Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Он давно мечтал приобрести там «запасной аэродром» лично для себя. Мало ли какие ситуации могут возникнуть в жизни при его нервной работе.

Канадской «соломки» он подстелил себе совсем недавно, когда по его заданию Иван ликвидировал бывшего премьер-министра, серьезно претендовавшего на президентское место, и Крестный получил за это с заказчика сумму, которой ему вполне хватило на покупку того самого полюбившегося особнячка. Да еще и Ивана не обидел. Хороший был заказ, что там говорить.

Но это, по большому счету, были мелочи, Крестный совсем не собирался сидеть на берегу Онтарио на хлебе с квасом, пусть даже вместо хлеба будет «hot-dog», а вместо кваса – «Johni Wolker» с содовой. Такого нищенства он и в советской России насмотрелся. Он хотел вообще забыть про заботу о хлебе насущном. Раз и навсегда. И одного особнячка на берегу Онтарио ему было бы явно мало. Крестный хотел иметь такие особнячки в самых разных местах известного ему мира, он с детства был романтиком и не любил долго сидеть на одном месте. Африканская саванна, австралийская пустыня, североамериканские прерии, бразильская сельва, аргентинские пампасы – Крестный был везде и всюду хотел побывать вновь. Но уже не как секретный разведчик, боевик, шпион, а как хозяин жизни, объезжающий свет не по прихотям геополитики, а по своему собственному желанию.

И он знал – как взорвать эту все еще великую после распада «Союза советских» страну под названием Россия. Чтобы в великой смуте высосать из нее финансовую влагу, поддерживающую государственную жизнь. А насосавшись ее вдоволь, потихоньку уползти со сцены, остаться в сторонке. В той сторонке, где «так похоже на Россию, только все же – не Россия.» И слава Богу или Дьяволу, все равно кому, слава, что – не Россия…

– Именно нам с тобой, Ваня, выпала великая роль, – в голове размеренно бежавшего по лесу Ивана всплыл последний, совсем недавний разговор с Крестным, – похоронить эту страну. Миссия не хуже, чем у Петра Первого, только с обратным знаком.

Иван иронически усмехнулся.

– А ты, Ваня, не смейся над стариком. Сам знаю – склероз замучал. Ну – не Петр Первый, ну – Иван Калита, что ли?.. Черт их там знает, с кого началось это государство! Только пошли они все на хрен вместе со своим долбаным государством. Один Иван начал, другой – кончит. Не знаю, что будет на этих землях лет через сто, если вообще что-нибудь будет, но в учебнике, который сможет прочитать любой здешний школьник, напишут, что Россию разрушил Иван Марьев в самом конце двадцатого века. И ты знаешь, Ваня, – правду напишут.

Иван вновь усмехнулся. Он знал неискоренимое пристрастие Крестного к трепу, и пока ни одного слова еще не воспринял серьезно.

– Смеешься… Согласен, это я немного перегнул – никто не узнает, что сделал это именно ты. Вернее, мы с тобой вдвоем. Я придумал, а ты сделал. Но мы-то сами с тобой знать будем? Без всякого сомнения. А что нам мирская слава? Это ж дым и тлен… Да наплевать нам на нее! Нам с тобой памятники не нужны.

Крестный посмотрел на Ивана с театрально подчеркнутым подозрением.

– Или тебе нужен памятник, Ваня? – спросил он, ужаснувшись.

Иван усмехнулся в третий раз. Что-то уж понесло Крестного..

– Слушай, Крестный, я помню, во времена моего детства был такой знаменитый клоун – Олег Попов…

– Эх, Ваня, – перебил его Крестный, – обижаешь старика. Думаешь, ерничает Крестный, совсем из ума выжил. Подкосило, мол, старого предательство его «бойцов», которых ты перещелкал как куропаток. Не оправится теперь никак старый пердун… Так ты, наверное, думаешь, Ваня? Сам вижу, что так…

Крестный налил им по полстакана хлебной довганевской водки.

Они сидели на Арбате, в маленьком ресторанчике, который был личной собственностью Крестного, и в котором можно было говорить все, что хочешь, ушей у стен здесь не было, а обслуживал их глухонемой официант, который боялся Крестного больше самой смерти. Это по приказу Крестного ему когда-то проткнули перепонки в ушах и отрезали язык. Но тогда он был сам виноват – провинился…

– А зря ты, Ваня, так думаешь, – продолжал Крестный. – Мне на тех щенков – тьфу! Я таких за свои годы не одну сотню воспитал и похоронил. Мне главное – тебя надо было испытать. Ты не моей выделки, но тем-то мне и дорог. Ты, Ваня, самородок. Вот я и затеял ту игру в «догонялки». И ты, Ваня, экзамен сдал на отлично. За это давай и выпьем! За тебя!

Крестный торжественно поднял свой стакан с водкой. Иван тоже поднял, медленно шевельнул водку в стакане, приготовился выпить.

«А что же ты, Ваня, не отказываешься? – подумал Крестный, но вслух этого говорить не стал. – Раньше ты пить не стал бы. Ведь чуешь же, что я не только треплюсь, что будет, будет сегодня серьезный разговор! И пьешь. Это не похоже на тебя прежнего. Ох, не кстати, не кстати, ты связался с этой бабенкой, что живет у метро Октябрьская… Хорошего от баб никогда не жди!»

– Ну так, что же ты, Ваня? Пьем. За тебя!

Они выпили. Крестный видел, что настроение у Ивана не сказать, чтобы отличное, но – ему нравилось пить водку, ему нравилось закусывать, ему нравилось… – Крестный с ужасом об этом подумал – ему нравилось жить. Этого быть просто не могло! Не должно было быть. Ведь этак еще чуть-чуть, и отойдет «отмороженная» в Чечне иванова душа, «оттает», и чем станет после этого – черт же ее знает? Но Крестного эксперименты не интересовали. Ему нужен был Иван – такой, каким он был сейчас.

«Его надо срочно из Москвы удалять, – подумал Крестный, – а то я его лишусь. И тогда плакали все мои большие планы… Его нужно уже сейчас в то пускать, иначе – поздно будет. Или совсем откажется, или – еще хуже – возьмется, но не сумеет.»

От последней мысли Крестному даже несколько смешно стало. Иван – не сумеет! Иван умеет все! Это Крестный знал твердо, поэтому дорожил им, поэтому не собирался никому отдавать Ивана – никаким бабам, никакому ФСБ, даже со смертью он за Ивана поспорил бы. Нет, этот человек сможет все, что задумал Крестный. Но… нужно поторапливаться, пока Иван – все тот еще Иван, прежний.

– Грустно мне, Ваня. Ведь ты мне как сын, клянусь… А вот опять расставаться нам с тобой надо…

Говоря это, Крестный внимательно наблюдал за Иваном. Не мелькнет ли в его лице какая-то растерянность, не отразится ли сожаление о чем-то? Но Иван продолжал смотреть на него по-прежнему спокойно. Вот только… Или показалось Крестному? Стал чуть мрачнее, чем был секунду назад… Да нет, показалось, вроде бы…

– Я ведь, Ваня, не трепался насчет того, что хоронить пора Россию. Пора. Мы с тобой ей могилку выроем. А ляжет она в нее сама. Сама себе и отходную прочитает. А мы тем временем свое возьмем, да и уедем с похорон к чертям собачьим. Заберем с собой тех, кого нам взять хочется, да и укатим. Я тут, скажу по секрету, вдовушку одну приглядел, ох, и в соку баба – даже лентяй мой привстал, тоже, видно, познакомиться хочет. И ты, Ваня, можешь бабешку себе какую-никакую подобрать. С ней и уедешь – куда угодно, только подальше отсюда. Ведь в этой стране, после того, что мы с нею сделаем, жить будет нельзя…

Как ни вглядывался Крестный в неподвижное лицо Ивана – не увидел никакой реакции. «Ну, что ж, – подумал он, – тем лучше.»

– Верные люди сообщают мне, Ваня, что в казне много денег завелось. Да и сам я вижу, что похоже это на правду. Но это же не порядок… Зачем казне деньги? Чтобы жизнь налаживать? Да ведь если государство жизнь наладит, оно нам с тобой житья не даст. Верно, Ваня? Знаю, что ты со мной согласишься. А ведь рано или поздно оно порядок наведет. И нас с тобой – проглотит. Вот и подумал я – стоит ли ждать этого черного дня? Когда нам твое искусство понадобится не для того, чтобы деньги зарабатывать, а для того, чтобы себя спасать. Не лучше ли подождать, когда в кормушке накопится побольше корма, да и забрать его разом, пусть при этом придется разломать всю кормушку? И знаешь, Ваня, сейчас именно такое время настало…

Иван слушал теперь внимательно и очень напряженно. Он еще не понимал, к чему клонит Крестный, но чувствовал, что дело предстоит очень серьезное. Такое большое дело, в котором он еще ни разу не участвовал. Не меньше Чечни, а то и побольше.

2
{"b":"138001","o":1}