До самых последних дней старые солдаты, кадровые элементы армии, артиллеристы, унтер-офицерский состав крепились изо всех сил. Они не хотели ставить крест на своих боевых трудах, подвигах, жертвах: неужели все это было растрачено без смысла? Но когда последняя опора оказалась выбита у них из-под ног, они круто — налево кругом! — повернулись лицом к большевикам. Теперь они полностью вошли в революцию, со своими унтер-офицерскими нашивками, со своим закалом старых солдат и с крепко стиснутыми челюстями: они просчитались на войне, зато на этот раз они доведут работу до конца.
В донесениях местных властей, военных и гражданских, большевизм становится тем временем синонимом всякого вообще массового действия, решительного требования, отпора эксплуатации, продвижения вперед, словом, другим именем революции. "Значит, это и есть большевизм?" — говорят себе стачечники, протестующие матросы, недовольные солдатские жены, бунтующие мужики. Массы как бы вынуждались сверху отождествлять свои задушевные мысли и требования с лозунгами большевизма. Так революция обращала себе на службу оружие, направленное против нее. В истории не только разумное становится бессмысленным, но, когда это нужно по ходу развития, и бессмысленное становится разумным.
Перемена политической атмосферы очень наглядно обнаружилась в объединенном заседании исполнительных комитетов 30 августа, когда делегаты Кронштадта потребовали предоставить им место в этом высоком учреждении. Мыслимо ли? Здесь, где необузданные кронштадтцы подвергались лишь осуждениям и отлучениям, будут отныне заседать их представители? Но как отказать? Вчера только прибыли на защиту Петрограда кронштадтские моряки и солдаты. Матросы «Авроры» несут караулы Зимнего дворца. Пошушукавшись между собою, вожди предложили кронштадтцам четыре места с совещательным голосом. Уступка была принята сухо, без излияний признательности.
"После выступления Корнилова, — рассказывает Чиненов, солдат московского гарнизона, — уже все части приобрели большевистскую окраску… Все были поражены, как сбылись слова (большевиков)… что генерал Корнилов скоро будет у стен Петрограда". Митревич, солдат броневого дивизиона, вспоминает о тех героических легендах, которые переходили из уст в уста после победы над восставшими генералами: "Только и рассказов было, что о храбрости и подвигах, и что вот, если бы такая храбрость, то можно было бы драться со всем светом. Тут ожили большевики".
Выпущенный из тюрьмы в дни корниловского похода Антонов-Овсеенко сразу выехал в Гельсингфорс. "Громадный перелом совершился в массах". На областном финляндском съезде советов правые эсеры оказались в ничтожном числе, руководили большевики в коалиции с левыми эсерами. Председателем областного комитета советов избран был Смилга, состоявший, несмотря на крайнюю молодость, членом Центрального Комитета большевиков, сильно тянувший влево и уже в апрельские дни обнаруживший склонность тряхнуть Временное правительство. Председателем Гельсингфорсского Совета, опиравшегося на гарнизон и русских рабочих, выбран был большевик Шейнман, будущий директор советского Государственного банка, человек осторожного и бюрократического склада, но шедший в то время в ногу с другими руководителями. Временное правительство запретило финляндцам созывать сейм, распущенный им. Областной комитет предложил сейму собраться, взяв на себя его охрану. Приказы Временного правительства о вызове различных воинских частей из Финляндии комитет отказался выполнять. На деле большевики установили диктатуру советов в Финляндии.
В начале сентября большевистская газета пишет: "Из целого ряда российских городов приходят известия о том, что организации нашей партии за последний период сильно возросли. Но что имеет еще большую важность, так это рост нашего влияния в самых широких демократических массах рабочих и солдат". "Даже в тех предприятиях, где вначале нас не хотели слушать, — пишет екатеринославский большевик Аверин, — в дни корниловщины рабочие были на нашей стороне". "Когда пошли слухи о том, что Каледин мобилизует казаков против Царицына и Саратова, — пишет Антонов, один из руководящих саратовских большевиков, — когда эти слухи подтвердились и подкрепились восстанием генерала Корнилова, масса в несколько дней изжила свои прежние предрассудки".
Киевская большевистская газета сообщает 19 сентября: "При перевыборах представителей в совет от Арсенала избраны 12 товарищей — все большевики. Все кандидаты-меньшевики были провалены; то же происходит и в целом ряде других заводов". Подобные сообщения встречаются отныне ежедневно на страницах рабочей печати; враждебные газеты тщетно пытаются замолчать или преуменьшить рост большевизма. Воспрянувшие массы как бы стремятся наверстать время, упущенное вследствие прошлых колебаний, заминок и временных отступлений. Идет общий, упорный, неудержимый прибой.
Член ЦК большевиков. Варвара Яковлева, от которой мы слышали в июле-августе о крайнем ослаблении большевиков во всей Московской области, свидетельствует теперь о резком повороте. "Во второй половине сентября, — докладывает она конференции, — работники областного бюро объезжали область… Впечатления их были совершенно тождественны: всюду, во всех губерниях, происходил процесс поголовной большевизации масс. И все отмечали также, что деревня требовала большевика". В тех местах, где после июльских дней организации партии распались, они ныне вновь возродились и быстро растут. В районах, куда не пускали большевиков, теперь самопроизвольно возникают большевистские ячейки. Даже в отсталых Тамбовской и Рязанской губерниях, в этих твердынях эсеров и меньшевиков, куда большевики во время прежних объездов, за полной безнадежностью, редко заглядывали, совершается теперь настоящий переворот: влияние большевиков крепнет с каждым днем, соглашательские организации разваливаются.
Доклады делегатов на большевистской конференции Московской области, через месяц после корниловского восстания, за месяц до восстания большевиков, дышат уверенностью и подъемом. В Нижнем Новгороде после двух месяцев упадка партия снова зажила полной жизнью. Рабочие-эсеры сотнями переходят в ряды большевиков. В Твери широкая партийная работа развернулась только после корниловских дней. Соглашатели проваливаются, их не слушают, их гонят. Во Владимирской губернии большевики настолько укрепились, что на губернском съезде советов меньшевиков отыскалось всего 5 человек, эсеров — 3 человека. В Иваново-Вознесенске, русском Манчестере, на большевиков, как на полновластных хозяев, свалилась вся работа в советах, думе и земстве.
Растут организации партии, но неизмеримо быстрее растет ее притягательная сила. Несоответствие между техническими ресурсами большевиков и их политическим удельным весом находит свое выражение в малом сравнительно числе членов партии при грандиозном росте ее влияния. События так быстро и властно захватывают массы в свой водоворот, что рабочим и солдатам некогда организоваться в партию. Им не хватает времени даже на то, чтобы понять необходимость особой партийной организации. Они впитывают в себя большевистские лозунги так же естественно, как вдыхают воздух. Что партия есть сложная лаборатория, где эти лозунги вырабатываются коллективным опытом, им еще неясно. За советами стоит свыше 20 миллионов душ. Партия, даже накануне октябрьского переворота насчитывавшая в своих рядах не более 240 тысяч, через профсоюзы, завкомы, советы все более уверенно ведет за собой миллионы.
В потрясенной до дна необъятной стране, с неисчерпаемым разнообразием местных условий и политических уровней, происходят повседневно какие-нибудь выборы: в думы, земства, советы, завкомы, профсоюзы, воинские или земельные комитеты. И через все эти выборы красной нитью проходит один неизменный факт: рост большевиков. Выборы в районные думы Москвы особенно поразили страну резким поворотом настроения масс. «Великая» партия эсеров из 375 тысяч, которые она собрала в июне, удержала к концу сентября только 54 тысячи. Меньшевики с 76 тысяч упали до 16. Кадеты сохранили 101 тысячу, потеряв всего около 8 тысяч. Зато большевики с 75 тысяч поднялись до 198. Если в июне эсеры собрали около 58% голосов, то в сентябре большевики объединили вокруг себя около 52%. Гарнизон на 90% голосовал за большевиков, в некоторых частях — более чем на 95%: в мастерских тяжелой артиллерии из 2347 голосов большевики получили 2286. Значительный абсентеизм избирателей приходился главным образом на тот мелкий городской люд, который в чаду первых иллюзий примкнул к соглашателям, чтобы вскоре снова вернуться в небытие. Меньшевики растаяли совершенно. Эсеры собрали в два раза меньше голосов, чем кадеты. Кадеты — в два раза меньше, чем большевики. Сентябрьские голоса большевиков были завоеваны в жесточайшей борьбе со всеми другими партиями. Это были крепкие голоса. На них можно было положиться. Вымывание промежуточных групп, значительная устойчивость буржуазного лагеря и гигантский рост наиболее ненавидимой и преследуемой пролетарской партии — все это были безошибочные симптомы революционного кризиса. "Да, большевики работали усердно и неустанно, — пишет Суханов, сам принадлежавший к разбитой партии меньшевиков. — Они были в массах, у станков, повседневно, постоянно… Они стали своими, потому что всегда были тут, — руководя и в мелочах и в важном всей жизнью завода и казармы… Масса жила и дышала вместе с большевиками. Она была в руках партии Ленина и Троцкого".
