Ливи тотчас спасовала.
– О нет, Роз четко дала понять, что у нее нет ничего общего ни со мной, ни с миром, в котором я живу. Я не желаю явиться непрошеным гостем туда, где меня не хотят видеть.
– А тебе никогда не приходило в голову, что именно твой приезд был бы ей нужен больше всего?
– Сомневаюсь. Она едва дождалась момента, чтобы сбежать от меня.
Теперь, повидав Роз, Тони не собиралась открыть ей истинную причину того, почему дочь столь поспешно покинула отчий дом. Так будет вернее: навозную кучу лучше не ворошить... но она с радостью сообщила сестре о мужчине, который сумел захватить ум и сердце Розалинды.
– Он – само обаяние... как и все они там, в Вене. Умен, говорит как по писаному и с таким странным акцентом, который обволакивает тебя, как густой крем, но слушаешь его как завороженная с первых же слов. Самоуверен, обо всем имеет собственные суждения и не стесняется высказывать их вслух.
– Он красив?
– Нет. Он выглядит тем, кем является: интеллигентом, причем интеллигентом европейского пошиба. Родом он из Вены.
– Как думаешь, он охотник за приданым? Ведь он уже не так молод...
– Он даже понятия не имеет, что Розалинда из рода Рэндольфов.
Ливи успокоенно кивнула.
– Значит, она довольна. – В голосе ее звучала печаль.
– Вне всяких сомнений. Не без бурных междусобойчиков, как сказал бы Джеймз. Но она ко всему этому относится... легко, без надрыва.
– Обо мне спрашивала?
– Да.
Ливи кивнула, но уголки ее большого рта печально опустились, как бы говоря: «Могу себе представить, как она это сделала. Будто спрашивала об общих знакомых».
– Ну что ж, – вздохнула она, мужественно улыбнувшись, – главное, что она довольна...
Одним ранним утром девять месяцев спустя Роз, раздвинув занавески, обнаружила, что за окнами стоит густой туман, в котором едва маячат башни моста через пролив Золотые Ворота.
– Ну и денек выдался сегодня, – сказала она своему любовнику, пившему первую чашку черного как смоль кофе по-венски.
– Погода меня не волнует, большую часть времени я все равно проведу в помещении, – отмахнулся Питер.
– Ты мне дашь знать, как у тебя все получится? – спросила Роз.
– Естественно, но я заранее знаю, что все будет хорошо. У меня такое чувство, что они мертвой хваткой вцепятся в книгу из боязни, что кто-то другой может их опередить.
– Надеюсь, дорогой, очень надеюсь...
Питер написал книгу об австрийских художниках, куда включил и своего любимца Климта, и торговался сейчас с издателем из Нью-Йорка, который, находясь по делам в Сан-Франциско, пригласил его в свой офис, чтобы обсудить возможность выхода его книги в течение следующего года. Множество цветных иллюстраций делало ее издание весьма дорогостоящим предприятием, а так как Питер был дьявольски щепетилен в вопросах представления искусства, разговор обещал быть весьма напряженным.
– Постарайся сдержать себя, – напутствовала его Роз. – Помни, что у него на руках все карты. В твоих интересах, чтобы он купил у тебя право на издание твоей книги и выпустил ее так, как тебе этого хочется. Поэтому будь с ним поделикатнее.
– Если он согласится заплатить то, что прошу я, буду податливее воска.
– Это будет незабываемый день!
– День этот уже наступил, но, чтобы еще больше подстраховать себя, я должен начать его правильно...
Он протянул к ней руки.
– А у нас хватит времени? – практично заметила Роз.
– Я должен быть там во второй половине дня. Сначала мы будем долго и нудно рядиться, потом сделаем перерыв на ленч, потом будем рядиться дальше. Если хочешь, чтобы я был само благоразумие, ты должна помочь мне, создав соответствующий умственный настрой...
– Не говоря уже о телесном...
Но, произнося это, Роз уже сбрасывала с себя халат.
Он уже ждал ее в постели. С невероятной быстротой пенис его был готов к ней, и то, что он им вытворял, буквально завораживало и притягивало к нему Роз. Сама этим пораженная, она вдруг обнаруживала в себе страсть, о существовании которой даже не подозревала. Когда его длинные пальцы проникли вглубь того места, где вскоре ожидался и он сам, она привычно ощутила, как внутри нее все словно растаяло, растворилось в огне, который он зажег в ней. Эротическую игру он начинал неторопливо, не спеша, намеренно растягивая ее во времени, пока она не взмокала и едва не теряла голову от исступленного желания, и, когда он чувствовал, что еще секунда, и она не выдержит более накала страсти, он быстрым и ловким движением менял положение их тел, сам оказываясь внизу на спине, оставляя ее сверху на нем, словно всадника на коне, входя в нее так глубоко, что она чувствовала, как он давит ей на шейку матки.
Его руки, лежа на ее бедрах, направляли ее движения: то прямолинейные вверх и вниз, то боковые из стороны в сторону, то круговые, упоительно замедленные или до безумия быстрые. Едва она склонялась к нему, изнемогая от его добела раскаленной твердости внутри себя, как его губы и язык начинали подергивать ее напряженные, выпрямленные, розовые, чрезвычайно чувствительные соски, и тогда волны двойного блаженства накрывали ее с головой. Все убыстряющийся темп ее надрывного и прерывистого дыхания, по мере того как один ее неистовый оргазм сменялся другим, еще более мощным, служил отличным показателем ее состояния, своей чувственностью разжигая и его чувства и побуждая его на новые эротичесние подвиги, пока наконец после очередного неистового оргазма с закрытыми глазами и широко открытым ртом, выгнувшись, как туго натянутый лук, она не застывала на месте. Голосовые связки ее напрягались, из горла рвался крик, нечто среднее между стоном и воплем, и только тогда он позволял наконец расслабиться и себе.
В изнеможении, переплетясь телами, некоторое время они оставались неподвижными, пока к ним не возвращалось нормальное дыхание и неизбывная энергия Питера – феноменальная для мужчин его возраста – не срывала его с кровати.
– Ну-ка, покажите мне этих страшных драконов! Сегодня никто и ничто не в силах устоять против меня! – драматично провозгласил он.
– Надеюсь, ты все же не забудешь мне позвонить? – смеясь, напомнила ему Роз.
Ей тоже очень хотелось, чтобы ему повезло. Это был уже четвертый издатель, и, возможно, последний. Ему бы попридержать свой язык, не говорить с ними таким тоном, словно они были круглыми идиотами, хоть немного унять гордыню и пойти на определенные уступки. Но увы! Когда речь шла об искусстве, поблажек он не делал никому.
– Я позвоню тебе, как только у меня будет что сказать. Только не знаю, когда сумею это сделать. Может быть, сразу же, поскольку у нас сначала будет ленч, который, вероятнее всего, перейдет в обед. Но в любом случае, ты будешь первая, кто обо всем узнает.
Когда Роз вернулась из Беркли, на автоответчике от него ничего не оказалось. Но это ее не обеспокоило – было только четыре часа.
Она подождала до семи и села обедать одна. Видно, тот еще там идет разговор, уныло подумала она. Хорошо, что завтра суббота: занятий нет и можно расслабиться. Если он придет в растрепанных чувствах – что вполне вероятно, если он все же не продаст свою книгу, – она напоит его черным кофе и уложит спать. Если же притащится мрачный и угрюмый, возьмет его за руку, разгладит морщины на его челе и попытается мягко вывести из глубин отчаяния.
Она так и заснула, сидя в кресле, а проснулась от того, что натерла себе шею в том месте, где из-под головы выскользнула подушка. Потирая шею и распрямляя затекшие плечи, она увидела, что уже утро, восемь часов. Если она вдруг проспала его звонок, то не страшно, можно проверить по автоответчику. Но там опять ничего не было.
Он все-таки сумел продать ее, подумала она обрадованно. Продал и на радостях надрался, а теперь наверняка где-нибудь отсыпается. Сгоряча она хотела было позвонить в отель «Марк Хопкинс», где остановился нью-йоркский издатель, но потом передумала. Питеру очень не нравилось, когда ему устраивали проверки. Либо ты полностью доверяешь мне, либо нет, заявил он ей еще в самом начале их романа.
