«На основании статьи 49 пункта «Л» Конституции СССР Президиум Верховного Совета объявляет мобилизацию на территории военных округов — Ленинградского, Прибалтийского особого, Западного особого, Киевского особого, Одесского, Харьковского, Орловского, Московского, Архангельского, Уральского, Сибирского, Приволжского, Северокавказского и Закавказского.

Мобилизации подлежат военнообязанные, родившиеся с 1905 по 1918 год включительно.

Первым днём мобилизации считать 23 июня 1941 года. (Подчёркнуто мной. — М.С.)

Председатель Президиума ВС СССР М. Калинин

Секретарь Президиума ВС СССР А. Горкин

Москва. Кремль, 22 июня 1941 г.»

Это — полный текст Указа. От начала и до конца. Объявление мобилизации с 23 июня есть действие настолько невероятное, что авторы многих исторических книг, без долгих рассуждений, датой начала мобилизации называют «естественное и понятное» 22 июня. Тем не менее текст Указа был опубликован во всех центральных газетах, и любой желающий может лично прочитать эту удивительнейшую фразу («первым днём мобилизации считать 23 июня»), подняв подшивку пожелтевших газет 41-го года. Г. К. Жуков также прекрасно понимает всю абсурдность ситуации НЕобьявления мобилизации в день начала войны, поэтому самозабвенно врёт в своих мемуарах:

«…С. К. Тимошенко позвонил И. В. Сталину и просил разрешения приехать в Кремль, чтобы доложить проект Указа Президиума Верховного Совета СССР о проведении мобилизации и образовании Ставки Главного Командования, а также ряд других вопросов. И. В. Сталин ответил, что он занят на заседании Политбюро и может принять его только в 9 часов. (Интересно, что ранним утром 22 июня могло быть более важным для пресловутого «Политбюро», нежели доклад руководства Вооружённых Сил? Чем в эти часы было занято «Политбюро» — чтением вслух избранных мест из переписки Каутского с Бебелем? — М.С.)…Короткий путь от наркомата до Кремля автомашины наркома и моя покрыли на предельно большой скорости. Нас встретил А. И. Поскрёбышев и сразу проводил в кабинет И. В. Сталина.» (15, стр. 268)

Как вы думаете, уважаемый читатель, сколько времени могла занять эта поездка «на предельно большой скорости» от одного здания в центре Москвы до другого? Если бы это свидетельство Жукова было правдой, то Поскрёбышев открыл бы перед Тимошенко и Жуковым дверь в кабинет Хозяина примерно в 9 часов 20 минут. Больше 20 минут и не надо для того, чтобы доехать от дома к дому, предъявить документы охранникам и подняться бегом по лестнице. Увы, «Журнал посещений» молча, но твёрдо уличает Жукова во лжи: в кабинет Сталина и он, и Тимошенко вошли в 14.00. В два часа пополудни. Машина маршала мчалась пять часов. За это время «на предельно большой скорости» можно было доехать даже до штаба Западного фронта в Минске…

В 16.00 Тимошенко, Жуков, Кулик, Ватутин и Шапошников вышли из кабинета Сталина. «Телеграмма об обьявлении мобилизации была подписана наркомом обороны 22 июня 1941 г. в 16 ч и сдана на Центральный телеграф Министерства связи в 16 ч 40 мин. Передача мобилизационной телеграммы во все республиканские, краевые, областные и районные центры, предусмотренные схемой по оповещению мобилизации, заняла 26 мин (с 16 ч 47 мин до 17 ч 13 мин)» (3, стр. 107)

Возвращаясь к тексту судьбоносного Указа (а ведь он и на самом деле определил судьбы миллионов людей), мы обнаруживаем отсутствие в нём каких-либо упоминаний об уже состоявшемся вторжении немецких войск, о вероломном нападении врага, о священном долге защитников Родины… Само по себе это отсутствие эмоций в официальном документе могло бы считаться естественным. Могло бы — если бы в нашем распоряжении не было других, не менее официальных документов 22 июня. Первое же сравнение показывает, что такой холодно-канцелярский стиль вовсе не был типичным для того дня. Отнюдь. Вот, например, в каких выражениях было выдержано официальное заявление советского правительства, зачитанное Молотовым по радио в 12 часов дня 22 июня 1941 года:

«….Это неслыханное нападение на нашу страну является беспримерным в истории цивилизованных народов вероломством… Вся ответственность за это разбойничье нападение на Советский Союз целиком и полностью падает на германских фашистских правителей… Нашим войскам дан приказ — отбить разбойничье нападение и изгнать германские войска с территории нашей Родины… Эта война навязана нам не германским народом, не германскими рабочими, крестьянами и интеллигенцией, страдания которых мы хорошо понимаем, а кликой кровожадных фашистских правителей Германии..»

Эмоциональность приведённого выше текста понятна и, скажем так, «функционально оправдана». Это заявление было не только официальным выражением позиции правительства СССР, но и обращением к народу. Но вот перед нами текст Директивы № 62, отправленной в западные округа в 7.15 22 июня. Это уже совершенно секретный документ, адресованный Военным советам округов. Никто, кроме 15 человек получателей и трёх авторов (Тимошенко, Маленков, Жуков), его прочитать не мог. Это отнюдь не документ военной Пропаганды. Но в каких же взвинченных выражениях он составлен!

«22 июня 1941 г. в 4 часа утра немецкая авиация без всякого повода совершила налёты на наши аэродромы и города вдоль западной границы и подвергла их бомбардировке. Одновременно в разных местах германские войска открыли артиллерийский огонь и перешли нашу границу.

В связи с неслыханным по наглости нападением со стороны Германии на Советский Союз ПРИКАЗЫВАЮ:

Войскам всеми силами и средствами обрушиться на вражеские силы и уничтожить их в районах, где они нарушили советскую границу.

Разведывательной и боевой авиацией установить места сосредоточения авиации противника и группировку его наземных войск.

Мощными ударами бомбардировочной и штурмовой авиации уничтожить авиацию на аэродромах противника и разбомбить группировки его наземных войск.

Удары авиацией наносить на глубину германской территории до 100–150 км.

Разбомбить Кёнигсберг и Мемель.

На территорию Финляндии и Румынии до особых указаний налётов не делать». (6, стр. 432)

Ни по форме, ни по содержанию Директива № 2 совершенно не соответствует уставным нормам составления боевых приказов. Есть стандарт, и он должен выполняться. Этот стандарт установлен не чьими-то литературными вкусами, а ст. 90 Полевого устава ПУ-39 («Первым пунктом приказа даётся сжатая характеристика действий и общей группировки противника… Вторым пунктом указываются задачи соседей и границы с ними. Третьим пунктом даётся формулировка задачи соединения и решение командира, отдающего приказ… В последующих пунктах ставятся частные задачи (ближайшие и последующие) подчинённым соединениям…») С позиции этих уставных требований Директива № 2 есть не более чем эмоциональный (если не сказать — истерический) выкрик: «Мочи козлов!» Обрушиться и уничтожить — это не боевой приказ. Где противник? Каковы его силы? Какими силами, в какой группировке надо «обрушиться»? На каких направлениях? В какие сроки надо «уничтожить»? На каких рубежах? Почему главной задачей ВВС стало «разбомбить Кёнигсберг и Мемель (Клайпеду)»? И с каких это пор в боевом приказе обсуждается «неслыханная наглость противника»?

На фоне таких документов отстранённо холодный стиль и слог Указа Президиума ВС не может не удивлять. Хотя, повторим это ещё раз, самое невероятное — это не стиль и слог, а объявление мобилизации со 2-го дня войны!

Отсутствие приказа на введение в действие плана прикрытия и запоздалое объявление мобилизации являются двумя главными «странностями», главными и необъяснимыми проявлениями бездействия высшего руководства страны. Кроме этих основных событий (бездействие — это тоже событие), есть ещё большая масса частных фактов, событий и документов, которые в своей однотипности и множественности не могут не навести на определённые раздумья и предположения. Условно эти странные факты можно разделить на две группы: