– Брось... – Он смотрел ей прямо в глаза, будто гипнотизировал, и – как странно! – у Оленьки задрожали руки, словно отказывались стрелять. – Брось! Я пощадил тебя в парке... ты сама влезла во всю эту историю...
– Я выстрелю, – процедила она, убеждая себя и стараясь не поддаваться гипнотической силе его взгляда. Подняла пистолет выше. А он становился все увесистее. – Развяжи их! Или я выстрелю.
– Стреляй, Ольга! – промычала Варвара, устремив в нее расширившиеся от страха глаза.
Хорошо говорить! А выстрелить? В ушах прозвучали слова Афанасия Петровича: «Выбор, Ольга. Выбор между жизнью и смертью. Он смертелен».
Ростислав подошел к Варваре, не сводя взгляда с Оленьки. Кажется, он собирается подчиниться приказу и разрезать веревки? Но нет – он легонько воткнул нож в плечо Варвары. Оленька зажмурилась и выстрелила два раза. И услышала мерзкий смех Ростислава.
Она не успела еще открыть глаза, как в глухой тишине подвала раздался еще один выстрел.
* * *
– Никогда не прощу себе! – метался на улице Эмиль. – Где их искать?
Что ему могли ответить? Город большой, и куда «несчастный мальчик» затащил Ольгу, не вычислишь. В темноте следов не найдешь... Оставалось ждать, когда он объявится сам. А это будет означать, что произошло еще одно убийство.
Вдруг два глухих раската донеслись до людей, стоявших невдалеке от старого, полуразрушенного дома на Баррикадной. Все застыли, словно те пули попали в каждого.
– Что это было? – потрясенно спросил Эмиль.
– Стреляли, – сказал кто-то.
– Где? Где стреляли? – разволновался Савелий.
Все напряженно прислушивались. И тут прозвучал третий выстрел.
Не сговариваясь, мужчины ринулись по направлению к дому, в черной глубине которого прозвучали эти выстрелы...
* * *
– Ты сделала правильный выбор, Ольга, – с трудом вымолвил Афанасий Петрович, стоя в проеме входа в подвал. В руке у него был пистолет, в котором, как заверял он Оленьку, нет патронов. – И я сделал. Я расстрелял приговоренного к смерти. Я его приговорил.
Девушка приподнялась, вытянула шею. Ростислав лежал с пробитой головой в двух шагах от нее. И Оленька сообразила, что произошло. Сама она выстрелила в потолок, надеялась – выстрелы услышат там, снаружи. Ростислав понял, что Ольга не сможет его убить, она лишь пугает. Он рассмеялся, оставил Варвару и пошел к ней, держа окровавленный нож перед собой. И... получил пулю в голову, но уже не из ее пистолета. Оленька перевела глаза на Афанасия Петровича. Дед смотрел на тело внука, и было заметно, что он потрясен не меньше заложников, находившихся в подвале.
Не имея сил встать, Оленька подползла к Власу, попробовала развязать, но пальцы соскальзывали с узлов. И тогда, собрав последние силы, шатаясь, поднялась к старику.
– Он сам себя приговорил, – тихо сказала она. – Идемте, Афанасий Петрович. Им нужна помощь.
Они вышли на воздух и увидели бегущих к ним людей. Дальше Оленька плохо соображала, обмякла, едва почувствовав руки Эмиля...
* * *
До утра в квартире Эмиля продолжались бесконечные разговоры. Разумеется, все были счастливы. Разумеется, выпили. Только Оленька, простоявшая два часа под душем, после сидела притихшая и сосредоточенная, отвечала на вопросы однозначно: «Было страшно?» – «Да». – «Почему стреляла в потолок?» – «Не знаю». – «А выстрелила бы в него?» – «Наверное».
Рассвет наступил незаметно, Римма и Алена, жаждущие свободы, собрались домой, Лешка решил их сопровождать. Все, начинается обычная жизнь. Не верилось. Эмиль проводил их до выхода, вернулся и минут пять наблюдал за Оленькой.
– Ты в порядке, Оленька? – спросил. Она утвердительно кивнула, глядя в одну точку, а не на него. – Ну, иди, отдыхай. Все позади. Когда тебе на работу?
– Вечером. У меня ночное дежурство.
– Я отвезу тебя.
– По привычке? – Она встала и поплелась в комнату Симоны.
Он усмехнулся. А ведь действительно у него осталась привычка заботиться сразу о нескольких совершенно чужих девушках. Он составлял расписание, когда и куда их отвезти, а затем привезти, думал только о них. И забыл о Симоне. Вернее, помнил о ней всегда, но так уж случилось – за множеством событий жажда мести отошла на второй план, смерть Симоны тоже.
В своей спальне он взял с полки фотографию дочери, лег на кровать и смотрел, смотрел... Смотрел уже спокойно, примирившись с потерей. Он вспоминал, как ненависть сжимала его душу, ломала и мучила. Поначалу ни о чем другом и не думал, кроме как убить. Он представлял себе этот момент постоянно, спал ли, бодрствовал ли. А потом его заботой стало уберечь девчонок. А теперь... Как теперь жить дальше? Справится он один?
В комнату постучала, затем вошла Ольга:
– Можно? Я не помешала?
– Нет. – Он приподнялся на локте. – Тебе что-нибудь нужно?
– Да. Я не могу в комнате Симоны, – сказала Оленька и потупилась. – Я не могу одна. Наверное, я стадное существо...
– Тогда иди ко мне...
Пока Оленька шла к нему и укладывалась рядом, он подумал: наверное, это был его шанс подняться над ситуацией и не озвереть – девчонки. Но они ушли. А Ольга... Может, она тоже шанс? Шанс начать все сначала...
– Ты не будешь потом жалеть? – спросил Оленьку.
– Никогда, – ответила она, прижимаясь к нему.
* * *
Алена позвонила в квартиру Веньки. Открыла его мама, Алена подарила ей улыбку, не предвещающую урагана. Мама проводила ее к Вениамину в комнату, где он лежал на кровати, обложенный подушками. Алена, плюхнувшись в кресло, поинтересовалась о здоровье, затем попросила пригласить еще и папу. Когда тот пришел, она вежливо поинтересовалась:
– Ну, так что, будем в героях ходить или судиться?
– Ты чего? – вытянулось у Веньки лицо. У папы с мамой лица вытянулись тоже.
Алена достала листок и протянула папе:
– Это копия моего заявления. Здесь написано, что на самом деле произошло на фабрике. Ну, как ваш Венька меня хотел... изнасиловать. – Она выразилась культурно, жаль, не слышит Римма. – Он и привязал меня, раздел. Это уж потом маньяк появился. Оригинал заявления в милиции.
Листок прочел папа, потом мама. Тишина в комнате, казалось, вот-вот лопнет. Алена жевала жвачку и рассматривала обстановку. Папа выдавил:
– Что ты хочешь?
– Вы догадливый, – ухмыльнулась Алена. – Конечно, хочу. Штуку баксов. И я забираю заявление. Пусть ваш Венька и дальше в героях ползает, мне не жалко.
Тишина дребезжала с минуту. Хоть и бросали папа с мамой на сына зверские взгляды, Алена знала – единственное чадо они не бросят на произвол судьбы. Наконец папа выдавил:
– А не много?
– Короче, – подскочила на ноги Алена и подбоченилась, – гоните штуку. И ни центом меньше. Будете артачиться – запрошу больше. Например, квартиру.
Папа в бешенстве рванул из комнаты. Затем примчался назад, кинул деньги и лист чистой бумаги на стол, прорычал:
– Расписку пиши, за что и сколько получила, вымогательница.
Алена лишь фыркнула, написала расписку, вежливо попрощалась и выбежала на улицу. Теперь она гуляла, где хотела и сколько хотела. Покручивая бедрами, она шагала по мостовой, напевая и строя планы. Матери купит новый халат, а то старый уже разлезается, а себе... Как вдруг...
– Алена! – позвал ее из машины любовник, щедрый на подарки дядечка-пузан.
– Алена! – позвал ее с другой стороны Савелий.
Девушка остановилась в раздумье. Ну, дядечек таких она еще штук сто найдет, да они сами находятся. А вот крутого парня с пистолетом за поясом, настоящего мачо, фиг найдешь. Девчонки сдохнут. Она направилась к Савелию, бросив дядечке:
– Я занята.
– Ты свободна? – спросил Алену Савелий. О, он еще не знал, какие планы она настроила на его счет. – Погуляем?
– Давай, – кокетливо раскачиваясь, согласилась она.
Они пошли прогулочным шагом по тротуару. Погода – прелесть, солнечно, дожди наконец-то кончились, подмораживало. А разговор следовало поддержать.