Посудачили мы о «коте ученом», как Толик его окрестил, и забыли. А после обеда, только я из столовой вернулся, влетает начальник разведки, товарищ майор Бубновский по кличке Буба, и сразу ко мне.

– Информация есть? Пограничники сообщили, нам янки какого-то диверсанта засылают! Лодка специально без мотора, чтобы по-тихому пробраться. Маскируется под какого-то ученого. Наверно, потомок белогвардейский.

– Да нет, товарищ майор, – я его успокаивать. – Это не диверсант! Просто, извините, мудак американский! Нашей жизни не знает. Да он и не ученый даже. Зовут его так – Леонард Мур. Собрал тысячу писем дружбы от жителей Аляски и везет нам. Говорит, визит дружбы. И человек, вроде, не молодой – около пятидесяти ему, а не понимает!

– Почему сразу не доложил?! – рассердился Буба.

– Так он же не военный, я думал, и не надо!

Товарищ майор выдал мне по первое число и по второе. Во-первых, докладывать надо сразу! Во-вторых, не надо думать – это не мое дело, а надо, опять же, сразу докладывать!

– Наши бойцы пограничники на ушах стоят – не знают, что с этим Муром делать: топить, арестовывать или встречать хлебом-солью! А ты тут сидишь думаешь! Каждый час информацию мне на стол!

– Есть! – сказал я. – Так точно! – и шмякнул валенком об валенок.

– Следи за ним в оба!

– А за Амчиткой?

– А за Амчиткой – в три! – хлопнул дверью и вышел.

Я циклоп или кто? А делать нечего – служба! Тем более, про Амчитку ничего не слышно, а про Мура новость за новостью. Слежу я за ним и наудивляться не могу – ну ладно, один сумасшедший, а остальные-то куда смотрят?! Приветствуют его инициативу, помогают снарядить лодку, проверяют надежность. Провожать вышли! И не только простые зеваки, а даже кое-кто из официальных властей маленького городка на побережье. А среди них, между прочим, мой знакомый – командир местного подразделения скаутов! Ага! Может, он и правда шпион, этот Мур?!

Иду к майору, докладываю:

– Гребет к нам, шпионская морда!

– Молодец! Следи дальше.

А дальше, хоть мне и не положено, не могу удержаться – думать начинаю. И не как положено ефрейтору батальона особого назначения, а по-своему. Понять не могу, из-за чего, вообще, сыр-бор! Ну, встретят его пограничники, заберут эти письма, скажут, сами передадим, вали обратно. Или приконвоируют к нашему берегу и, может, даже не арестуют и не посадят, а позволят вручить эти злосчастные письма какому-нибудь секретарю райкома по идеологии, у которого их тут же заберет КГБешник. Поговорят о дружбе, устроят банкет, напоят Мура в стельку и отправят домой. В КГБ эти письма изучат и похоронят в своем архиве. Никто никогда их больше не увидит. Эти странные жители Аляски то ли в самом деле не понимают, то ли прикидываются. Ведь никакой нормальный человек у нас эти письма в руки не возьмет – себе дороже! Нет у нас адресатов для писем дружбы, а если где вдруг и заведется – сразу начнут лечить. Мы другая система! И если кто-то что-то везет нам без разрешения – идеологическая диверсия! У нас это каждому школьнику известно.

А Мур гребет! И всем интересно, что с ним будет. Этот маленький Мур в своей маленькой лодочке с веслами, как первый подопытный кролик глобального эксперимента, и на берегах двух континентов люди спешат узнать, как он там! И вообще, можно так или нельзя.

Интерес отнюдь не служебный. У каждого из наших офицеров свое направление и своя тематика. Мур там не значится. Он вообще к военным делам отношения не имеет. Просто интересно, что с ним будет. Однако, вижу, нашим ребятам прямо спросить об этом что-то мешает. Толик время от времени посмотрит на меня, брови вскинет – ну как, мол, там кот ученый плывет? И Володя бросает вопросительные взгляды, и Витя. Даже Большой Леша, который похож на тюленя, и он оторвется от своей Алисы и покашливает вопросительно. Но он же меня и предупредил – поосторожней с Виктором! Из Одессы, где тот служил, сообщили, что Виктор постукивает. Но я-то от себя ничего не выдумываю. Просто рассказываю, что янки вытворяют, и сам наудивляться не могу.

– Представьте, – говорю, – кто-нибудь из нас собрал здесь, на Чукотке, письма дружбы и поплыл с ними к Аляске.

– Да, – подхватил Толик. – Виктор, вот представь, что ты собрал письма и плывешь с ними к американцам…

– Почему это я?! – ни с того ни с сего вдруг взвился Витя. – Сам плыви! Мне там делать нечего!

– Так это же вы с женой ходили в выходной на океан любоваться, дальние берега фотографировать.

– Какой океан, какие берега! – закричал Витя. – Что ты плетешь?! Мы на свои сопки смотрели! И вообще, иди ты!..

– Не хочешь – как хочешь, – пожал плечами Толик. – Я же тебя не заставляю.

Удивительно, почему этому чудаку Муру такое внимание со всех сторон. У него же в лодке ни динамита, ни автомата. По крайней мере, так говорили.

И что в этом визите опасного?

Американские военные самолеты постоянно залетают в наше воздушное пространство – и никакого шума! «F-15 A» шмыг сюда, шмыг обратно. Наши ребята отметили – залетал, мол, во столько-то, и все тихо. «F-111» отмечали, а это вам не планер какой-нибудь, а тактический истребитель, который, кроме прочего, может нести на борту атомную бомбу. Ну залетел, ну вылетел – отметили и гуд бай. «Дельта-Дарт» только вчера задел крылом наше воздушное пространство – это перехватчик. Ему-то что у нас делать?! Кого он здесь перехватывать собирался? И никакого шума. Наши «МиГи» шнырь туда, шнырь обратно – попробуй поймай! А не пойман – нечего и шуметь!

Так мы тренируем друг друга и проверяем бдительность. Мы великие державы и нам положено весь мир держать в напряжении. Одновременно мы как бы взаимообучаемся, чтобы в нужный момент квалифицированно и на высоком профессиональном уровне уничтожить друг друга. Остальным остается только ждать, когда мы сцепимся, чтобы потом уже без оглядки на нас спокойненько обтяпать свои делишки.

А Мур, будто вчера родился, – собрал письма, купил лодку и гребет. То ли он в детстве головкой ушибся, то ли это и впрямь хитроумная диверсия?

Природа, как всегда, оказалась мудрее людей, государств и систем. Не удалось Леонарду Муру даже войти в наши территориальные воды. Туман! Ничего не видно. Сбился с курса и, опасаясь напороться на айсберг, повернул обратно. Но, вернувшись, заявил, что обязательно повторит свою попытку и письма дружбы доставит. И снова я следил за ним в оба уха, докладывал начальнику и рассказывал коллегам-лейтенантам.

Но и вторая попытка не удалась. Северное лето, не успев начаться, кончилось. Погода испортилась, и снова пришлось ему возвращаться. А потом нашлись, наверно, и на Аляске понимающие люди и объяснили ему, что нельзя к нам ни с письмами, ни с подарками и вообще никак нельзя. Больше о нем мы ничего не слышали. Не пришло еще, видно, время для таких визитов. Хотя интересно, как там люди живут и что они написали. Может, и у нас кто-нибудь захотел бы ответить. Что здесь такого?! Военные тайны, если кто их знает, конечно, не выдавать, а просто про жизнь…

Но не положено. К тому же письма пишут на бумаге, которая легко превращается в вещественное доказательство. Так что, если уж кому невтерпеж – пиши на здоровье и прячь подальше. Не пришло еще время для писем дружбы.

Саша Матвиец заскочил.

– Про Мура ничего не слышно?

Покрутил ручку настройки приемника, наткнулся на свою любимую песню и застыл, о чем-то задумавшись.

тихо зазвучала печальная мелодия.

– Сделай погромче! – попросил Толик.

Мне тоже очень нравится эта песня. Словно про нас и бесконечную полярную ночь над одно шестой частью суши. Словно Земля остановила вращение вокруг своей оси и, как Луна, плывет в космическом пространстве одной стороной к солнечному свету, а другой к марксистско-ленинской идеологии.