— Как я и ожидала, ему не понравилась эта идея, — произнесла она со вздохом.
— Вы действительно этого ожидали? — спросил Джеймс удивленно, ему ведь не были известны ее отношения с отцом.
— Отец ненавидит, когда ему навязывают помощь, — сказала она, а про себя подумала: особенно если эта помощь исходит от меня. — Он оспаривал все доводы, которые я ему приводила, до тех пор, пока не сказала, что он попросту зря тратит время, потому что, если я решила остаться, я это сделаю — желает он того или нет.
— Мне он говорил совсем другое.
— Вот как? Возможно, у вас с моим отцом отношения лучше, чем у меня. — Сказав это, Элли тут же сильно покраснела.
— Сомневаюсь, и мне кажется, что ваше волевое решение остаться здесь может принести больше пользы для вас обоих, чем вы сейчас думаете.
Вообще-то она и сама знала, что это так, но решила больше не заострять на этом внимание. Разговоры об отце всегда заставляли ее чувствовать себя последней неудачницей, несмотря на то что во всех остальных отношениях она добилась успеха.
— А когда, — спросил Джеймс, — вы собираетесь отправиться в Лондон?
Элли пожала плечами. После нескольких бокалов вина с прекрасной рыбой она чувствовала себя не так скованно, как раньше,
— Я думаю, где-то на неделе. Сначала мне бы хотелось навести порядок в доме.
— Мне казалось, там не должно быть большого беспорядка, — сказал Джеймс удивленно.
— Да нет. — Она нахмурилась. — Просто нужно кое-что подправить тут и там. — Обстановка в их доме почти не изменилась со времен ее детства. Комнаты по-прежнему оставались молчаливыми свидетелями того, что в них живет человек, который абсолютно равнодушен к быту и который вполне довольствуется элементарной чистотой и порядком. Элли понимала: если она начнет что-то делать в доме, это сможет отчасти сгладить шероховатости в отношениях с отцом.
— И вы планируете закончить работу в доме до конца недели? Звучит довольно самонадеянно.
— Вы шутите? — рассмеялась Элли, потому что чувствовала себя слишком довольной и расслабленной, чтобы затевать какие-либо споры. — Завтра я съезжу в Дублин, подберу какие-нибудь обои. Если потребуется, я всегда могу нанять декоратора, чтобы он закончил начатое.
— Мне казалось, что деловые женщины вроде вас не имеют времени даже для таких простых занятий.
— Я не собираюсь спорить с вами, Джеймс, — заметила она мягко. — Вы абсолютно правы. У деловых женщин ни на что нет времени. — Она допила вино, отставила пустой бокал и продолжила: — Не то чтобы мне не хотелось сделать это самой. Мне вправду хочется. Просто очень трудно угнаться за всем.
Он внимательно и серьезно посмотрел на нее, а потом сказал:
— Я собираюсь в Лондон в четверг, вы бы вполне могли полететь со мной на моем самолете.
— Да нет, спасибо, в этом нет нужды. — Элли была уверена, что не хочет оставаться наедине с Джеймсом Келлерном. Два часа во время обеда в людном месте — это еще куда ни шло, однако два часа в воздухе, наедине — это уж слишком.
— Почему нет? — спросил Джеймс игриво
Он откинулся на спинку стула, подозвал официантку, чтобы заказать кофе, и, не отрывая глаз от лица Элли, сложил руки на груди.
Его движения могут быть очень многозначительны, подумала Элли. Если бы он подался вперед и начал уговаривать ее в доверительной манере, то, конечно, она нашла бы массу причин обратить этот разговор в шутку и отказаться. Однако сейчас она чувствовала себя как бабочка, приколотая булавкой, и не могла придумать, что ответить Джеймсу.
— Так почему? — Он настаивал. — Вы что, боитесь меня?
— Конечно, нет. Чего мне вас бояться? — Она попыталась вложить в свой ответ изумление и безразличие в равных пропорциях, однако об-наружила, что ее голос звучит заинтересованно, а отнюдь не безразлично.
— Ну, потому, что я мужчина?
— Не говорите чепухи. Я взрослая и достаточно опытная женщина.
— Может быть, в профессиональной области, но в области личных отношений, мне кажется, вы сторонитесь мужчин.
— С чего вы взяли? Я, между прочим, в свое время была даже помолвлена.
Похоже, он не слышал об этом.
— По-видимому, помолвка мешала вашей работе, — заметил он спокойно и, не дождавшись ее ответа, продолжал: — Но меня вам бояться нечего.
— Я уже сказала вам, что не боюсь. И поскольку мы соседи, надеюсь, что у нас будут добрые дружеские отношения. И при чем тут страх? Чего мне бояться?
— Неужели вы не боитесь, что я могу наброситься на вас? У меня такое чувство, что вы представляете, как я пристаю к вам и как вы реагируете на это.
Наступило короткое молчание, показавшееся им, однако, очень долгим.
— Знаете, вы не мой тип, — продолжил Джеймс после паузы. — Я ведь был женат на деловой женщине вроде вас, так что у меня есть кое-какой опыт.
Элли посмотрела на него в недоумении.
— Вы говорите так, будто любая женщина, которая работает, не заслуживает внимания. Вспомните: мы живем в двадцатом веке!
— Я имел в виду не женщин, которые работают, — хладнокровно сказал Джеймс. — Я говорю о женщинах, которые делают карьеру.
— А что плохого, если женщина хочет добиться чего-то в жизни?
— Абсолютно ничего.
— У меня тоже был опыт общения с мужчиной вроде вас, и я бы врагу такого не пожелала.
— Да неужели? — Он даже слегка подался вперед.
А она готова была ударить себя за то, что эта фраза вырвалась у нее.
— Здесь прекрасно кормят, — повернула она разговор и бросила на него холодный как сталь взгляд.
Джеймс слегка улыбнулся.
— Не напрягайтесь, — сказал он беззаботно. — Я не собираюсь копаться в вашем прошлом. Мне все равно, что вы делали, чего не делали и что вы делаете сейчас. Но зато мне не безразлична судьба вашего отца. Я собираюсь проконтролировать, как вы выполните ваши обязанности дочери, а затем можете лететь в Лондон к своему бойфренду и к своей работе.
— Должно быть, вы помешались, если возомнили, что можете указывать мне, что делать.
Он улыбнулся ей, но в этой улыбке не было ничего веселого, просто определенная доля уверенности в себе, и это разозлило ее.
— Я, как и обещала, останусь здесь, пока не найду замену доктору Сельверну. У меня своя жизнь, и мне нужно вернуться к ней.
— Небольшая поправка. Вы рассматриваете вашего отца как случайную обременительную проблему. Я не могу заставить вас думать по-другому, но и не позволю вам вернуться в Лондон до тех пор, пока вы не проникнетесь тем, что на самом деле делается здесь.
— Вы не позволите мне? Да кем вы себя считаете?
— Человеком, которому знакомо слово «сострадание».
Элли почувствовала, что покраснела. Она не стала повышать голос. Она не любила кричать, но сейчас, черт возьми, почувствовала, что теряет над собой контроль. Да как он смеет так говорить?!
— А я, значит, хоть и врач, но лишена чувства сострадания! Ведь именно это вы хотели сказать?
— Я думаю, что сострадание, как и милосердие, начинается дома.
Они уставились друг на друга, и Элли поняла всю бесполезность дальнейшего спора. Не стоило тратить силы, чтобы переубеждать его. Она опустила глаза и крепко сжала руки в кулаки. Черт с ним, пусть Джеймс думает, что выиграл этот раунд. Но если он решил заставить ее остаться здесь навсегда, то зря тратит слова.
— Уверяю вас, я всем сердцем сочувствую отцу. — Она попыталась улыбнуться.
— Ну и отлично. Теперь о другом. Я улетаю довольно рано утром в четверг, около семи. Так вы присоединяетесь ко мне?
— Да, пожалуй, — сказала Элли, овладев голосом. — Если, конечно, вы уверены, что хотите взять меня с собой.
Она встала, чтобы выйти в туалет. Стоя перед зеркалом в дамской комнате и подкрашивая губы, Элли подумала: если она собирается остаться здесь на месяц, ей незачем поддерживать с Джеймсом эти нелепые отношения. Ни к чему подпускать его так близко.
Вся ее жизнь подчинена строгому расписанию, и это повелось с детства. Ее отец всегда был человеком неразговорчивым и властным, он послал ее в пансион в семь лет, и с раннего возраста она научилась быть независимой и целеустремленной. Несмотря на то что между ней и отцом не было сказано ни слова, она сама догадалась, что способность добиваться успеха — это та единственная вещь, которую отец хотел бы видеть в ней.
