Не скрою, при этом известии в сердце моем шевельнулась радость: простой подсчет показывал, что такими темпами съемки завершатся не позже чем через четыре дня.
— Сначала я думал дать вашему объединенному племени какое-нибудь звучное имя, — сказал Чичкофф, помолчал и продолжил с нарастающей силой. — Но потом понял, что имя у вас уже есть. Вы — каины. Вы все здесь братоубийцы, все до одного, до одной — и мужчины, и женщины. Вы убиваете своих братьев и сестер. И вы делаете это с такой легкостью не потому, что я вас заставляю. Вы убивали и до того, как оказались на этом острове. У вас руки по плечи в братней крови, подонки…
Он осекся, поняв, что мечет свои стрелы впустую. Участники стояли перед ним, угрюмо меряя взглядами то полосу препятствий, то соперников. Они ожидали команды и просто не воспринимали иных слов, кроме «на старт» и «марш».
— На старт, — устало произнес продюсер. — Марш!
Каины бросились вперед. Конечно, мало кто мог теперь составить конкуренцию братьям-футболистам. Разве что Николай, но и тот был слишком занят оказанием помощи своей островной жене Марго. Эта нелепая пара так и финишировала вместе, вслед за близнецами и Бандурой. Последними шли Маша и Вера Павловна. Их схватка на финальном препятствии больше напоминала безобразную драку. Наконец, Маше удался особенно сильный пинок; Вера Павловна поскользнулась и осталась одна у подножия стенки.
Тихари, брезгливо морщась, вытащили ее из грязи и поставили на помост. Семеро каинов привычно взялись за рычаги люка. Они даже не дождались команды Чичкоффа. Как только бизнесвумен исчезла в открывшемся люке, Марго подошла к братьям и что-то зашептала им, ласково приобняв за могучие плечи. Муртаз начал кивать почти сразу. Что ж, Марго и в самом деле могла предложить немало: в ее распоряжении находился сам Николай — добытчик еды и хозяин бесценного коробка спичек.
Я привычно прикинул соотношение сил. По всему выходило, что теперь судьбами оставшихся участников вертела чертова проститутка. Ее путь к победе выглядел очевидным. Сначала, по логике вещей, требовалось устранить самого смышленого и физически сильного соперника. Это и произошло спустя всего десять минут: оранжевый революционер Петро Бандура был благополучно повешен по итогам тайного голосования.
Назавтра в яму отправились Маша Шалая и Катя-Укати. Все их старания изменить эту печальную участь ни к чему не привели: Марго зорко пасла тройку своих верных жеребцов.
Я перестал ездить с Чичкоффом на корабль. На этом этапе, когда внимание зрителя уже не разрывалось между двумя лагерями и большим количеством участников, качество близкой съемки обретало дополнительную важность. Я почти не отходил от четверки оставшихся каинов. Последний вечер несколько напоминал работу над порнографическим фильмом: хитрая Марго решила вбить клин между близнецами и шла к цели весьма определенными методами.
Тем не менее, все четверо заснули рядком, тесно прижавшись друг к дружке, как истинно родные люди. Засняв эту трогательную картину, я прикорнул неподалеку. Среди ночи меня разбудил стук, похожий на барабанную дробь. Муртаз и Георгий дружно душили, соответственно, братика Николая и сестричку Марго. Услышанная мною дробь происходила от мелкого перестука каблуков, сопровождающего судорогу агонизирующих тел. Я включил камеру, сделал несколько впечатляющих крупных планов, а потом вернулся ко сну.
Завтрашний день обещал быть последним, хотелось хорошенько выспаться. Если честно, то я ужасно устал — не от работы даже, а от скуки, от убийственного однообразия шоу. Знаете, все эти смерти волнуют только поначалу, а потом превращаются в какую-то унылую, давящую обыденность. Наверное, это похоже на секс по обязанности. Интересно, подтвердила бы Марго такую аналогию? Теперь уже не узнаешь… Помню, засыпая, я подумал, что хорошо бы Чичкофф придумал для финального конкурса что-нибудь более интересное, чем все ту же осточертевшую полосу препятствий.
Но он не стал ничего менять. Двоих оставшихся каинов поставили на старт и дали отмашку. Увы, борьбы в финале не получилось. Перед последней стенкой Муртаз приказал Георгию отстать, и тот послушно выполнил волю брата. Прибыв первым на финиш, счастливый победитель воздел к небу обе руки, словно забил победный гол в решающем матче. Этот же жест он повторил и после того, как нажал на клавишу висельного люка, отправив таким образом в почти полную уже яму труп своего последнего брата и конкурента.
Чичкофф следил за происходящим с нескрываемой скукой. Я почти жалел его: мне, оператору, было несравненно легче прятаться за глазком объектива. Думаю, мы оба вздохнули с облегчением, когда Муртаз гордо встал перед помостом, уперев руки в боки и ожидая обещанной награды. Не знаю, часто ли ему приходилось получать футбольные кубки в своем Самтредиа, а может, Зугдиди, — наверное, нет. Но, как и всякий истинный спортсмен, он жил ради подобных минут.
Стерев с лица зевок, продюсер поднялся со своего места.
— Посмотрите на него… — печально произнес он, глядя в объектив моей камеры. — Посмотрите на эту скотину, которую можно принять за человека только издали, с трибуны стадиона! Вот он стоит перед вами, настоящий Каин! Среди начавших эту игру были храбрые и непокорные, но они пали первыми, а послушный трус выжил. По этой полосе препятствий бежали добрые и злобные, фантазеры и реалисты, но все они в итоге оказались в яме, а равнодушное бревно торчит перед вами как ни в чем не бывало! Умные интриговали против хитрых, подлые против честных, развратные против благородных… и кто же победил под конец? Ни те, ни другие, ни третьи. Победила тупость! Нерассуждающая, бесчувственная, примитивная тупость! Справедливо ли это?
Чичкофф перевел дыхание. Глаза его снова пылали знакомым огоньком одержимости.
— О, да! — воскликнул он с новой силой. — О, да! Так оно и должно было случиться! Так оно всегда и происходило среди детей той несчастной земли, среди приговоренных с рождения братьев и сестер, среди навеки проклятых каинов! Всегда! Отчего бы и сейчас бревну не торжествовать победу?
Тяжело дыша и опустив голову, продюсер стоял на краю помоста. Последний Каин взирал на него снизу с комической смесью непонимания и беспокойства. Когда Чичкофф снова посмотрел в камеру, на лице его играла улыбка.
— Отчего? — повторил он свой вопрос. — Я скажу вам, отчего. Оттого, что на этот раз представлением командую я. Оттого, что происходит оно не там, в чертовых степях, лесах и болотах, а здесь, на моем острове! Здесь! Понятно?!
По знаку продюсера тихари подскочили к Муртазу. Не прошло и минуты, как он, обиженно моргая, стоял на люке, связанный и с петлей на шее. Чичкофф удовлетворенно кивнул.
— Настройте клавиши на две и можете отправляться.
Отправляться? Я посмотрел на корабль, стоящий на якоре в миле от берега. Из труб его поднимался дым! Мы готовились к отплытию, и это не могло не радовать. Смущало лишь одно: зачем Чичкофф убивает сейчас Последнего Каина? Не хочет выплачивать победителю обещанный миллион? Но что тогда будет с моим гонораром?
15.
Тихари закончили колдовать над рычагами виселицы и двинулись к моторной лодке. Это была та же четверка специалистов, которая готовила остров к конкурсу. Всех остальных Чичкофф отправил на судно еще накануне, а теперь уезжали и эти. Я мог только гадать, почему продюсер решил, что мы с ним должны задержаться здесь еще на какое-то время. Возможно, ему хотелось доснять кадры фона? Так или иначе, после отъезда последних тихарей на острове оставались всего лишь трое: сам Чичкофф, я и недоумевающий Муртаз, пока еще живой, но с петлей на шее.
— Что ж, господин Селифанский, — сказал Чичкофф, когда лодка с тихарями отчалила от берега. — Почему вы не спрашиваете, которая из двух клавиш ваша?
Я чуть не выронил камеру. Я молчал, пожирая объективом его насмешливое лицо.
— Что же вы молчите?
— Не знаю даже, что и ответить, господин Чичкофф… — насилу выдавил из себя я. — Я ведь всего лишь оператор. Я не задаю вопросов. Вы сами говорили…