стала, ремонта требует, — ответил лесник и, попрощавшись, вышел из помещения.

— Ну, «крохаль»! Видимо, рыбка нам здесь клюнет! Завтра надо под парусом сгонять и привезти сюда остальных ребят. Здесь будет наша штаб-квартира, — оживленно заговорил Подлесный.

Кроме меня, Надеждинского и Подлесного в экспедиции участвовали Женя и Илья. За ними и решил послать Подлесный наш «швертбот» под парусом. Женя — смуглая веселая хохотушка. По специальности — гидрохимик. В экспедиции производила анализы проб воды, спиртовала рыб, помогала определению питания рыб. Илья — рабочий, рыбак. Небольшого роста, расторопный парень. В экспедиции ставил и сушил сети, кашеварил, доставал продукты питания, транспорт.

Все поели и стали укладываться на ночлег. Мы с Надеждинским расположились на полу, раскинув плащ-палатку. А Подлесный долго пыхтел, расстилая на полке походную постель с подушкой и простыней. Потом он почистил зубы, намазал лицо и руки душистым вазелином и еще чем-то. Для чего-то понюхал из флакончика с нашатырным спиртом. Да что греха таить: любил наш начальник «личную гигиену», ухаживал за лицом и телом так, что любая девушка позавидует! Это в сорок лет при внушительном животике. Наша простая и веселая лаборантка Женя частенько подшучивала над ним, обращаясь, например, с таким вопросом:

— А не одолжите ли мне, Антон Варфоломеевич, губной помады и пудры «Ландыш»? Такое несчастье, я свою косметику в Уфе забыла!

...Мы уже начали дремать, когда Подлесный, наконец, закончил свой туалет и, забравшись на постель, довольно завозился.

— Вот теперь и поспим, — донеслись его слова.

И вдруг... что-то треснуло, шумно грохнулось,

Плеснулось и рядом раздались испуганные, приглушенные выкрики:

— Ох! Бр-р-р... Что там?

Мы подскочили, сели и... обомлели! Наш начальник барахтался в глубокой яме под обвалившимся полоком. Но вот, дико вращая глазами, он поднялся и начал карабкаться к нам, весь измазанный вонючей грязью!

— Ближе к печке держитесь, к печке! Вы извозите жижей и нашу постель, — закричал опомнившийся Надеждинский, помогая Подлесному выбраться из ямы.

— Бегите скорее в озеро, обмывайтесь! — закричал и я.

Подлесный вылез и, ничего не говоря, выскочил; из бани. Мы взглянули друг на друга и, как по команде, залились дружным смехом.

— Вот тебе и душистый вазелинчик! — закатывался Надеждинский, покачиваясь и поджимая живот.

— Хорошо, что здесь нет Жени. Она бы заболела от смеха! — сказал я успокаиваясь. — Что теперь с его постелью будет!

— Пусть лежит в яме до утра...Ик! Он завтра совсем выбросит ее, разве отстираешь? Ик! — еле ответил товарищ. От гомерического смеха у него открылась икота.

Около часа Подлесный отмывался в озере. Продрогший и сконфуженный забежал в баню. Молча растерся мохнатым полотенцем и забрался спать к нам в середину. Этим и закончился наш первый вечер в, «штаб-квартире» на кордоне.

«Крохаль» и его ребята завалили нас рыбой. Глядя на их богатые разнопородные и разновозрастные уловы, мы невольно поражались. Вот это рыбаки! Как они прекрасно знали озеро, тропы, повадки пищу рыб!

Придут, поставят улов и с жадным любопытство наблюдают за тем, что мы с ним делаем. Как про изводим промеры рыб, определяем содержимое желудков или возраст и пол. Однажды Мухорин спросил:

— Как вы у рыб года-то считаете?

— А как вы в лесном хозяйстве определяете возраст дерева? — задал я встречный вопрос.

— У дерева? По кольцам на поперечном срезе. Но тут надо уметь. Кроме крупных годичных колец есть еще и мелкие, они не в счет.

— Ну вот. Мы тоже по кольцам считаем на чешуе или костях. И тоже надо уметь. Кроме годовых колец есть и другие, которые новичка могут попутать.

— К примеру, у ерша как? У окуня, чебака либо щуки?

— У ерша хорошо видны кольца на отшлифованном слуховом камешке-отолите; у окуня — на жаберной крышке; у чебака — на очищенной обезжиренной чешуе, а щука... тут лучше позвонки, — сказал я.

— Вот как? По-разному, значит. А можно в трубку посмотреть? — спросил Мухорин, показывая на сильную лупу.

— Можно, — согласился я и показал ему разные чешуйки, кости рыб.

— Интересно. В деревне Верхние Караси у меня сват живет. Еще до революции, когда молодой был, поехал он с товарищем острожить. И вот встретили они большую щуку. Как бревно стоит! Испужались, а потом сват как ударил этого черта острогой. Что тут поднялось, мать честная! Страсть! Рванула рыбина и понесла, а сват за острогу-то держится, не отпущает. Всю ночь возила их эта щука по озеру. А как солнышко взошло, упарилась вконец, остановилась. Тут ее топором и добили, привезли в деревню. Страшно смотреть! Вся, говорили, мошком заросла, зубы как у бороны. Уж сколько она весила — не знаю. Одни говорили, что три пуда, другие — пять. Из брюха-то, сказывали, трех гусей заглотанных вытащили! Вот оно как. Ладно, а куда с такой рыбиной летом в деревне деваться? Продать? А кто купит? Почти каждый про себя промышляет. Разрубил сват добычу на части, да и роздал друзьям-приятелям. Ешьте!

Та-ак. Через долгое время поехал я в деревню с женой и дочкой Аленкой. Зашли к свату. И вот Ален-ка увидела на стене какие-то косточки. Нанизаны они на шнурке, да на гвоздике, как бусы, и висят. Известное дело, Аленка моя — ребенок. Дай ей эти косточки и все. Даже в слезы пустилась.

— Что это у тебя? — спросил я свата.

— Позвонки от той большой щуки, — ответил он. Снял костяные бусы с гвоздика и отдал Аленке.

Так щучьи позвонки и попали ко мне. Наверное, и сейчас где-нибудь валяются. Вот бы у этой рыбины года подсчитать! Лет сто потянет, нет? — спросил Мухорин, закончив рассказ о чудовищной рыбе.

— Таких щук не встречали, — сказал Подлесный, — принесите позвонки, попробуем разобраться.

— Нет, это же очень интересно! Проверка народного сказа о чуде-юде, которое трех гусей заглотило. Несите скорее, товарищ Мухорин! — возбужденно вскрикнула Женя и даже захлопала в ладошки.

Через час лесник возвратился.

— Вот, нашел! — сказал он, передавая Подлесному связку внушительных костей.

Мы занялись находкой. Сильно пересохшие позвонки распаривали, обрабатывали спиртом. В конце концов добились того, что годовые кольца ясно обозначились. Произвели расчет темпа роста... Через день Подлесный объявил:

— Да, щука редкостная, музейная... Ей было от тридцати до тридцати пяти лет. В центре-то позвонков пробиты дырки, точнее не определить. Вес ее должен быть примерно до двадцати пяти килограммов!

— Только? — разочарованно произнесла Женя. — Значит, гусей она не заглотила?

— Нет, гуси ей не под силу. Сказ о щуке частично разбивается, — с улыбкой ответил Подлесный.

— Как жаль, — вздохнула Женя. — Возможно, ваш сват пошутил?

— Значит, приврал мой сват! Бывает это у него, бывает, — сказал Мухорин, почесывая в рыжей бородке.

— У страха глаза велики, — вставил Надеждинский.

— Нет, товарищи, щука все же была громадная. Длина ее была почти полтора метра. Бревешко, правда? И легкую лодку какое-то время вести за собой она могла. Так что сват не все приврал. Вот с гусями, конечно, скандал получается. Далеко этой щуке до крокодила, — сказал Подлесный.

Все рассмеялись.