К величественному крыльцу дома Маркуса подойти незамеченными не удалось. И камеры наблюдения были тут ни при чем. Гравий подъездной дорожки громко скрипел под новыми форменными ботинками Карлоса.

— А правда, что для смягчения ботинок вам приходится на них мочиться? — спросил Маркус.

Карлос поглядел вниз:

— Нет, это кожаные ботинки. И потом на них слишком много металла. Мы просто разнашиваем их, и нужно сделать это до того, как они тебя доконают.

— Похоже, пока побеждают они…

Карлос неловко поднялся по ступеням. Он еще не привык к толстым подошвам и тугой шнуровке до самого колена.

— Потом посмотришь. С полной броней они выглядят как надо. И они работают.

Обсуждение фасона армейских ботинок позволяло им немного отвлечься от поджидавшей впереди задачи. Решать ее предстояло Маркусу, но неприятное напряжение испытывали оба друга. Старик Маркуса мог взбеситься от ярости.

С каждым визитом поместье Фениксов казалось Карлосу все более неуютным. Это был не дом, а какое-то учреждение. Весь его вид говорил о том, что здание всегда находилось здесь и останется навеки, а всякие букашки вроде Карлоса так ничтожны, что не стоит даже замечать их присутствие. Массивные колонны, украшенные богатой резьбой тимпаны — все это заставляло вытирать ноги задолго до того, как гость переступал порог. Да и входил сюда Маркус чаще всего с заднего двора, предназначенного для торговцев и прислуги.

Даже не учреждение — это был какой-то мавзолей. Огромные статуи в аккуратно подстриженном саду, не уступавшем по размерам городскому парку, напоминали надгробия. Звуки Хасинто — далекие голоса, шум машин, неумолчный городской гул — покорно отступали перед высокой, увитой виноградом стеной.

Казалось, что все живое увядало в этом величественном здании. Да в нем почти и не было никакой жизни. Карлос хотел находиться здесь ровно столько времени, сколько потребуется, чтобы поддержать Маркуса, а потом как можно скорее уйти.

— Ты все еще намерен через это пройти?

Маркус уставился на высокие двойные двери, словно приказывая им открыться. Темно-зеленая краска на них лежала ровным толстым слоем, отшлифованным до зеркального блеска временем и многими поколениями. Этот вход вел в иной мир, куда Карлос изредка заглядывал, но так и не смог понять.

— Да, — кивнул Маркус, — Больше чем когда бы то ни было.

Нетрудно было забыть, что Маркус являлся последним и единственным представителем процветающей династии. Карлосу не нравилось думать о нем как о единственном наследнике. Для него он был просто Маркусом, без всяких высокомерных титулов.

Профессор Феникс настаивал, чтобы Карлос называл его просто Адам, словно они были приятелями, но он всегда оставался человеком высокого ранга и со множеством званий, так что Карлос никак не мог решиться на подобную фамильярность.

— Это я втянул тебя в эту авантюру? — спросил Карлос. — Ты захотел последовать моему примеру?

Маркус решительно тряхнул головой:

— Я давно знал, что это единственно верный путь.

Маркус закрыл за собой двери. Звуки и запахи Хасинто окончательно угасли, и друзья оказались в ином мире. Профессора Феникса нигде не было видно. Как можно оставаться нормальной семьей в таком огромном доме? Здесь даже не устроить хорошего спора: проще сбежать и спрятаться.

— Отец? — Маркус прошел по мраморному холлу и заглянул в выходящие из него коридоры. — Отец? Где ты?

Карлос услышал приближающиеся шаги. Он машинально сосчитал их, получилось двадцать три. Длинный коридор в пустынном доме. В дверях показался Адам Феникс в рубашке с расстегнутым воротом и с маленькой записной книжкой в руке.

— Я не ожидал тебя так рано. — Он кивнул Карлосу. — Рад тебя видеть, Карлос. Когда ты снова возвращаешься на базу?

— На следующей неделе, сэр.

Маркус вмешался в разговор. И теперь его речь не была столь изысканной, как прежде, — как будто он уже отказался от мира своего отца.

— Отец, мы должны поговорить. Я принял решение.

Адам Феникс почти не отреагировал на неожиданные слова, но его, как и Маркуса, выдало частое моргание. Возможно, он догадывался, что должно произойти дальше. Карлос с трудом удерживался, чтобы не уйти и не оставить их вдвоем. Но он обещал поддержать Маркуса, хотя и не понимал, чем он может помочь в вежливом споре двух представителей высшего класса, где поднятые брови заменяют крик.

— Ты о том, что мы недавно обсуждали, Маркус?

— Отец, я намерен поступить на военную службу.

Профессор Феникс несколько раз согнул и разогнул свою записную книжку, словно проверяя, не сломается ли она пополам.

— Что ж, ты еще успеешь поступить на инженерный курс в Академии, — сказал он. Нет, он даже не понял, о чем говорил Маркус. — Военное образование ничуть не хуже гражданского. А после окончания ты можешь поступить в аспирантуру в Лакруа…

— Нет, отец. Я не собираюсь становиться офицером. И не буду поступать в университет. — Маркус набрал в грудь воздуха. — Я сказал, что пойду в армию. Я буду обыкновенным солдатом.

— О, Маркус, только не это…

Карлос ничего не говорил. Стоя там в армейской форме, он чувствовал себя виноватым, как будто сам себе повесил на шею табличку с надписью: "Дурное влияние"…

Профессор Феникс не удостоил его ни единым взглядом.

— Все решено, папа, — сказал Маркус. — Я получил письмо с приглашением в рекрутскую контору.

— Еще не решено. Мы должны все обсудить. Ты бросаешься блестящей карьерой.

Мы уже все обсудили. — Маркус выпрямился во весь рост. При этом вид у него всегда становился угрожающим, даже если он и не имел никаких дурных намерений. Просто он стал очень большим. — Если ты можешь разрабатывать оружие, почему мне нельзя воевать? Карлос и другие рискуют своими жизнями на фронте, но это не годится для твоего сына?

— Я этого не говорил, Маркус.

— Папа, я должен это сделать. Я не могу отсиживаться, когда идет война.

— Речь не о том, чтобы отсиживаться. Никто не сможет тебя упрекнуть, если ты не пойдешь воевать.

— Я сам себя упрекну. И только это помогает мне чувствовать себя живым.

В комнате воцарилась напряженная тишина. Эдуарде Сантьяго на месте отца Маркуса обнял бы сыновей и сказал, что он одобряет любое их решение. Профессор Феникс не знал, как это сделать. Несколько секунд он сверлил взглядом сына, как будто надеясь, что тот отступится, затем повернулся к Карлосу:

— Не мог бы ты его образумить? Сейчас он прислушивается только к твоим словам.

"Ох, парень".

— Сэр, — произнес Карлос, — я только могу вас заверить, что сделаю все возможное, чтобы Маркус вернулся домой живым и невредимым.

Адам Феникс обернулся к сыну. Казалось, он уже напряг челюсти, чтобы сделать еще одну попытку переубедить Маркуса, но затем устало опустил плечи и вновь принялся вертеть в руках записную книжку. У Карлоса по спине пробежала струйка пота, но он не шелохнулся. Он… растерялся. Ужасно неловко было наблюдать подобную сцену.

— Ладно, я не могу тебя остановить, — сказал профессор Феникс. — А если буду пытаться, потеряю тебя навсегда, не так ли?

Маркус предпочел проигнорировать вопрос.

— Со мной точно ничего не случится, папа. Не беспокойся обо мне. Слушай, я сегодня вернусь к ужину и…

— Проклятие, я же должен выступить с речью в университете.

Они оба выглядели побежденными.

— Тогда как-нибудь в другой раз, — сказал Маркус, точно они были деловыми партнерами, договаривавшимися о встрече. — А сейчас мне надо идти, папа.

Карлос предпочел бы хороший честный скандал, когда все разногласия всплывают на поверхность, когда можно все обсудить и решить все вопросы. Но в семействе Феникс это было не принято. Карлос вслед за Маркусом вышел на засыпанную гравием дорожку. Они в молчании шагали по улице, пока не добрались до Восточной Баррикады, где уселись за столик уличного кафе.

— Дом собрался жениться, — наконец заговорил Карлос. — Я не хотел тебе говорить, пока ты не разберешься с отцом. Мария ждет ребенка.