— Жинка, перекусить что-нибудь!

Беспечность, довольный вид шкипера задели Виктора за живое. Ходят тут, спрашивают от нечего делать, а сами, наверное, радуются, что лишний день отдыха. Особенно Харитон.

А тут еще Райхана привязалась. Жара, а она в обычных своих шерстяных носках, в сатиновых шароварах. Только вместо цветастой кофты — голубая футболка с белой окантовкой по вороту. Глянула из-под руки на реку, на солнце, заговорила нараспев:

— Люба нет, Веньямин нет. Худа дела… Зачем девушку посылал? Сам бы гулял или другой мужик.

— Помолчала бы ты, Рая. Что я тебе — начальник? — огрызнулся Виктор.

— Канешна, начальник, — серьезно ответила Райхана. — Зачем такой злой? Здоровье береги. На красоту влияет. Девки не любить будут.

— А иди ты со своими девками! — взорвался Виктор и, озлившись на себя из-за этой несдержанности еще больше, ушел в каюту. Только откинул марлевый полог, опрокинулся навзничь на койку, как раздался радостный Раин крик:

— Иду-ут!

На дальних песках показались согнувшиеся под тяжестью рюкзаков две фигурки.

Виктор отвязал легкую разъездную лодку и погнал ее к берегу. Вслед ему что-то кричал Харитон, но он ничего не понял из его шамканья. По щиколотку увязая в песке, он торопился навстречу Веньке и Любе.

Люба шла первой. Намазанное репудином лицо ее лоснилось, прядки волос прилипли к мокрым вискам. Смотрела она спокойно, устало, пытаясь улыбнуться запекшимися губами. Виктор шагнул к ней и взялся снизу за лямку рюкзака.

— Не трожь! — хрипло остановил Венька и недобро глянул на Виктора. Глаза у него были чужие, тускло-холодные, куда только делась былая голубизна. — Этот потяжелее будет, — уже спокойнее, но с ноткой злорадства проговорил он и резко скинул с плеч свой рюкзак прямо на руки Виктора.

— Ты чего такой дерганый?

— Обыкновенный! — ответил Венька, махом забросил на спину Любину ношу и сразу же пошел вперед, всем видом давая понять, что не склонен сейчас к разговорам.

«Начальника изображает», — подумал Виктор и снова спросил:

— Что ничего не говоришь? Куда запропала Капитолина? Какие новости?

— После потолкуем, — не оборачиваясь, отрезал Венька.

В чертежке они сели друг против друга за длинный стол, сколоченный из толстого теса. От закопченных дымокуров на подоконнике тянуло застоявшимся духом бани по-черному. Зудели, приплясывали на стеклах ошалелые комары. На дальнем окне струной на высокой ноте пел заневоленный шершень. Неуютом, глухой пустотой повеяло вдруг на обоих.

Виктор терпеливо ждал. Венька заметно волновался, сосредоточенно мял сигарету, долго раскуривал, сплевывая табачные крошки, вконец измусолил ее так, что расползлась бумага на конце. Смял сигарету, достал другую. Он, видимо, хотел сказать что-то злое, обидное, взбаламучивал в себе, поднимал злость. Но злости не было, не находилось оправданий для нее. Тогда Венька устало откинулся на стуле и заговорил, глядя в окно:

— Капитолина Тихоновна в больнице. Обострение язвы. С месяц проваляется. А остальное сказано вот тут. — Венька перекинул через стол сложенную вчетверо бумажку, посмотрел пристально на Виктора, криво усмехнулся: — Успел ты угодить начальнице. Далеко пойдешь…

Смутно догадываясь, но до конца еще не понимая Венькиных слов, Виктор развернул бумажку.

Венька вышел из чертежки, не сказав больше ни слова. Тихо прикрыл за собой, дверь. На дальнем окне, в углу, заставленном планшетами, по-прежнему бился о стекло, тревожно звенел шершень.

Виктор даже не поднял головы. Он все еще смотрел на листок бумаги, видел разом все слова, от первого до последнего, все четче осознавал их смысл, и постепенно им овладевала растерянность. Нет, не сама работа и ответственность за нее страшили его. Дела Виктор не боялся, работать с любым инструментом умел, за все брался смело, без оглядки, не раздумывая и не забивая попусту голову сомнениями. Да и все было отработано так четко, что за производственную часть не стоило беспокоиться. Каждый знал свое место — оставалось просто не нарушать ранее заведенного порядка и вмешиваться лишь тогда, когда он почему-либо мог нарушиться сам. Виктора прежде всего смущало, что он, не желая того, ударил по самолюбию старшего техника. А Венька, как все люди, не отличающиеся сильным характером, был чрезмерно впечатлительным, обидчивым. Можно предполагать, что остынет он не скоро и поддержки от него в первое время ждать не придется. И еще вопрос: как его, второго техника, возвышение воспримут другие? Трудно поэтому начинать разговор с людьми. И потом, ведь завтра утром ехать не на съемку или промеры, а сплывать вниз.

Самосплав. Приходилось Виктору во время практики с десяток-километров переводить таким способом партию с одного переката на другой. От того давнего события осталось ощущение веселого шума, гвалта, радостной беготни вокруг шпиленка — вертикальной лебедки для выхаживания якоря вручную. Но в тот раз он был только простым исполнителем и не пытался вникать во все тонкости самосплава.

«С чего начать? На кого опереться? Эх, совсем некстати обиделся Венька. Черт дернул Капитолину рекомендовать начальству оставить меня за старшего. Не было печали…»

Виктор прошелся взад-зперед по чертежке. Звонкое, беспомощное жужжание шершня раздражало его, мешало сосредоточиться. Откроешь окно — напустишь комаров. Тогда он попытался поймать шершня, захватив бумажкой, и выпустить на волю. Тот не давался, увертывался из-под пальцев. Увлекшись, Виктор тут сильнее сжал его, и шершень замолк. Сразу оглушило мертвой тишиной. Виктору стало совсем не по себе. Он поспешно бросил бумажку в мусорную корзину, подошел к столу Капитолины Тихоновны и подсунул телефонограмму под стекло. Надо было идти к людям. Его наверняка ждали.

Когда он шел вдоль борта, шкипер снова поднимался из своего ялика. «Чего это Мартыныч зачастил на ключик?» — подумал Виктор и распахнул дверь в красный уголок.

— А-а, нашальник! — встретил его десятник. — Ждем, ждем. Интерешно нам: как дальше жить будем?

Виктора покоробило. «Венька успел раззвонить, не мог подождать».

Он глянул на старшего техника, тот с невинным видом отвел глаза. Виктор постарался взять себя в руки, ответил как можно добродушнее:

— Что же это ты, Харитон Васильевич, сразу мое имя забыл? Я ли, ты ли начальник — дело остается то же самое, никто его не отменил. А будем мы сплывать вниз до встречи с катером.

— Шплывать, Виктор Жахарович? Шамошплавом, жначит? — заерзал от нетерпения на скамейке десятник. — А платить нам как будут? Жа какое такое выполнение плана? Ждешь школь дней шря потеряли. Да поплывем школько. Да на мели, глядишь, где-нибудь пошидим — тьфу, тьфу, тьфу! И каков же ш нами рашшет в конце мешача будет? Вражуми наш, бештолковых.

Вопрос для Виктора был неожиданным. Откуда ему знать, как в таких случаях оплачивается работа? Выручил Венька, видно, чувствовал все-таки свою причастность к общему делу.

— Самосплав нам зачтут. Существуют специальные нормы.

— Жнаем мы эти нормы. На них много не выгонишь.

— А что конкретно предлагаешь? — попытался Виктор перехватить инициативу в разговоре.

— Што тут предложишь? Шплывать так шплывать, — сразу ушел в сторону Харитон. — Был бы мотор на ходу, тогда попрошше. Без нужды бы жаправляли нашу пошудину, в любое колено. А тут вожишь-ка вручную ш этим якорьком — далеко ли уплывешь.

— Что ты хочешь сказать про мотор? — начал закипать Виктор. — Говори уж до конца.

— Об этом говорить нешего, вше жиают.

— Что все знают? — не отступал Виктор. Специально не хотел заминать. Еще подумают, что Харитон враз срезал его под корень.

Венька дернулся, хотел, видимо, что-то вставить, но снова обмяк.

— А то жнают, кто мотор жапорол, — выговорил десятник и зло сверкнул очками. Лицо его еще больше сузилось, запавшие щеки задрожали.