Стоп!

Словно повинуясь его мысленной команде, громко щелкнул, выключаясь, закипевший чайник. Ашот даже вздрогнул от неожиданности. Вот она, разгадка, которая хоть что-то объясняет во всей этой истории!

Похититель изначально не сомневался, что рано или поздно у жены похищенного кто-то появится… Он просто выжидал время. И тогда становится вполне понятным появление на фирме той шикарной дамы! Уже тогда, больше недели назад, была заброшена удочка, на которую они с Александром клюнулись и на которой их подсекли только сегодня. Как же все ловко укладывается в рамки, если принять эту версию!.. Итак, кратенько, рабочая версия… К ним, в частное сыскное агентство, подбрасывают заведомо туфтовую информацию, обещают какие-то весьма немалые деньги, а потом заказчик исчезает. Естественно, через какое-то время частные сыщики, выполнив заказанную работу, желая получить заработанные денежки, пожалуют к заказчице домой. А там вдруг выясняется, что произошло похищение и что, более того, жена-то не та!.. Выходит, вся эта афера изначально была задумана, чтобы о похищении стало известно. Причем, стало известно именно частному агентству, а не официальной милиции.

Так-так-так… Логично. Стройно. Оригинально. Любопытно… Что это нам дает? А это нам дает, братцы мои, прямую наводку на конкретное место, против которого нацелена вся эта операция с похищением. Нам прямо и недвусмысленно указывают, что некий таинственный Валентин желает, чтобы мы направились в тот таинственный дом, возле которого на Ашота попытались совершить нападение.

И если это и в самом деле так, то это отнюдь не значит, что нужно тотчас бросать все и бросаться туда сломя голову. Потому что тут, судя по всему, дело намечается похлеще, чем в кафе у Барабаса.

У Барабаса…

Мысли Ашота, споткнувшись об это имя, изменили направление своего течения. Он даже попытался спорить сам с собой, стараясь докопаться до истины, которая, по всему чувствовалось, лежит где-то совсем рядом, надо только суметь нащупать ее…

А что если этот неведомый Валентин подобными подсказками попросту пытается бороться со своими противниками руками других людей — в прошлый раз Вадима, в этот раз руками частного детективного агентства?.. Нет, вряд ли, он же и сам кое-кого прихлопнул… Да, прихлопнул, но ведь и в самом деле только кое-кого, единичных, не слишком крутых, людей. А против крупных сил противника, с которыми самому не совладать, с тем же Барабасом, скажем, подталкивает нас. Если это допустить, то получается, что и в кафе тогда все вышло по его, Валентина, задумке. Шлепнув того киллера, как его, бишь, кличут, Буйвол, что ли, или Бизон, он тем самым спровоцировал интерес персонально к Барабасу и к его заведению… Логично, черт побери, очень логично… Может быть, и тут происходит нечто аналогичное? Допустим, мы накрываем дом на бульваре, неважно что именно там окажется — притон, публичный дом, клуб наркоманов или «голубых», это дело десятое — а Валентин, вновь добившись-таки своего, где-то поблизости будет хихикать и довольно потирать руки.

Что ж, предположим, что все это и в самом деле так… Но только тогда напрашивается логический вывод, что конечной целью действий Валентина является некая фигура покрупнее, под которой и работали все эти убитые и задержанные! Значит, и подавно нужно срочно подключать Вадьку и всю мощь его конторы на разрешение этого внутримафиозного, а точнее сказать межкланово-мафиозного конфликта. Потому что выяснив, на кого персонально работали все убитые и похищенный Абрамович, мы узнаем, в кого лично нацелен конечный удар, а потом уже совсем нетрудно будет вычислить и Валентина, если, конечно, это единственный человек, а не некая группировка, избравшая себе подобный коллективный псевдоним.

Ашот почувствовал, как в душе нарастает облегчение, гордость и самодовольство. Такое всегда бывает, когда долго раздумываешь над какой-то загадкой и наконец находишь ответ. Да, этот путь, оставлял себе простор для будущих маневров мысли Ашот, может оказаться ошибочным. Но он не мог быть бесперспективным. Потому что поиск в данном направлении обязательно должен был наполнить ситуацию дополнительной информацией.

Ему захотелось немедленно поделиться своей идеей с приятелем. Армянин поднялся со стула, оседлав который, сидел, невидяще глядя в окно, и направился в комнату.

И там остановился на пороге, пораженный увиденным.

Сашка и Яна Казимировна… целовались. Целовались как-то неестественно, истерично, как будто… Ашот не смог объяснить себе, что именно, но только что-то показалось ему сейчас ненатуральным.

Женщина раз за разом, торопливо и горячечно тыкалась губами в его лицо, торопливо и невнятно бормоча что-то о том, чтобы он ее не бросал, не оставлял… Она, скорее всего, и сама не понимала, что говорит, просто не могла остановиться. А Сашка уже сполз с подлокотника, стоял рядом с креслом на коленях в неудобной позе, и гладил ее, гладил по плечам, по волосам, по спине, тоже приговаривая какой-то бред о том, чтобы она успокоилась… Ага, успокоится женщина, когда она уже завелась, а он — сознательно или по привычке — своей умелой в подобных делах рукой проходится именно по тем местам, на прикосновение к которым женщины обычно реагируют особенно чутко.

Это некрасиво, но такое хотелось досмотреть до конца. Однако Ашот тихонько попятился, стараясь ничего не зацепить, что могло бы зашуметь.

…Яна Казимировна уже ничего не соображала. Все эти четыре дня ожидания, неопределенности, нервного напряжения вдруг выплеснулись в выходку, которую она никогда раньше себе не позволяла и на которую вообще не считала себя способной. Всегда холодная, спокойная, невозмутимая, несколько отрешенная от реальности, она обычно не чувствовала особой потребности в сексе. Мужу не отказывала никогда, даже когда он приходил под изрядным хмельком, но при этом лишь выполняла супружескую обязанность — и не больше. Просто лежала, невесть почему, стараясь прикрыть ладонями груди.

А теперь… Теперь ей вдруг стало страшно, что сейчас этот сильный надежный человек вдруг уйдет и она опять останется одна-одинешенька, страшно до ужаса, до дрожи в коленях, до горячих спазмов в животе. Именно так — до горячих, призывных, жадных, жаждущих спазмов в самом низу живота. И она уже сползала с кресла, неосознанно, с женской уловкой, покрепче прижимаясь спиной к обивке, чтобы полы халатика сами собой раздвигались и поднимались повыше. И при этом тянула за собой Сашку.

— Не оставляй меня, — просила Яна между торопливыми короткими поцелуями, ерзая и устраиваясь поудобнее прямо на мохнатом ковре. — Только не оставляй!..

Не оставляй!.. Какое тут оставить?.. Максимчук уже стянул с себя пиджак и отшвырнул в сторону.

Они оказались в нелепом положении — Яна лежала на полу на спине, Сашка стоял рядом на коленях и низко склонился над женщиной, находясь сбоку и со стороны ее головы. Отвечая на жадные поцелуи женщины, он видел белую, с синими прожилками, шею, на которой уже обозначались морщины, которых так боятся стареющие женщины. Дальше был широко распахнувшийся халат. Еще дальше туго затянувшийся узел пояса — единственная деталь, которая мешала Яне окончательно избавиться от одежды. Потому что еще дальше были ее высоко оголенные ноги, которые, уже заранее раздвинутые, судорожно сучили по ковру, словно бы самостоятельно старались вытолкнуть свою хозяйку из постылого халата.

Сашка протянул руку, сунул ее за отворот халата, нащупал крепкую грудь нерожавшей и не кормившей женщины с набухшей горошинкой соска. Яна всем телом вздрогнула от этого прикосновения, едва слышно застонала и прикусила сашкину губу. Этого мне еще не хватало, отпрянул от нее Максимчук. Оправдываться потом и перед женой, и перед Валентиной…

Отпрянул — и тут же решительно, одним рывком, переместился так, чтобы было удобнее наконец навалиться на женщину. И она тут же с готовностью чуть приподнялась, опершись ногами, чтобы мужчине было удобнее избавить ее от единственной детали нижнего белья.

— Что я делаю… — вдруг почти разумно проговорила она. — Что я делаю…