Невероятно, но за все это командиру 4-го мехкорпуса Власову ничего не было. То есть потом его, конечно, повесили — но совсем за другое. А летом 1941 г. он даже пошел на повышение и стал командующим 37-й армией. Сравнивая карьеру Власова с трагической судьбой поголовно расстрелянного командования Западного фронта (раненного в бою командира 14-го мехкорпуса СИ. Оборина забрали на расправу прямо из госпиталя), приходится признать, что товарищ Сталин был воистину великим человеком. Понять логику его казней и милостей дано не каждому...
Для любителей конспирологических версий приведем «расшифровку» еще нескольких фамилий и должностей. Командующий 6-й армией Музыченко сдался в плен 6 августа 1941 г. в «котле» под Уманью, где и были разгромлены остатки 6-й армии. Начальник оперативного отдела штаба 6-й армии Меандров сдался в плен, стал одним из создателей и руководителей власовской «армии», повешен в 1946 г. Начальник штаба 6-го стрелкового корпуса 6-й армии генерал-майор Рихтер сдался в плен, активно сотрудничал с немецкими спецслужбами (по некоторым сведениям, возглавил Варшавскую разведывательно-диверсионную школу абвера), расстрелян в августе 1945 г. Соседом 4-го мехкорпуса справа был 27-й стрелковый корпус. Командир корпуса генерал-майор Артеменко сдался в плен, в июне 1950 г. расстрелян, в июне 1957 г. — реабилитирован. Сосед слева — 13-й стрелковый корпус. Командир корпуса генерал-майор Кириллов сдался в плен, в августе 1950 г. расстрелян, реабилитирован в 1957 г.
А в это время, в обстановке общего хаоса и начавшегося неуправляемого отхода войск Юго-Западного фронта, командующий 5-й армией генерал-майор М.И. Потапов готовил новое наступление. По замыслу командарма 9-й мехкорпус Рокоссовского и 19-й мехкорпус Фекленко совместно с частями 15-го стрелкового корпуса должны были перейти в наступление с рубежа реки Горынь на Млынов (см. Карта № 5). После тяжелых боев эти мех-корпуса, уже изначально бывшие «слабым звеном» танковых войск Юго-Западного фронта, представляли собой остатки танковых соединений. Так, в 9-м МК числилось всего лишь 32 танка, в 43-й танковой дивизии Цибина (19-й МК) осталось в строю 60 танков Т-26 и одна «тридцатьчетверка». Численность приданной для усиления мехкорпусов 135-й стрелковой дивизии за неделю боев сократилась до 1511 человек [92].
Главной ударной силой нового (и, как оказалось, последнего) контрнаступления войск Юго-Западного фронта должна была стать 41-я танковая дивизия 22-го мехкорпуса. Внимательный читатель, надеюсь, еще помнит, как эта дивизия в первые дни войны металась между Владимир-Волынским и Ковелем, как ее «разбирали по частям», как при отходе через глухие леса украинского Полесья дивизия потеряла большую часть своих танков. Но всему приходит конец — и в последних числах июня остатки 41-й танковой и 215-й моторизованной дивизий вышли на соединение с основными силами 5-й армии. По данным монографии Владимирского, к 29 июня 41 тд имела в своем составе 106 танков Т-26 и 16 тяжелых К-яВ-2; еще 15 легких танков Т-26, набранных по дорогам отступления, оказалось в 215-й моторизованной дивизии (изначально ее танковый полк был вооружен только танками БТ). Весьма мощной была и артиллерия 15-го стрелкового корпуса, которая (не считая полторы сотни дивизионных пушек калибра от 45 до 107 мм) насчитывала 60 гаубиц калибра 122 мм и 67 гаубиц калибра 152 мм (что по весу совокупного залпа в три раза превосходит огневую мощь полнокомплектной пехотной дивизии вермахта).
Замысел контрудара сулил успех. Но не тут-то было...
«Когда войска левого крыла 5-й армии заканчивали подготовку к переходу в наступление, — пишет Владимирский, — был получен новый приказ командующего Ю-3. ф., в котором 5-й армии ставилась задача начать отход с наступлением темноты 1 июля и на рубеж реки Случь отойти к утру 5 июля... В связи со сжатыми сроками отхода наступательные действия надлежало закончить не позднее вечера 1 июля» [92].
Нельзя не отметить то постоянство, с которым командование Ю-3. ф. срывало любые организованные наступательные действия вверенных ему войск. Тем не менее 1 июля в 15.00 наступление началось. К 22 часам 1 июля танкисты 41-й тд, разгромив до трех батачьонов немецкой мотопехоты, были уже в 15 км от Дубно. Если бы атака 41-й танковой дивизии была скоординирована по времени и месту с действиями группы Попеля, то, скорее всего, несколько тысяч бойцов и несколько десятков танков удалось бы вывести из окружения. Увы, в очередной раз никакого взаимодействия между группировками советских войск, находившихся на расстоянии в полсотни километров друг от друга, не было.
Тем временем противник, весьма обеспокоенный активностью 5-й армии, ввел в бой резерв командующего Группой армий «Юг». Утром 2 июля 99-я пехотная дивизия вермахта и моторизованная дивизия СС «Адольф Гитлер», срочно переброшенные через Луцк, нанесли удар в тыл группировки советских войск. Устоять перед натиском двух свежих немецких дивизий наши обескровленные предыдущими боями дивизии не смогли, да и приказ штаба фронта требовал скорейшего вывода частей из боя. Вечером 2 июля все соединения 5-й армии начали отход на рубеж реки Случь...
В полдень 30 июня, уже после того, как части 4, 15 и 8-го мехкорпусов откатились от Львова и Брод к Тернополю, окружившие со всех сторон г. Дубно немецкие дивизии начали наступление. Как свора собак на затравленного медведя, на группу Попеля ринулись три пехотные (111, 44, 75), 16-я танковая и 16-я моторизованная дивизии вермахта. Двухдневную паузу, подаренную им нерасторопностью советского командования, немцы использовали сполна — подтянули крупные силы артиллерии, накопили большие запасы снарядов.
Наступление началось после мощной двухчасовой артподготовки. Попель вспоминает: «Передовые наши позиции исчезли в дыму и пыли. Облака закрыли солнце... Исчезла граница между полем и лесом, исчезла дорога, исчез горизонт...» [105]. Отвечать было почти нечем — в артиллерийском полку 34-й тд оставались считаные снаряды.
Но «медведь» был еще очень силен. Тяжелые танки KB, расстреляв весь боекомплект, таранили немецкие танки, втаптывали в украинский чернозем вражеские пушки. В ходе боя удалось захватить несколько немецких гаубичных батарей с большим запасом снарядов, которые тут же обрушились на голову врага.
К исходу дня бой затих. Немцы не продвинулись ни на километр, понесли большие потери. Но и положение группы Попеля стало критическим: кончалось горючее и боеприпасы, разбиты все радиостанции, медпункты переполнены ранеными. Поздним вечером 30 июня после долгих раздумий командиры приняли следующее решение: оставшиеся без боевых машин танкисты (а у них и пинтовок-то не было), медсанбат, тыловые службы под прикрытием одного танкового полка пробивают ночью кольцо окружения у м. Верба и уходят на юг, к Тернополю. Эту группу возглавил полковник Плешаков, командир 27-го мотострелкового полка. В каждый из шестидесяти танков этой группы положили всего по несколько снарядов — главная надежда была на эффект внезапности, на стремительный натиск и танковый таран. Этот расчет оправдался. Самонадеянные до безрассудства немцы спали. Отряд Плешакова практически без боя ушел на восток. Примерно через неделю на шоссе Тернополь — Проскуров отряд догнал отступающие на восток части 8-го МК.
Главные силы группы Попеля (которые к этому моменту сократились до 80 танков и нескольких батарей артиллерии) с утра 1 июля предприняли последнюю попытку прорваться вдоль шоссе Дубно — Броды на юго-запад, туда, где по слишком оптимистичному предположению Попеля должен был находиться Рябышев с двумя дивизиями 8-го мехкорпуса. Роковую роль в принятии такого решения в очередной раз сыграло отсутствие связи и информации. Никаких наших войск в районе Брод уже не было.
Что можем мы рассказать про этот бой, если его очевидец, участник и руководитель пишет:
«...В пелене кровавого тумана встают отдельные эпизоды, сцены. Как бы я ни хотел, не смогу последовательно изложить это продолжавшееся весь день ни с чем не сравнимое побоище... Сочная трава вокруг пожелтела от дыма... Несмолкаемый грохот наполняет воздух, перекатывается по лесу. Не разберешь, где наши танки, где фашистские. Кругом черные стальные коробки, из которых вырываются тыки пламени...» [105].
