— Бѣдное дитя мое! воскликнула миссъ Кроли, всегда готовая разнѣжиться, при первомъ удобномъ случаѣ, стало быть онъ не раздѣляетъ вашей страсти — а? Мы тоскуемъ въ тихомолку, и тайна крушитъ наше сердце, такъ-ли? Скажите мнѣ все, все, и дайте мнѣ утѣшить мою бѣдную малютку!

— О, еслибъ вы могли разсѣять тоску этого истомленного сердца! сказала Ребекка, заливаясь горькими слезами. Да, миссъ, утѣшеніе для меня слиишкомъ, слишкомъ необходимо!

И она пріютила свою голову на-плечѣ миссъ Кроли, и зарыдала такъ жалобно, такъ наивно и съ такимъ умилительно-раздирательнымъ эффектомъ, что старушка, проникнутая невольнымъ чувствомъ симпатіи, обняла ее почти съ материнскою нѣжностью. Затѣмъ, выражая свою ласку и движеніями, и словами, она принялась разглаживать ея локоны, и произнесла торжественную клятву, что любитъ ее какъ собственную дочь, для которой готова сдѣлать все на свѣтѣ.

— Теперь, мой ангелъ, кто же этотъ другъ твоего сердца? не братецъ-ли миссъ Седли? Кажется, вы что-то говорили о немъ. Я приглашу его, моя милая. Мы устроимъ это дѣло: будь спокойна.

— Не распрашивайте меня объ этомъ предметѣ, отвѣчала Ребекка. Скоро вы узнаете все, непремѣнно узнаете. Добрая миссъ Кроли, милый другъ мой, смѣю ли я называть васъ этимъ именемъ.

— Всегда называй, дитя мое, сказала старушка, цалуя ее въ лобъ.

— Я слишкомъ несчастна, но теперь ничего не могу сказать вамъ, милая миссъ Кроли, потому-что тайна, которую храню я въ своемъ сердцѣ, зависитъ не отъ меня одной, продолжала рыдающая Ребекка. Но, о! люибите меня всегда… обѣщайте, что вы будете любить меня всегда.

И среди взаимныхъ слезъ, вымаливаемое обѣщаніе еще разъ скрѣплено было торжественною клятвой, такъ-какъ чувства молодой женщины отразились въ груди старухи электрическими ударами симпатіи. Еще нѣсколько минутъ усладительной бесѣды, и миссъ Кроли оставила свою малютку-protegée, напутствуя ее материнескими благословеніями, и удивляясь ей, какъ милому, безхитростному, нѣжному, непостижимому созданію, рожденному для украшенія человѣческихъ обществъ.

Оставленная наединѣ въ своей комнатѣ, юная героиня могла теперь привольно разсуждать о чудныхъ и внезапныхъ событіяхъ этого дня, о томъ, что было и о томъ, что могло бы быть. На какой же пунктъ, думаете вы, устремлены были мысли и чувства миссъ — нѣтъ, просимъ извинить — мистриссъ Ребекки? Если, за нѣсколько страницъ повыше, авторъ этой незатѣйливой исторіи присвоилъ себѣ привиллегію заглянуть тайкомъ въ спальню миссъ Амеліи Седли, и пересмотрѣть, съ дерзостью романиста, завѣтныя скрижали ея невинного сердца, то почему, на основаніи такого же права, онъ не можетъ объявить себя повѣреннымъ Ребекки, властителемъ ея тайнъ, и хранителемъ печати отъ ея сердечныхъ помышленій?

Итакъ — просимъ прислушать. Во первыхъ, мистриссъ Ребекка дала полный просторъ искреннимъ и трогательнымъ сожалѣніямъ относительно того, что судьба, такъ-сказать, сама навязывалась къ ней съ своимъ счастьемъ, и однакожь, по волѣ той же судьбы, она должна была уклониться отъ предложенного счастья. Всякая живая и благоустроенная душа, я увѣренъ, найдетъ очень естественнымъ такое движеніе мысли въ моей героинѣ. Неужели добрая мать не рѣшится пособолѣзновать о безприданной дѣвственницѣ, принужденной выпустить изъ рукъ цѣлыя четыре тысячи фунтовъ годового дохода? Какая благовоспитанная леди на всемъ базарѣ житейской суеты не будетъ проникнута сокрушніемъ сердечнымъ при взглядѣ на умную, достойнѣйшую дѣвушку, которой, какъ нарочно, дѣлаютъ почетное, выгодное, блистательное предложеніе въ ту самую минуту, когда нѣтъ болѣе никакихъ средствъ воспользоваться имъ? Вѣдь это то же самое, что стоять въ водѣ по горло и умирать отъ томительной жажды. Право, милостивыя государыни, я увѣренъ, что несчастье пріятельницы моей, Бекки, заслуживаетъ вашего соболѣзнованія и нѣжнѣйшей симпатіи.

Разъ, помнится, мнѣ случилось быть на базарѣ вечерней порой. Это, что называется, было подторжье, или, если угодно, une soirée intime. Въ числѣ гостей я замѣтилъ и давнишнюю свою знакомку, старушку миссъ Тоди, любившую до страсти всѣ возможныя подторжья. Это бы еще ничего; но вотъ гдѣ запятая: старушка миссъ Тоди, къ великому моему изумленію, принялась въ этотъ вечеръ ухаживать изо всей мочи за маленькой мистриссъ Брифлессъ, женой адвоката, которая, спора нѣтъ, происходила отъ честныхъ и благородныхъ родителей, но зато была до крайности бѣдна, какъ всѣ мы это знали.

«Что за притча? подумалъ я во глубинѣ своей собственной души, чемъ объяснить эту нѣжную предупредительность со стороны миссъ Тоди? Неужъто господинъ Брифлессъ получилъ должность прокурора, или супруга его разбогатѣла отъ неожиданного наслѣдства?» Къ счастію, миссъ Тоди сама потрудилась объяснить все дѣло съ такимъ простосердечіемъ, которое составляетъ прекраснѣйшую черту въ ея нравственной натурѣ.

— Вы, можетъ-быть, не знаете, сказала она, что мистриссъ Брифлессъ приходится внучкой сэру Джону Редганду!

— Нѣтъ, сударыня, очень знаю, перебилъ я, совершенно не понимая, къ чему поведетъ этотъ вступительный вопросъ.

— Ну, такъ вотъ изволите видѣть, продолжала добродушная старушка, — сэръ Джонъ опасно боленъ въ Чельтнемѣ, и доктора предсказываютъ ему смерть черезъ полгода. Папенька мистриссъ Брифлессъ заступитъ его мѣсто, и стало-быть… вы понимаете?… она будетъ дочерью баронета.

И миссъ Тоди пригласила къ себѣ на обѣдъ будущую дочку баронета съ ея супругомъ и дѣтьми.

Чтожь? Если одна только перепектива, сомнительная, отдаленная и тусклая перспектива сдѣлаться баронскою дочерью можетъ доставить извѣстной особѣ весьма лестныя и завидныя почести въ этомъ мірѣ; то ужъ, конечно, мы можемъ и должны уважать тоскливое состояніе духа въ молодой женщинѣ, которая выпустила изъ рукъ блистательный титулъ супруги баронета.

И, право, кто бы могъ подумать, что леди Кроли умретъ такъ скоро? разсуждала Ребекка, тоскуя о своемъ горѣ. Она принадлежала къ разряду тѣхъ слабонервныхъ женщинъ, которыя чахнутъ иной разъ лѣтъ двадцать сряду… И была бы я миледи Кроли! И водила бы я за носъ этого старикашку, который не осмѣлился бы при мнѣ имѣть своей воли? Охъ, какъ бы я отблагодарила эту мистриссъ Бьютъ за ея покровительственный тонъ, и этого ханжу, мистера Питта, за его нестерпимое чванство и снисхожденіе ко мнѣ! Я омеблировала бы вновь городской домъ сэра Питта, и могла бы, по произволу, украсить его изящными произведеніями живописи и ваянія. У меня была бы превосходная карета въ Лондонѣ, и абонированная ложа въ Оперномъ Театрѣ, а въ будущую зиму меня бы, разумѣется, и представили… извѣстно куда. Все это могло бы быть, но теперь все вокругъ меня — мракъ, сомнѣніе и тайна.

— Но, что прошло, того воротить нельзя. Кчему безполезно предаваться жалобамъ и тщетной грусти? Прочь, прочь несбыточныя химеры!

И Ребекка, съ удивительной энергіей и твердостью духа обратила все свое вниманіе на будущую судьбу, которая, такъ или иначе, могла въ извѣстной степени зависѣть отъ ея собственныхъ соображеній и расчетовъ. Она обозрѣла свое положеніе и принялась твердою рукою взвѣшивать свой опасенія, надежды, вѣроятные удачи и успѣхи.

Во первыхъ, она замужемъ: это великое дѣло. Сэръ Питтъ зналъ это. Ее застигли въ расплохъ, и тайна едва не вырвалась изъ ея груди. Однакожь, рано или поздно, надобно открыть ее… что мѣшаетъ открыть ее теперь? Ужь за-одно бы: семь бѣдъ одинъ отвѣтъ. Джентльменъ, изъявившій доброе желаніе жениться на ней самъ, будетъ по крайней мѣрѣ молчать, когда узнаетъ, кто настоящій ея мужъ. Но какъ миссъ Кроли приметъ эту вѣсть? вотъ задача. Ребекка погрузилась въ глубокое раздумье; но тутъ припомнила она все, что говорила миссъ Кроли, припомнила великодушныя мнѣнія старушки, романтическія наклонности, привязанность ея къ племяннику и несомнѣнную любовь къ ней самой.

— Въ самомъ дѣлѣ, миссъ Кроли обожаетъ Родона, думала Ребекка. Она прощаетъ ему все. А сколько разъ говорила она, что безъ меня она пропала бы со скуки! Это не бездѣлица. Ну, какъ-скоро дойдетъ дѣло до формального объясненія, будутъ, разумѣется, истерическіе принадки, сцена, большая сеора, и потомъ — торжественное примиреніе. Во всякомъ случаѣ, отсрочкой не выиграешь теперь ничего, Зачѣмъ медлить? Жребій брошенъ, и ныньче или завтра, слѣдствія рѣшительно одни и тѣ же.