Поздняков Сергей. Белгород, Россия — 27.12.01

Откровенно говоря, я не знаю, что такое Второй круг. Может быть, это именно то, что Вы только что описали. А может быть, нечто совсем другое. Тут главное другое: жизнь продолжается. Человек переменился радикально, он уже совсем другой, — а мир все тот же, и жить надобно дальше: искать, приспосабливаться, приспосабливать.

Я как-то сразу поверила старичку, с которым разговаривал Андрей на скамейке, который сказал, что все они умерли и находятся в аду. Так до конца книги и осталась у меня эта ассоциация. Действительно, ни одного положительного персонажа в книге нет. Все достойны того, чтобы попасть в ад.

Нина. Москва, Россия — 20.04.02

Вы знаете, абсолютно то же самое можно сказать практически обо всех людях, которые нас с Вами окружают в данный момент и в этом мире.

Религиозный человек мог бы сказать, что ГО — это описание той части ада, в которую попадают интеллигенты.

Сергей Р. Журов. Родники Ивановской обл., Россия — 27.12.01

Интеллигенту везде плохо. В любой точке известной нам Вселенной. Так уж он устроен. Точнее — неустроен.

У Вас никогда не возникало желания написать продолжение «Града Обреченного»? Мне казалось, что книга логически подразумевает продолжение. В конце ведь наставник говорит, что пройден только первый круг.

Денис. СПб, Россия — 25.01.00

Ни в коем случае! У сочинения такого типа может быть только такой вот, «открытый» конец. Всякое продолжение могло бы только ослабить впечатление.

Не было ли у Вас мысли написать продолжение? С условным названием «Град спасенный». Или это продолжение каждый должен написать для себя сам?

Ruslan Bondarev. Киев, Украина — 18.07.01

Авторы искренне полагали: все, что хотелось им в данном романе сказать, они сказали. Да вообще мы не любили романов с продолжением. За редчайшим исключением все они разочаровывают, а не наоборот.

Наш городок — любопытный полигон для Эксперимента.

Нина Селицкая. Новосибирск, Россия — 20.01.02

Не только Ваш городок — вся наша Россия. Да и Земля наша — тоже.

Что должно было произойти после воссоединения Льва Абалкина и его «детонатора»?

Александр Сорока. Киев, Украина — 19.09.98

Ничего не должно было произойти. Лева Абалкин — такой же человек, как и мы с Вами (ну, со скидкой, конечно, на его «кроманьонское» происхождение). В том-то трагедия и состоит, что Сикорский, запуганный и сам всех запугавший, убил ни в чем не повинного, да еще и несчастного вдобавок, человека. Хотя с другой-то стороны, а что ему еще оставалось делать? Он же — в отличие от авторов — не знал правильного ответа на Ваш вопрос.

Повесть эта намеренно написана так, чтобы вопрос о потенциальной опасности Левы Абалкина остался ПОЛНОСТЬЮ ОТКРЫТЫМ. В тексте (самодостаточном!) намеренно не оставлено НИ ОДНОГО НАМЕКА на малейший перевес в пользу какой-нибудь одной из двух версий, и поэтому-то вопрос «позволительно ли убить человека на всякий случай?» режет читателя точно пополам. Бросив же читателям спасительную «официальную точку зрения», Вы уводите нас от вопроса «а если Лева все-таки был роботом Странников, как тогда?».

А. Нешмонин. Toronto, Canada — 06.02.99

Упаси Бог! Официальную версию я, помнится, бросил только тогда, когда мне показалось, что гипотезу робота Странников некоторые приняли как ЕДИНСТВЕННУЮ. Разумеется, читатель вправе рассматривать ЛЮБУЮ версию, если она не противоречит тексту. Что из того, что авторы «знают правду»? Герои же ее не знают, а принимать-то решения приходится именно им — и читателям вместе с ними.

Думается, многие могут со мной согласиться (?), высказав точку зрения, что «опальная» версия («Лева Абалкин — робот Странников») — это много более интересная тема для размышлений, чем «официальная» версия («Экселенц — старый параноик»).

Александр Нешмонин. Toronto, Canada — 13.02.99

Авторы придерживались иной точки зрения. Им было совсем не интересно писать очередной боевик о разоблачении и уничтожении супердиверсанта сверхцивилизации. Совсем другая идея представлялась им и более плодотворной, и менее тривиальной: «Всякое общество, создавшее внутри себя тайную полицию, неизбежно будет убивать (время от времени) ни в чем не повинных своих граждан, — как бы ни было совершенно это общество, и как бы высоконравственны и глубоко порядочны ни были сотрудники этой тайной полиции». Естественно, в рамках такой постановки вопроса Абалкин должен был быть обыкновенным глубоко несчастным человеком с изуродованной судьбой. Впрочем, возможна (и равноправна) и другая трактовка «Жука»: «Нет повести печальнее на свете, чем повесть о катастрофической нехватке информации». Авторы совершенно честно и сознательно создают ситуацию, когда читатель знает о положении дел ровно столько, сколько известно героям. А потому читатель имеет возможность делать выбор и принимать решения вместе с Сикорски и Каммерером. Такие вот условия игры.

Скажите, пожалуйста, почему Вы так категорично отвечаете на вопросы по поводу тех или иных персонажей? Ваши ответы звучат примерно так: «Экселенц параноик, Лева погиб ни за что» и т. д., и т. п.

Йож. Питер, Россия — 26.06.01

Это происходит по той простой причине, что я ЗНАЮ, как оно было «на самом деле». Я ЗНАЮ, что Лева не был автоматом Странников. Я ЗНАЮ, что Экселенц ошибался в своих предположениях изначально. И так далее. Как же мне не быть категоричным?

Только насмерть перепуганная домохозяйка, впервые держащая в трясущихся руках пистолет, может темной ночью выпалить в незнакомца целую обойму. А Экселенц был хорошо тренированным профессионалом, отлично знающим правила применения оружия, умеющим это делать дозировано, в точном соответствии с требованиями обстановки (вспомним Таманцева из Богомоловского «В августе сорок четвертого»). Ситуация в музее, на мой взгляд, не требовала вести огонь на уничтожение.

Александр Нешмонин. Toronto, Canada — 13.02.99

По мнению авторов, Экселенц сделал ровно столько выстрелов, чтобы со стопроцентной вероятностью можно было исключить контакт робота Странников с его (робота) детонатором. Не больше и не меньше.

Сикорски — это очень несчастный человек, т. к. ему приходится делать ВЫБОР. Убить одного, чтобы обезопасить миллионы от очень вероятной опасности, но совершив при этом необратимое действие или оставить жить одного, надеясь на лучшее, подвергнув опасности всех… Первое для него неприемлемо, как для человека, второе, как для профессионала, отвечающего за безопасность… Мне кажется, что Сикорски достоин сожаления, а не осуждения… или я не прав?

Павел. Омск, Россия — 11.04.99

Вы абсолютно правы. Авторы целиком и полностью стояли именно на Ваших позициях.

У Экселенца БЫЛ ВЫБОР в области «средств пресечения», и наш достойный жалости добряк-старикан избрал самый, пожалуй, жестокий вариант. Давайте подождем, что скажет по этому поводу Борис Натанович

Александр Нешмонин. Торонто, Канада — 12.04.99

Дорогие друзья!

Ужасно не хочется толковать и разжевывать то, что уже давным-давно пережито, прочувствовано и прописано ровно в той степени, в какой (по мнению автора) это и следовало прописать!

Разрешите ограничиться, так сказать, вводной.

Имеем старого человека, большую часть своей жизни занимавшегося разведкой и контрразведкой; давно уже привыкшего (при необходимости) убивать; давным-давно убедившего себя, что есть ценности более высокие, нежели жизнь отдельного человека, тем более, человека «дурного»; взвалившего (совершенно добровольно) на себя чудовищный груз ответственности за ВСЕ ЧЕЛОВЕЧЕСТВО, — ответственности, которой он никому и ни при каких условиях не может передоверить; хитрого, ловкого (при необходимости) интригана, и т. д.

Как такой человек должен действовать, если он УБЕЖДЕН НА 99,99 %, что перед ним автомат всемогущих и непостижимых Странников, причем автомат этот движется в неизвестном направлении, преследуя неизвестную цель и угрожая реализовать некий, сколь угодно грандиозный и опасный проект? А в тылу — еще десяток непредсказуемых и столь же зловещих автоматов-куколок, о которых ничего не известно, и НЕ БУДЕТ известно, если не удастся разобраться по возможности до конца с этим квази-Абалкиным. Причем ДО САМОГО конца разбираться нельзя, катастрофически опасно: пока он еще только протягивает руку к «детонатору» — еще можно, но когда он уже взял его двумя пальцами и «понес» куда-то — уже нельзя, надо убивать… именно убивать, потому что нет на свете парализаторов, которые были бы испытаны на автоматах Странников… Поведение Экселенца в рамках той личности, которую он собою представляет, и в рамках той теории, которую он себе построил, — поведение это кажется мне единственно возможным. А прав он или не прав… Нам ли судить об этом, сидючи в теплой комнате, в относительной безопасности (и в состоянии почти полной безответственности) перед более или менее роскошным монитором?