Пока я шел от таксофона к винному магазину и покупал две бутылки вина, у меня созрел план. За время моего отсутствия Крейс не поменял своего положения в кресле. Я откупорил бутылку ароматного белого вина, наполнил один бокал и протянул его старику. Тот молча взял бокал.

— Я только что узнал очень плохие новости, — сказал я, садясь рядом с Крейсом.

Он поднял голову, посмотрел на меня.

— Пока я ходил, мне позвонили на мобильный. Мама. Умерла ее мама — моя бабушка.

На самом деле она умерла несколько лет назад, а вторая моя бабушка скончалась еще до моего рождения. На мои глаза навернулись слезы.

— Мы были с ней так близки. Даже не верится. О боже, ну и хорош же я…

Я почувствовал влагу на своей щеке и в уголке рта ощутил солоноватый привкус.

— Простите… я не хотел…

Крейс поднял с колена руку, поднес ее к моему лицу и с беспредельной нежностью отер слезу на моей щеке.

— Бедный мальчик… бедный, бедный мальчик, — произнес он.

От этих его добрых слов, проявленной чуткости я расплакался. Крейс поверил мне, и я чувствовал себя последним негодяем. Но выбора у меня не было.

— Мама хочет, чтобы я приехал домой на похороны, а я знаю, что вы не любите оставаться один. Я мог бы не ехать, но…

— Конечно, вы поедете, это не обсуждается. Что уж тут скажешь?

— Но как же вы? Кто будет…

— Не волнуйтесь, Адам. Договоритесь с кем-нибудь из продавщиц, чтобы мне приносили продукты. Вы обязаны поехать. За меня не тревожьтесь.

— Но я чувствую себя так ужасно. Хотя, если честно, я постараюсь быстро обернуться. Через неделю, не позже, уже буду здесь.

Я думал, Крейс сейчас вспылит, но он лишь с жалостью посмотрел на меня.

— Не торопитесь. Я справлюсь.

— Спасибо, Гордон.

— Какая она была, ваша бабушка? Ох, простите… ужасная бестактность с моей стороны. Вы, наверно, не хотите говорить о ней.

— Нет, все нормально. Как раз наоборот. Думаю, мне станет легче, если я поговорю о ней. — Я вытер глаза, нос, шмыгнул пару раз. Я и впрямь очень расчувствовался. — Она была замечательная женщина, особенная. Ее звали Сара. Передовая, ей бы чуть позже родиться. Невероятно энергичная, задорная. Всегда готова была выпить бокал шампанского, даже в свои девяносто два. А когда ей шел уже восьмой десяток, по-моему, она даже на шпагат садилась…

При этом воспоминании, которое не было выдумкой, я рассмеялся. Крейс улыбнулся.

— Похоже, вы и впрямь с ней были очень близки.

— Я с ней был ближе, чем с родителями, даже с мамой.

— Должно быть, она действительно была замечательная женщина.

— Да. Я помню, как она гладила меня по волосам, когда я был ребенком, пропускала их через пальцы, говорила, что они, как золотая нить.

— Когда похороны? — спросил Крейс.

— На следующей неделе. День еще не назначили.

— Значит, вам срочно нужно ехать?

— Да, наверно. Но, если вы против, я останусь. Честное слово.

— Вы и в самом деле остались бы, Адам, если б я попросил? — Крейс с изумлением посмотрел на меня. Мне показалось, он даже был польщен.

— Да, конечно. Я знаю, как для вас важно, чтобы рядом был человек, которому вы доверяете.

Он задумался, будто бы принимая решение. Интересно, что я скажу, если он и впрямь попросит меня остаться?

— Нет, хоть я и эгоист, такой жертвы я потребовать от вас не могу. Это было бы слишком. — Он стал подниматься с кресла. — Ладно, пойдемте собирать ваши вещи. Вам нужно успеть на самолет.

Доверие в его глазах было невыносимо. Я чувствовал себя подлецом. Мне было бы гораздо легче, если бы Крейс держался со мной холодно, или рассердился бы, или с подозрением отнесся к моему решению вернуться в Англию. Но он, казалось, понимал, что смерть бабушки для меня тяжелая утрата, словно он тоже некогда испытал подобные чувства. На мгновение я позабыл, что он, возможно, убийца. В этот момент я сам чувствовал себя преступником.

Мы говорили обо всем понемногу, пока я паковал свои вещи. Собираясь уложить пакет с туалетными принадлежностями в рюкзак, я глянул в него и увидел свой блокнот. Он был открыт. Пакет выпал у меня из рук, его содержимое рассыпалось по деревянному полу.

— Вы немного нервничаете, дергаетесь. Это вполне естественно, — произнес участливым тоном Крейс. — Ведь вы переживаете сильное потрясение.

— Да. Простите. — Я наклонился, подбирая с пола пену для бритья, зубную пасту и кусачки для маникюра. Пачка лезвий лежала у ноги Крейса.

Наши взгляды встретились.

— Вот, держите. — Крейс поднял лезвия и отдал их мне. — Вы же не хотите их забыть. Нет, это вполне нормальная реакция на горе. Вас даже может тошнить. Вас тошнит, Адам?

— Да… н-немного, — неуверенно произнес я, бросая лезвия в пакет, который я положил в рюкзак, на блокнот.

— Дрожь, тошнота, смятение, глупые мысли — все это будет мучить вас следующие несколько часов или даже на протяжении нескольких дней. Поэтому берегите себя. Больше отдыхайте. Выпейте чего-нибудь, чего-нибудь крепкого — виски или коньяк, — если думаете, что это поможет.

Неожиданно вид у него стал несчастный.

— Даже не знаю, как мы будем держать с вами связь. Это ужасно.

Меня терзало чувство вины. Казалось, мой план написан у меня на лице, и Крейс это видит.

— Вот, возьмите. — Я дал ему свой мобильный телефон, чтобы облегчить совесть. — На тот случай, если понадобится. Да и я смогу звонить вам.

— Бог мой, да я же не знаю, что с ним делать.

— Славное, пусть он всегда будет включен, — сказал я, доставая из сумки зарядное устройство. — А когда заряд кончится, вставьте это в розетку. Тогда я смогу все время быть с вами на связи.

— Вы уверены? — спросил Крейс, немного повеселев.

— Да, конечно. Когда прилечу, в аэропорту я сразу возьму себе на прокат другой телефон.

— Вы очень любезны. Позвольте и мне сделать для вас кое-что. Возьмите. — Он протянул мне деньги. — Это покроет стоимость телефона и некоторые ваши затраты. И я хочу оплатить ваш перелет. Туда и обратно.

— Нет, Гордон, на такое я не могу согласиться. Это уже чересчур.

— Нет, я настаиваю. В любом случае, я действую исключительно из эгоистических побуждений. По крайней мере, я буду знать, что вы вернетесь.

Сказав это, он рассмеялся.

— Вы невероятно добры. Спасибо. Только я пока не знаю, в какой именно день смогу вылететь назад.

— Ах, ну да, понимаю. Конечно. — Крейс попытался скрыть свое разочарование. — А вы сейчас забронируйте билет, а потом, если потребуется, поменяете дату вылета. Да, так и сделайте.

— Вы правы. Спасибо.

После того как я позвонил по своему мобильнику в аэропорт и показал Крейсу, как пользоваться таким телефоном, мы выпили по бокалу вина. Я договорился с Лючией, юной дочерью хозяйки булочной-кондитерской, о том, что она будет приносить продукты Крейсу в мое отсутствие, и затем вызвал водное такси. Мы с Крейсом спустились во внутренний дворик. Солнце закатывалось за горизонт, дробясь на миллионы галлюциногенных ярких лучиков, которые окрашивали каменную кладку в сюрреалистический узор из розовых, лиловых и кроваво-красных оттенков. Доносившийся с улицы плеск воды усиливал фантасмагорическое впечатление. Все казалось призрачным, каким-то чуждым, будто я наблюдал происходящее с некой отдаленной точки или смотрел на свое отражение, проецирующееся на большой экран.

— Мне будет вас не хватать, Адам, — проговорил Крейс. — Мне кажется, что за последние несколько дней благодаря всем этим разговорам мы лучше узнали друг друга. Мне было трудно говорить о прошлом, и в какой-то момент я подумал, что не смогу продолжать, но на самом деле мне это помогло. А вам? Вы тоже чувствуете, что вам это помогло?

— О да, несомненно, — ответил я. — Для меня многое прояснилось. Встало на свои места, так сказать.

Крейс едва заметно улыбнулся.

— Не удивлюсь, если это даже настроит вас на творческий лад. Помнится, последний раз, когда мы говорили об этом, вы сказали, что роман у вас пока не очень идет.