– Только мы, боги, всезнающи, мой дорогой Тенхо, – снисходительно ответил Джеральд. – Поэтому простому королю не следует стыдиться своей человеческой слепоты.

– Да, должен сказать тебе, до сего момента я даже не слышал о ведьмах.

– Тебе повезло. Чем меньше кто-либо слышит об этих тварях, тем лучше для него. Итак, как зовут эту женщину?

– Ее зовут Эвайна, – ответил Тенхо, – а еще ее зовут Хозяйкой Гробницы Петра, после того как она ею завладела.

Тогда Джеральд осушил четвертый кубок, икнул и сказал:

– Твой случай, дорогой друг, хотя и сложный, но не совсем безнадежный. Ибо я принес с собой юность, и я оживлю ваши увядшие носы. Я знаю достаточно, чтобы справиться с любой ведьмы. Я даю вам свое божественное слово, что вы избавитесь от этой ведьму. Да, Литрейя будет очищена от ведьм, даже если для того чтобы снять ее сглаз, мне придется строить ей глазки.

– Будь так любезен, – сказал несколько сбитый с толку Тенхо, – повтори то же самое, только помедленнее.

Джеральд выполнил его просьбу, а затем продолжил:

– Да, клянусь тебе самой священной клятвой наших Диргических небес – клятвой, известной только богам, поэтому, мой милый друг, я надеюсь, ты простишь меня за то, что я не буду произносить ее вслух – клянусь, что и эта ведьма и зеркало будут подвергнуты моей божественной инспекции.

– Да, но я должен тебе сказать, – ответил Тенхо, выглядевший еще более встревоженным, – что тот, кто посмотрит прямо в это зеркало, будет превращен в два камня. Поэтому оно спрятано в гробнице Петра и накрыто покрывалом. Конечно же, ни один человек еще никогда не осмеливался даже приблизиться к нему.

– Тогда, откуда же вы знаете, что зеркало превращает человека в пару камней, если никто еще никогда не осмеливался к нему подойти?

– Да, но зеркало вынуждено превращать людей в два камня, потому что таков закон. Это вовсе не вина зеркала. Конечно же, ты, кто божественен, всезнающ и уже достаточно пьян, чтобы у тебя начало двоиться в глазах, это хорошо понимаешь.

– Насколько я могу судить, исходя из твоих объяснений, зеркало невиновно перед лицом неумолимых законов физики. Боги также не подчиняются закону природы, которым подвластны люди.

– И люди держатся подальше от зеркала, потому что знают этот закон. Неправда ли, это тоже весьма естественно?

– В некотором смысле, да. Но как они могут быть уверены, что этот закон действует?

– А что они могут поделать? Как может кто-либо не знать один из наших древнейших и самых известных законов, который пришел к нам из источников столь возвышенных и почтенных, что они старше самой истории.

– Кто же, в таком случае, установил этот закон?

– Откуда же мне знать, если, как я уже сказал, этот закон древнее, чем любая писаная история.

– Но в тысяче фунтов закона не найдется и унции удовольствия, и существует слишком много законов, – сказал Джеральд, уныло склоняя свою рыжую голову над золотым кубком. – Законы бывают писаные, неписаные, международные, военные, морские и церковные. Есть закон среднего числа, салический закон, закон Гримма об превращении согласных. Существует еврейский священный Закон, призовой закон, есть некий Джон Ло, который первым стал разрабатывать природные богатства Миссисипи, а также Вильям Ло, который был великим мистиком. В логике есть законы мышления, так же как в астрономии, физике и политэкономии есть хорошо известные законы Кеплера, Прево и Грешэма. In fine, законы существуют везде, и очень часто они представляют собой досадную помеху. Тот, кто обращается к закону, теряет время, деньги, покой и друзей. Закон – это лотерея, закон – это бездонная яма, закон – это осел, который всех бьет хвостом по лицу. Поэтому очень может быть, мой дорогой друг, что в мире, столь переполненном законами, твой закон избыточен и поэтому ложен.

Но логика Джеральда не убедила Тенхо. Он возразил:

– Я знаю не больше твоего о том, о чем ты говоришь. Но я знаю, что, – тут Тенхо мрачно икнул, – суть от этого не меняется.

– Это верно, – согласился Джеральд, – ничто не меняется.

– Поэтому зеркало будет превращать в пару камней каждого, кто в него посмотрит, хотя я и не знаю, как это повлияет на стоимость коробка спичек в аду, потому покуда будет существовать такой закон, ни один человек не посмотрит в это зеркало.

– Однако ответьте мне на один простой вопрос! Если некто интеллигентный и не суеверный посмотрит в это зеркало и вернется назад не превращенный в камень и ни в каком отношении не потерпевший ущерба, докажет ли это вам абсурдность такого закона?

– Разумеется, нет! Это докажет только то, что человек – лжец. Очевидный факт, что он не был превращен в пару камней, в любом из наших судов и в любой уважающей закон стране будет законным доказательством того, что он никогда не смотрелся в Зеркало Двух Истин.

– Что ж, отлично! – сказал Джеральд. – Нет, спасибо, дорогой друг, больше ни капли! Пойдемте в храм! И давайте поддерживать друг друга под руку, а то ваше прекрасное вино, кажется, ничего не делает вполне отчетливым.

Тогда важный, седобородый король и рыжеволосый бог пришли к Храму Священного Носа, они вступили в него рука об руку в сопровождении королевской свиты. А когда они приблизились к алтарю, навстречу им вышла жрица с ктеисом, то есть большим медным гребнем в руке, который она протянула Тенхо. Король взял его, разделил ее волосы посередине пробором и произнес Заклинание Входа.

Тенхо сказал: «Я вхожу, гордый и прямой. Я беру источник моего наслаждения властно, бездумно, и никто не карает меня...»

– Пока что, – ответила главная жрица.

– Но через три месяца, – сказал Тенхо, – еще через три месяца, и еще спустя три месяца неизбежно придет мститель и будет смеяться надо мной, принимая мой видимый облик и подражая моим действиям.

По завершении церемонии все они проследовали в святая святых, и три жрицы подвели Джеральда к стоявшему там съежившемуся и сморщенному идолу.

Джеральд присвистнул.

– И вы зовете это... носом? – спросил Джеральд.

– Именно так, сударь, – ответила жрица. – Как и все прочие хорошо воспитанные люди.

– Но я бы, скорее, сказал, что это совсем другой орган, – заметил Джеральд, обыкновенный цвет лица которого теперь подвергся ощутимому воздействию прекрасного вина Тенхо.

– Это не в наших обычаях, – ответили ему.

– Тем не менее, – сказал Джеральд, важно покачав своей рыжей головой, – тем не менее в писаниях Протестантской Епископальной Церкви сказано, что как корабль в бурлящей пучине морской управляется малым кормилом, так и человек в море житейском руководствуется маленьким членом.

– Но, сударь... – сказали они.

– И об этом члене отцы апостольские невысокого мнения. Этот член портил девственниц, его завоевания запятнаны кровью, о нем сожалеют вдовы, и он обманывал мудрейших и старейших из людей. In fine, красный цвет стыда, присущий этому члену, вполне подходит к его нечестивой истории.

– И все-таки, сударь, – отвечали они.

– Это член, переполненный гордыней и дикостью. Справедливо сказано, что всякий зверь, птица, пресмыкающееся и тварь морская могут быть приручены человеком; но ни одни человек не может укротить этот член, ибо то член неуправляемый, безжалостно преследующий добычу свою; непокорный член, выдающийся повстанец; член, полный смертельного яда.

– Тем не менее, сударь... – сказали они.

– Поэтому член, выставленный здесь, не достоин поклонения. И не подобает вам в Литрейе почитать это сморщенное подобие языка, хотя вы и называете его носом.

Они ответили:

– Что наверху, то и внизу, сказал величайший мистик. Вы должны понять, сударь, что хотя во всем, что вы говорили, много благочестия и широкой эрудиции, однако «нос» имеет свои дополнительные значения в языке и свое четкое соответствие в анатомии.

– Я совершенно не понимаю смысл этого изречения, и не вполне разумею, что вы хотите сказать. Просто я знаю, что в соответствии с речениями Святого Иакова Праведного и согласно писаниям Протестантской Епископальной Церкви, этот орган называется языком. Но я признаю, что этот язык, который ваши языческие предрассудки заставляют вас называть носом, находится в очень плохом состоянии. Однако я дал божественное слово Светловолосого Ху, Помощника и Хранителя, что спасу и сохраню этого идола. Итак, давайте посмотрим, что тут можно сделать.