Вожатый Перец примерно в этот же день, к ночи возвращался после выходного из города на последней электричке. Лес тогда начинался прямо от платформы, и тропинка еще только наметилась. Был уже август, темнело рано, и дождь противный накрапывал.

Кроме Паши никто с электрички не сошел. В задумчивости молодой человек вдруг обнаружил, что идет просто по траве, и никаких признаков тропы не наблюдается. Какие-то деревья стали попадаться полуповаленые незнакомые, и все больше оказывалось вокруг бурелома. Очень скоро он вообще потерял ориентировку и даже пару раз завалился в одну и ту же канаву — бывший окоп с войны. За шиворот изрядно насыпалось какой-то влажной трухи, содержащей в себе и насекомых.

— Вот черт, — ежась, пробормотал он, — заблудился, кажись! А ведь правильно же шел от платформы, — Павел достал из кармана фонарик, но тот еле теплился. — Так, батарейке копец! — воскликнул он довольно громко, — Хоть бы уж куда-нибудь выбраться!

Тут, помимо звука своих шагов, состоящего из хруста веток и шуршания травы, вожатый услыхал какой-то жалобный, прерывающийся писк, похожий более всего на мышиный и доносившийся прямо из-под ног.

— Кто это пищит там? — на всякий пожарный спросил Паша, обращаясь во тьму, — человек или зверь?

— Это я. А вы кто? Вы не Пал Палыч? — пропищал кто-то на этот раз из-под густой елки.

Перец включил остатки электричества в фонаре и рассмотрел сидящую на корточках вполне узнаваемую фигуру.

— Степанцова, ты? Откуда? Как тебя сюда занесло?! — воскликнул пораженный вожатый.

— Я заблудила-а-ась! — заревела в голос Степанцова, затем бросилась на шею молодому человеку. — Я знала, знала, что вы меня найдете, миленький, дорогой Пал Палыч! — прижалась она к нему, продолжая дрожать, как заячий хвост.

— Ну ты даешь, Степанцова! Еще бы…, — взял поскорее нужный тон вожатый, — конечно! А ты как думала? Вашего брата…сестру, только и выручай. Но как тебя занесло-то в такую глушь? — спросил он, озираясь и понимая, что совсем сбился и даже не знает, куда сделать следующий шаг.

— Как в сказке, Пал Палыч: «Ягодка за ягодкой, кустик за кустиком». Вот и заблудилась, как дура, — всхлипнула напоследок девочка.

— Ну ты и вправду дурища, Степанцова, будто не учил вас — определила бы где север…, потом по звездам, — назидательно объяснил Перец, — небось, ведь обыскались тебя в лагере.

— Так ведь дождик же пошел. Я искала звезды, — оправдывалась Маша, затем нашла руку вожатого и покрепче в нее вцепилась, моментально успокаиваясь.

Паша двинулся куда попало, с умным видом, будто бы знакомым путем. Ветки хватали их за лица и одежду. Под ногами оказывались только ухабы, ямы и, наоборот, поваленные, скользкие из-за мокрого мха, стволы.

— Только бы на открытое место выбраться, — думал Павел, — а там я сориентируюсь.

Вскоре они вышли на небольшую полянку, посреди которой помещался огромный стог сена.

— О, кажись, стог! — обрадовался вожатый, — теперь не пропадем. Вот так повезло! Стог, Степанцова, наиболее подходит для ночлега в разведке или в бегах с каторги. Запомни, об этом во всех книжках сказано. Сколько людей спаслось от простуды в стогах — не перечесть.

С этими словами вожатый принялся ощупывать стог: искать где посуше.

— Сейчас я тебе нору вырою, заберешься в нее и спи. Утром найдем дорогу. А то я ведь сам заплутал чего-то из-за тебя. Я с другой стороны устроюсь и на боковую, — он закопошился во тьме, посветил совсем уже севшим фонариком, определяя девочку на место. Затем бережно накрыл ее своей курткой и принялся устраиваться сам.

На некоторое время наступила тишина, только дождь шуршал. Перец задремал, и даже сон начал заползать в его сознание в виде неких неопределенных, но волнующих картин. Вот уж и Соня, тут как тут, подняла на него непривычно приветливый взгляд, и назвала вдруг по отчеству.

— Пал Палыч, Палыч Палыч! — разбудил его громкий шепот.

— Ты чего, Степанцова? — подскочил вожатый в досаде.

— Мне страшно, — запищала Маша своим мышиным голосом, — я к вам хочу!

— Гм, Степанцова… как-то это… — засомневался Павел.

— Ну, мне страшно! — перебила его девочка. — Тут шуршит кто-то все время.

— Ладно, — вздохнул Перец, — дуй сюда, жмись ко мне со спины и угревайся. Я теплый, — скомандовал он, — и не шевелись! — подчеркнуто строго уточнил вожатый. Степанцова крепко прижалась к его горячей спине и замерла. Все стихло, только птица ночная вскрикнула.

— Пал Палыч, у вас спина как у коня, — шепотом заявила девочка.

— Спи, кому сказано! — буркнул Паша удивленно.

— Пал Палыч, — не без лукавства пробормотала девочка, засыпая, — а я знаю, почему… нельзя шевелиться.

Паша ничего не ответил, но на ум ему пришла мысль о том, какие все же гады эти педофилы, о которых он слыхал на работе. Просто расстрелял бы их, подлецов, без всякой жалости.

…

Девочки слушали пересказ этого случая, в версии Степанцовой, затаив дыхание.

— Ну и что!? — взволнованно спросила Кузюткина, — что дальше-то было? Он-то, чего..?

Маша, выдержав паузу, вздохнула с гордостью, явно подражая взрослому образцу:

— Что было, девки, то было…

— Вот угораздило же его теперь в какую-то Соню влюбиться, — посетовала Кузюткина, не особо поверив рассказчице, — мы будто хуже? Небось красивая, глаза, как телевизоры, грудь наверное — во! — показала она на себе, какая примерно должна быть у возлюбленной вожатого грудь. — Ноги вот такенные, — поставила она одну ногу на тумбочку, чтоб казалась длинней.

— Девки, а давайте погадаем на гуще! — загробным голосом предложила пионерка, в потемках еще больше похожая на цыганку, — я умею!

Все горячо согласились и столпились вокруг тумбочки. Девочка достала из нее специально сбереженную и накрытую блюдцем чашку с кофейной гущей. Подняв ее, она принялась вертеть посудиной, чудом не расплескивая содержимое, что-то приговаривать и приплясывать, вращаясь при этом вокруг собственной оси и отбрасывая пляшущие тени от огарка свечи. Подружки, замерев, жадно следили за этими действиями. Глаза их раскрывались все шире, дышать все они тоже вскоре перестали.

Где-то в лесной чаще гулко ухнул филин, будто момента подходящего ждал, и девочка, наконец, ловко опрокинула чашку на блюдце, особым образом встряхнув ее. Дети сдвинули любопытные лбы, склонились над посудой. Позабыв про атеизм, пионерский устав и правила октябрят, они жаждали мистического результата.

Сперва посередине была видна просто темная лужица, но еще через мгновенье лужица из неопределенного пятна превратилась в портрет, похожий на старинную коричневую фотографию. Все ахнули.

С блюдца смотрела молодая и довольно пригожая девушка.

46

Каждой тайне когда-нибудь приходит конец, и ее сменяет разгаданная явь. Делается сразу скучно, о бывшей тайне вскоре позабывают и принимаются искать новую, чтоб раскрыть и ее. И все полагают, что озабочены разгадкой этой следующей тайны, не догадываясь об ошибке. Само это слово «тайна», подразумевает очарование и неприкосновенность. Не разгадки волнуют души, заставляя трепетать и временно замирать сердца. Нет. Поиск и присутствие тайны будоражит воображение и ум человека, а там — хоть и не раскрывайся она вовсе. Но неизбежно подходит и ее очередь. Тайна нехотя раскрывается, сразу теряя очарование, но в то же время избавляя всех от смутного беспокойства. Можно некоторое время не хлопотать и, вплоть до другого случая, жить спокойной жизнью обывателя. Но не всем такая жизнь по вкусу. Одни ищут покоя, а другие, наоборот, его всячески бегут.

Ничто не стоит на месте и в нашем повествовании. Двигаясь шаг за шагом навстречу читателю, мы тоже не прочь частично раздвинуть покровы некоторых тайн, с тем, чтобы на горизонте показались другие.

Бывшая школьница Рая Шторм плавно, но стремительно превратилась в женщину-химика с наивысшим образованием. Предсказание ее школьного учителя сбылось в полноте. Мало того, некоторые раскрытые им для науки химические тайны природы, были ею самостоятельно доизучены и освоены к употреблению.