Наташка таки купила билеты и пошла на спектакль вместе с мужем, с Вовчиком. Кристина под страхом смерти запретила ей каким-нибудь образом дать знак Чернышеву, что она там, ведь Валерка прекрасно знал Наташку, и когда-то у них были очень теплые дружеские отношения. А в душе надеялась, что Наташка ослушается ее запрета и непременно встретится с Валеркой. И тогда он поймет свою ошибку, если до сих пор не понял.
Сама же Кристина в этот вечер, словно по заказу, была приглашена на прощальный ужин. Ирочка Николаенко, ее коллега и в некотором роде подруга, выходила замуж и уезжала в Комсомольск-на-Амуре. И если дни рождения они отмечали, в основном, в родном БТЗ (бюро труда и зарплаты), закрывшись в обеденный перерыв в кабинете теплой компанией, то грядущее замужество и переезд в другой город — куда более серьезный повод для пьянки, нежели день рождения, а потому Иркину отходную праздновали у нее дома, по всем правилам.
Вообще-то Кристина предпочитала посиделки на рабочем месте. Конечно, это вроде как нарушение если и не закона, то как минимум трудовой дисциплины. И тем не менее было так приятно отвлечься от будничной монотонности и скуки рабочего процесса! И вообще их инструментальный цех словно был создан для таких посиделок. Судите сами. Нормировщиков обычно рабочие не любят, за то что те постоянно урезают им нормы, суть зарплаты. Но в инструментальном цехе практически не было утвержденных норм, потому что крайне редко попадались одинаковые заказы. Изделия менялись с завидной регулярностью. Цех изготавливал штампы и прессформы для всего завода. А потому каждое изделие было в некотором смысле уникально, а потому оценивать работу нормировщицам приходилось скорее "на глазок", нежели по жестким нормативам. А потому так или иначе, но практически постоянно все мастера цеха ходили у нормировщиц в должниках. А чем мастер может расплатиться? Естественно, спиртом. Не техническим, а очень даже пригодным для внутреннего употребления. Оставалось только сбегать в столовку за рыбными котлетами, а еще лучше — домой за нехитрой закуской, например, принести картошечки и сала, которое всегда имелось у Надьки Майоровой. А картошку не надо было даже варить, ведь в цехе имелся термический участок, и за несколько минут ребята устраивали нормировщицам шикарную печеную картошечку!
Не надо думать, что на работе они только и делали, что пьянствовали. Сугубо иногда, по уважительной причине. В БТЗ их было шесть человек вместе с начальником, вот все шесть дней рождения и справляли на работе. Ну там, еще праздники календарные. И лишь изредка без повода, просто так. Когда мастерам выдавали спирт и они одновременно сносили долги нормировщицам. В общем, случалось, чего там. Но не слишком часто.
Может быть, поэтому Кристина и не хотела увольняться с завода? Вряд ли. Да нет, конечно же нет. Просто… По складу характера она была скорее консерватором, и очень тяжело переносила какие-то изменения в жизни. Вот как пришла в цех после техникума, как села в БТЗ за один стол, так и сидела за ним уже много лет. Был, правда, перерыв на несколько месяцев, это когда она уволилась из-за начавшихся сплетен. А другую работу так и не успела найти. Вышла замуж, некоторое время посидела дома, а потом от скуки, а вовсе не ради зарплаты, вернулась на работу. Коллектив знакомый, работа — тоже. И пусть работа довольно скучная, и пусть коллектив не особо дружный… Но вообще-то, положа руку на сердце, не так уж и часто допекали Кристину сплетнями. Зато редкие посиделки так сплачивали коллектив, что уходить в другое место почему-то не хотелось. Да и завод ведь совсем рядом с домом, так стоило ли менять шило на мыло?
В общем, в этот вечер Ира устраивала отходную. И это было просто замечательно, иначе Кристина просто извелась бы дома, ежеминутно представляя, как Наташка нарушает собственную клятву и мило беседует с Чернышевым. А так…
Вечер прошел замечательно. Нельзя сказать, что они сильно напились — нет, все было чинно-благородно, все люди ответственные, каждый прекрасно знает свою норму. А потому все были просто навеселе, всем было хорошо. Никто не буянил, не бил посуду. Посидели, поели, попили, попели песенки. А часов в одиннадцать засобирались домой — пора и честь знать.
Идти было недалеко. Да и сложилось так, что гости едва ли не полным составом отправились в сторону Олегушки — пятеро из приглашенных жили именно там. А потому идти было совсем нескучно и нестрашно, несмотря на плохую освещенность улицы. Автобуса ждать не стали — неблагодарное это дело, а идти-то всего полторы остановки. Правда, задача усложнялась тем, что идти пришлось под проливным дождем. Да дождем во Владивостоке разве кого-нибудь испугаешь? Каждый при зонте, в плаще. Можно сказать, родная погода.
Шли, шутили, смеялись. Когда поравнялись с остановкой "Олега Кошевого", как раз напротив заводской проходной, вдруг куда-то пропала Любаша Слободская. Не ушла, не покинула дружную компанию, а именно пропала. Буквально как сквозь землю провалилась. Шла, шла рядом, и вдруг — рраз, и нету. Исчезла. Покрутили головами — нету. Только Любкин зонтик одиноко плывет впереди. Именно плывет, не валяется. И только потом увидели Любкину голову.
Собственно, вряд ли это приключение можно списать на то, что компания была не особа трезва. Пожалуй, в подобную ситуацию мог вляпаться любой, даже заядлый трезвенник. Просто впритык к тротуару, на проезжей части дороги в очередной раз выкопали яму. Скорее даже не яму, а длинный, метров пятнадцати, ров. Да еще и глубиной не менее полутора метров. А если бы более? Да без компании? Ведь запросто утонуть можно было бы! Ведь остановка находится в самой низине, и вся вода с Окатовой хлынула сюда. Вода залила ров, сгладив его без следа, а ограждений во Владивостоке никто отродясь не ставил. А впятером на тротуаре компания не умещалась, да и благодаря ливню граница между дорогой и тротуаром была напрочь скрыта под водой, вот Любаше и не повезло — она шла крайняя, потому и ухнула в ров. Опомниться не успела, как оказалась в воде по самую шейку. Зонтик выронила, он и уплыл вперед.
В общем, хохоту было! Любаше-то, наверное, не очень и смешно: вода-то холодная, начало октября, как-никак. Не говоря уже о том, что грязная. А плащ, между прочим, светлый. Был. Однако же все были в изрядном подпитии, потому хохотали дружно, даже сама Любаша. А попробуй-ка вытащи хохочущую восьмидесятипятикилограммовую женщину из ямы, да еще когда опереться не на что, ведь как бы несчастная ни старалась, а упереться в землю не могла — глина буквально расползалась под ногами.
Любашу, слава Богу, вытащили. Но ведь нужно было ее видеть! Ведь бомжи выглядят куда чище и приличнее, чем Любаша после дружеских посиделок! А дома строгий муж и двое детей! Пришлось идти всей компанией к Слободским, чтобы отмазать коллегу от сурового покарания.
К дому Кристина добралась в начале первого ночи. Из пятерых она оказалась последней, жила в самом дальнем доме, потому шла одна. Зато настроение, вопреки обыкновению, просто замечательное. Забылись проблемы, осталось только веселье после неожиданного приключения. Правда, и Кристинин плащ несколько пострадал от него, но благо, что кожаный, достаточно будет тряпочкой протереть.
Напротив подъезда, на некоторой возвышенности, прямо под деревом, стояла машина. Да мало ли машин вокруг? Стоянок-то не хватает, гаражей — тем более. А машин в городе развелось — пруд пруди. Правда, эта машина отличалась от остальных включенными фарами. При Кристинином приближении к подъезду фары резанули глаза — водитель включил дальний свет, и Кристина чертыхнулась про себя, споткнувшись о бордюр и едва удержавшись на ногах. Зонтик отклонился в сторону, и тугие струи дождя тут же упали на лицо, поставив под удар и без того чуть пострадавший в процессе спасения боевой подруги макияж. Невидимый водитель еще и посигналил, наглец, наплевав на спокойный сон жильцов. И Кристина уже чуть было не высказалась в его сторону, вспомнив на мгновение свое стервозное прошлое. Да тут водитель окрикнул ее, не особенно понадеявшись на сигнал клаксона. И от этого голоса Кристина застыла, напрочь забыв о зонтике, о дожде, о том, что люди спят и шуметь нельзя, о том, что только что намеревалась сказать ненормальному водителю все, что о нем думает. И так и стояла до тех самых пор, пока Валера не подошел к ней, не вырвал из ее ослабевшей руки зонт и не восстановил его над ее головой. Потом послушно позволила отвести себя в машину. Сидела на переднем сиденье, всё еще не придя в себя. То ли от неожиданности впала в ступор, то ли еще не совсем протрезвела, хотя ведь и нельзя сказать, что была слишком пьяна. И только в машине увидела, что плащ грязный не чуть-чуть, как ей казалось, а очень даже существенно. И так стыдно вдруг стало. Ведь подумает, что она стала какой-то пьянчужкой, неряхой и вообще малоуважаемой личностью. И посчитала необходимым оправдаться:
