Лишние слова — «сущности, следующие за звездами», — дают Тейлору повод заметить: «В тексте Платона они отсутствуют, но хорошо его дополняют». Томас Тейлор знал, о чем говорит, — ведь именно он первым перевел все диалоги Платона на английский язык.
Поскольку Прокл возглавлял платоновскую Академию, он вполне мог располагать и более полным текстом «Тимея». Ничто не мешает отнестись к этому дополнению с полным доверием. Понимание «сущностей, следующих за звездами» как спутников звезд также не вызывает каких-либо возражений.
Показательно, что это выражение «выпало» из «канонического» текста «Тимея». В течение столетий рукописи переписывались многократно, и переписчики нередко допускали ошибки. Упоминание о «спутниках звезд» явно выглядело более чем странно и не имело шансов уцелеть. Только тексты диалогов, сохранявшиеся в библиотеке платоновской Академии, не подвергались намеренной и ненамеренной «цензуре» переписчиков.
Итак, пытаясь отыскать в работах Прокла сведения о тайне Сириуса, мы вышли к платоновскому «Тимею». Случайность? Вряд ли. Тот факт, что именно эти слова оказались выброшенными из текста диалога (а ведь работы Платона дошли до нашего времени в хорошей сохранности), прекрасно демонстрирует всю глубину непонимания, накопившегося вокруг нашей проблемы. Отблески, бросаемые тайной Сириуса, преображают все, на что они падают. Проблема эта подобна волшебному зеркалу: история культуры отражается в ней существенно по-новому. Даже устоявшиеся классические тексты Платона приобретают новое измерение. То, что казалось мертвым и давно уже окаменевшим, поднимается из праха и предстает нашему взору живым и полным сил. Мы уже не можем загнать эти тени обратно в их склепы.
Четыре вычеркнутых слова, по-видимому, пропали из «Тимея» отнюдь не случайно. Если бы они сохранились, ревнителям ортодоксальных традиций трудно было бы < «бъяснить их содержание. При этом не так уж важно, сам ли Платон является автором этого абзаца, или же он заимствован из пифагорейских трактатов (см. ниже).
«Тимей» — без сомнения, наиболее трудное для понимания сочинение Платона. Джордж Сартон замечает по его поводу: «В «Тимее» больше от восточной мифологии, чем от греческой философии. <… > Истоки астрологических нелепиц, долгое время мутивших воду западной культуры (да и сегодня продолжающих оказывать дурное влияние на людей, далеких от подлинной науки), находятся именно в «Тимее». Астрология же Платона является не более чем ответвлением вавилонской астрологии. К чести великого философа следует, однако, сказать, что его астрологические построения носят высокодуховный характер, не опускаясь до примитивных предсказаний судьбы. <„> Воздействие «Тимея» на мыслителей последующих эпох было огромным и чаще всего отрицательным. <… > Многие ученые воспринимали фантазии Платона как бесспорную истину. Это существенно затормозило прогресс науки, а «Тимей» явился одним из главных источников невежества и суеверий».[558]
Сказано весьма сильно! «Тимей», похоже, и в наши дни вызывает у части читающей публики реакцию отторжения. Сартон, один из наиболее уважаемых историков науки, даже обвиняет Платона в «торможении научного прогресса». Это уже, пожалуй, перебор — хотя критика Сартона бывает и достаточно обоснованной. В концепциях великого философа было немало сомнительного, а его политические взгляды не могут не вызывать справедливого негодования. Еще Аристотель находил их «кошмарными». Но к «Тимею» все это имеет в лучшем случае косвенное отношение. Впрочем, среди экспертов такое случается. Они, конечно, стараются убедить читателя, что подходят к анализируемому материалу «совершенно непредвзято»; но иногда маска спадает, и из-за нее выступает подлинное лицо — не лишенное эмоций.
Что же касается недоумения и гнева, с которыми зачастую реагируют на содержание «Тимея», то следует учитывать, что большая часть этого диалога (длинная речь некоего Тимея об устройстве Вселенной) в действительности Платону не принадлежит. Многие древние авторы полагали, что эта часть диалога представляет собой текст пифагорейского трактата, с которым Платон познакомился во время одного из своих путешествий на Сицилию. Высказывания Тимея побуждают других участников диалога к обсуждению поставленных вопросов. И именно в тексте предположительно пифагорейского трактата мы сталкиваемся с материалами, имеющими отношение к тайне Сириуса. Это естественно — ведь пифагорейцы были мистическим братством, корни которого уходят в Египет и Вавилон (именно там, согласно традиции, Пифагор был посвящен в великие мистерии).
Необходимо, конечно, доказать, что тот отрывок из «Тимея», который комментирует Прокл, говоря о небесных телах, написан не Платоном. Обратимся к Диогену Лаэртскому:
«Филолай Кротонский, пифагореец. Это у него Платон просит Диона купить пифагорейские книги. <… > Мнение его было, что все рождается неизбежностью и ладом. Он первый сказал, что Земля движется по кругу (хотя другие утверждают, что это сказал Гикет Сиракузский). Написал он одну книгу, ее-то (говорит Гермипп), по словам кого-то из писателей, Платон по своем приезде в Сицилию к Дионисию купил у родственников Филолая за сорок александрийских мин и списал из нее «Тимея»; а другие говорят, будто Платон получил ее в подарок за то, что вызволил у Дионисия из-под стражи одного юношу из учеников Филолая.
Именно Филолай (по словам Деметрия в «Соименниках») первый обнародовал пифагорейские [книги под заглавием] «О природе», начинающиеся так: «Природа в мироздании сложена из беспредельного и определяющего, равно как и целое мироздание, и все, что в нем…»[559]
Прокл также подтверждает предположение, что в «Тимея» был включен пифагорейский трактат, содержание которого имеет египетские и вавилонские корни. В КТ он пишет:
«Еще до [Гиппарха и Птолемея] египтяне, наблюдавшие за небом, а до них — халдеи (вавилоняне), которых учили боги еще до всяких наблюдений, были того же мнения о движении звезд, что и Платон. Ибо оракулы не единожды, но много раз говорили о различных видах их движения».[560]
Обратим внимание на слова «которых учили боги еще до всяких наблюдений». Получается, что эти знания были переданы людям «богами» и лишь впоследствии они были приведены в соответствие с наблюдениями. Надеюсь, что читатель понял суть дела и нет необходимости погружаться в обсуждение взглядов пифагорейцев, орфиков и тех, кого Прокл именует «оракулами».
Итак, мы видим, что Прокл, отталкиваясь от скудных по объему, но важных по содержанию сведений из древних пифагорейских книг «О природе», включенных Платоном в диалог «Тимей», утверждал, что у звезд и планет есть спутники, что эти спутники движутся в пространстве по «невидимым орбитам» (и это обстоятельство почему-то очень важно для него), а также что «боги» дали древним народам Ближнего Востока глубокие астрономические знания. Эти знания сохранились в греческом мире в лоне пифагорейской и орфической традиций, а всякие там эпициклы, придуманные для объяснения движения небесных тел, — сущая ерунда. Движутся не сферы, а планеты — что, в свою очередь, намекает на возможность вращения Земли вокруг ее оси.
Известно также, что Прокл был одним из посвященных в египетские и вавилонские мистерии и поклонялся Гекате — богине, которая, как мы знаем, символизировала звезду Сириус. Личность Прокла, таким образом, представляет значительный интерес и для нашей проблемы. Его намеки на «невидимые орбиты», вполне возможно, имеют под собой «сириусную» основу. Говоря о важности этих знаний, Прокл, однако, избегал каких-либо конкретных указаний и, по сути дела, балансировал между желанием высказаться и невозможностью нарушить обет молчания. Он был искренне верующим человеком и, конечно, глубоко почитал этот обет. Поэтому он нашел способ объяснить некоторые принципы устройства Вселенной, не нарушая его. История изложена, но имена действующих лиц скрыты.
