Кто-то протянул Мэгги стакан со словами: «Выпей и расслабься!» Она подумала, что, наверно, ее робость бросается в глаза. И залпом выпила то, что ей дали. В стакане был » апельсиновый сок, а поскольку Мэгги никогда не пробовала джина, ей было невдомек, что его необычный привкус исходит из бутылки «Гордона», которую кто-то вылил в кувшин с соком. Спиртное сразу ударило ей в голову. Когда ей поднесли второй стакан, голова закружилась и стало легко-легко.

Музыка зазвучала громче. По очереди пели Элвис Пресли, Бадди Холли, Стиви Уандер, Марвин Гей, «Сью-примз» – всех их Мэгги слышала впервые в жизни. Кто-то облапил ее и повел танцевать. Она не сопротивлялась. Танцевать ей тоже никогда не приходилось, но, понаблюдав за танцующими, она могла повторять движения партнера. Дорри она давно потеряла из виду. Народу было полно, гости все прибывали, а из-за густого дыма трудно было кого-либо рассмотреть. Она взяла с тарелки бутерброд, съела, не почувствовав вкуса, и с благодарностью приняла третий стакан сока. На этот раз привкус был другой: теперь сок смешали с водкой.

Дальше она все помнила смутно. Помнила только, что танцевала с каким-то долговязым парнем, который крепко прижимал ее к себе. Голова так сильно кружилась, что она склонила ее на грудь партнеру. И, кажется, прикрыла глаза... Потом стало тихо, она лежала на чем-то мягком. Кто-то прижал ее своим телом и целовал. Ее никто еще не целовал, она и не знала, что в этом деле участвует и язык. Ей стало щекотно. На груди лежала чья-то рука. В рот впивались чужие губы, а чужие пальцы больно мяли сосок. Сердце у нее бешено стучало. Все та же рука стала гладить ее тело, спускаясь все ниже, к бедру, к ногам, и она тихонько застонала от удовольствия, а потом провалилась в бездонную черную яму.

– Это еще что? – воскликнула Рини, когда Дорри и Дейв под руки ввели Мэгги в дом. Было около двенадцати ночи.

– Наклюкалась, не видишь разве! – сердито буркнула Дорри. – Нашла ее на полу в туалете. Какой-то идиот ее подпоил. Она налакалась сока с водкой. Телка дурная!

Мэгги проснулась днем. Она открыла глаза и тут же зажмурилась: свет слепил. Голову будто сдавили железным обручем, во рту было сухо и противно. Она осторожно выбралась из кровати и, стараясь не делать резких движений, побрела в ванную, где жадно припала ртом к крану с холодной водой. Потом она посмотрела на себя в зеркало. Косметика размазалась по всему лицу, глаза были обведены черными кругами растекшейся туши. Помада стерлась, но губы были красными и распухшими, а на шее виднелись красные пятна, похожие на укусы. Одно такое пятно было и на груди. Она не помнила, как попала в постель, но кто-то уложил ее и раздел.

На трусах были пятна крови. Месячные, что ли, начались, подумала она, но она точно знала, что еще не время... Может, из-за волнений они пришли раньше времени. В «этом месте» чувствовалась боль. Она подложила в трусы бумажную салфетку и вернулась в комнату, где ее ждала Рини с чашкой чаю.

– Ну как головка?

– Ужасно. – Мэгги снова легла в постель. – Не пойму. почему. Я только сок пила.

– Дорри говорит, в него водки подлили.

– А, так вот почему у него был такой странный привкус!

– Ты что, никогда ее раньше не пробовала?

– Никогда ничего спиртного. У нас дома никто не пил. Ясно теперь, почему я ничего не помню.

Сгорая от стыда, Мэгги стала пить чай. Он казался ей небесным нектаром. И прояснял сознание.

– Тебе лучше полежать. Я аспирин принесла. Поможет от головной боли.

– Спасибо, – сказала Мэгги. – Извините, что доставила столько хлопот.

– Дорри следовало лучше за тобой приглядывать, раз ты впервые попала на вечеринку.

– Там было столько народу и жара, ужасно хотелось пить. Вот я и набралась. Ничего больше не помню.

– Может, память вернется, когда головка прояснится. Я знаю, что такое похмелье. Случалось в свое время испытать.

Мэгги проглотила две таблетки аспирина, запила остатками чая и, как только Рини вышла, закрыла глаза и провалилась в сон.

Она проснулась около пяти. Голова уже не так дико болела, отвратительный привкус во рту почти исчез. Она села в кровати – голова уже не кружилась от резких движений, и она отправилась в ванную почистить зубы. Там она обнаружила, что никаких следов крови на подложенной в трусы салфетке нет. А почему же тогда раньше были пятна? Такого раньше не случалось.

Мэгги стала внимательно осматривать себя и на внутренней поверхности бедра заметила длинную царапину. Как это ее угораздило? Должно быть, села где-нибудь неудачно. Ей вспоминалось лишь, как она танцевала с долговязым, который все время прижимался к ней. Потом она почувствовала сильную усталость... ее голова покоилась у него на груди... а дальше как будто кто-то ластиком стер из ее памяти абсолютно все. Ну ладно, по крайней мере ясно, откуда кровь – она обо что-то оцарапалась. Все теперь: никакого апельсинового сока, пока не убедишься, моя дорогая, что его наливают прямо из бутылки, сказала она себе.

Мэгги спустилась вниз. Рини жарила колбасу с луком. Желудок у Мэгги сразу забунтовал, но она мужественно спросила:

– Может, помочь?

– Картошку почисть. Как головка?

– Лучше, спасибо.

– Чай заварен, пей.

– Спасибо, выпью.

– У Дорри вечерняя смена, до одиннадцати.

Дети, которые всегда являлись к столу, когда наполнялись тарелки, быстренько опустошили их и исчезли. Рини, налив себе чаю, удалилась к телевизору, а Мэгги вымыла посуду и села за стол с газетой. Ее заинтересовала колонка с объявлениями о вакансиях. Как получить работу в театре? Где об этом пишут? Старательно изучая газетные столбцы, она все же не переставала чувствовать смутное беспокойство из-за того, что память ей так внезапно изменила. Что же произошло? Откуда эта ужасная царапина? Неужто она так опьянела, что ничего не соображала и сама себя исцарапала в кровь?

Боже, а вдруг это блохи? Мать всегда говорила, что блохи заводятся от грязи. А в том доме грязи было предостаточно. Мебели там почти не было, сидели на подушках, сброшенных на пол, лампы прикрыли платками, чтобы приглушить свет. На столе была неаппетитная еда. И среди гостей было много странной публики. Какая-то чудная женщина в черном, одетая почти как Дорри, но у Дорри это выглядело забавно, а у той – страшновато. Потом двое мужчин в узких брюках и светлых рубашках, которые весь вечер танцевали друг с другом. И еще целая орава одетых в кожу парней с татуировками и в кепках, которые они не снимали. А может, ее кто-нибудь ударил? Она опять прошла в ванную, чтобы оглядеть каждый сантиметр кожи.

Что это за красные пятна? Укусы? Если да, то почему только на шее и один на груди? Мэгги вспомнила, что Рини очень странно разглядывала ее, хотя ничего такого не сказала. Мэгги заглянула в шкафчик над раковиной, но там была только бритва, крем для бритья, пузырек с аспирином и лейкопластырь. Ничего дезинфицирующего. Что же случилось, пока она была в отключке? Неизвестность пугала ее. Жаль, что нельзя поговорить с мисс Кендал. Ей можно было сказать все. Объясняться с Рини она побаивалась, мало ли что та про нее подумает. Она женщина добрая, но вряд ли ей понравится, что жиличка принесла в дом блох. Если дело, конечно, в блохах. А вдруг она заразу какую-нибудь подцепила? Надо все же выяснить. Дорри, что ли, спросить? Да, Дорри может знать. Она там свой человек.

Дорри пришла домой не в духе. Она поскандалила с хозяином, который обвинил ее в том, что она на халяву подкармливает своих приятелей. Это был справедливый упрек. К ней завалилась куча подружек, с которыми она обсуждала вчерашнюю вечеринку: разбирали по косточкам гостей. Сердитая Дорри накинулась на Мэгги, которая слушала на кухне радио.

– Ну здорово ты вчера выступила, ничего не скажешь!

– Извини, – смиренно пробормотала Мэгги. – Но откуда мне было знать, чего они подмешали в сок?

– Да брось придуриваться! В каждом стакане почти треть водки или джина была! Сколько стаканов ты выдула?

– Три.