– Скажем, что отрицала. В том бедламе, когда все орали хором, трудно услышать, кто и что говорил.

– Меня видела Полынь…

– Да пусть докажет, что видела! – возмутился любящий муж. – Скажем, она нарочно на тебя указывает, у нее к тебе личная неприязнь.

– Она ко всем относится с неприязнью.

– Особенно к Борьке. И вообще, у нее галлюцинации по причине возраста. Леся, слушай меня и насмерть стой: не была, ничего не видела, ничего не знаешь. Ты поняла?

– Поняла. Но Борьку убили, Юра. Нас все равно…

– Затаскают, – согласился он. – Ну и что? Будешь делать, как я скажу, мы вывернемся. А менты пусть ищут, кто его замочил. Нам ведь неизвестно, может, к нему еще кто-то заходил. Зачем же тебе за того кого-то отвечать? Да и не могла ты его… не могла! Такого борова? Чушь. Я – другое дело.

– Что – ты? – насторожилась Леся.

– Ну, если б я ему врезал, то от моего кулака он летел бы туда, где его нашла Полынь Петровна. Я докажу, что не ты его грохнула.

Леся смотрела на мужа во все глаза. Но нет, он не признался. Тем не менее Юра придумал какой-никакой, а выход. Он озабочен, чтоб Леся не пострадала, к тому же не верит, что она… Так ведь он же сам там был! Причем, выходит, после нее, а признаться не хочет. Но, может, и правильно, что даже она не должна знать? Вдруг нечаянно выдаст его. От волнения, например. Значит, так и случилось: завязалась драка… На что же Юрка надеется? Среди милиции не все поголовно дураки, там есть и умные. Они вычислят, догадаются, найдут улики…

– У тебя одна серьга в ухе. Где вторая? – заметил он.

– Где-то потеряла, – рассеянно ответила Леся.

– Идем спать, – предложил Юра, растирая ладонями лицо. – У меня уже ум за разум зашел. Завтра утром еще раз все хорошенечко обдумаем. Утро вечера мудренее, верно?

Поднялись наверх. Спальню Леся обожала. Сама клеила обои с тисненым узором, выбирала мебель, ради чего объездила все магазины и нашла: дешево, но не отличишь от импортной. А как только пригрело солнышко, балконная дверь не закрывалась, и спальню наполняли естественные ароматы весны. Кстати, один куст сирени настолько высок, что его ветки достигают балкона. Не надо срезать лиловые гроздья и ставить в вазу, где цветы быстро погибнут, – они заглядывают прямо в спальню. Но сейчас аромат сирени…

– Зачем закрыла балкон? – спросил Юра, успевший лечь.

– Дождь собирается, еще зальет, – забираясь под одеяло, сказала Леся.

Юра обнял ее, потянулся поцеловать. Конечно, дома у них на первом месте любовь, потом все остальное. Но не сегодня же!

– Ты что? – уперлась она в его плечи руками. – У нас за стенкой труп!

Но разве ж это помеха для Юрки?..

– Он лежит в первой комнате, как минимум там еще одна стенка, – зашептал он, да с таким жаром, что у Леси дыхание перехватило. – От стрессов лучшее средство секс.

– У тебя секс от всех болезней, даже от несварения, – еще упиралась она.

– Леська, думай обо мне, а не о трупе. Пошел он к черту!

Сверкнула молния, осветив голубым огнем спальню, Леся непроизвольно вздрогнула. И тут же ощутила поцелуй – горячий, сильный. Раскат грома сотряс дом, но уже не отвлек. Зашуршали листья под тяжелыми каплями…

Юра спал, Леся нет. Она прижималась к его плечу щекой и думала над словами, которые он вскользь обронил внизу: «Я докажу, что не ты его грохнула». И докажет. Если признается ментам, что был у Борьки. Впрочем, Лобзень собрался сам рассказать, чертов сексот. Ну, пусть еще попросит взаймы – не обрадуется, он теперь зимой снега у нее не выпросит. Ладно, с человекообразным все ясно. А как быть с Юркой? Его же посадят!

Разволновавшись от безвыходности, Леся села на постели, перевела глаза на мужа. Сверкнула молния, на миг она увидела его безмятежное лицо. Неужели он убил? И спит спокойно? Однако оправдательный аргумент был готов: получилось случайно, не преднамеренно, по большому счету он не виноват… И все-таки Юрка попадет в убийцы, ее Юрка, которого она любит безмерно, как семнадцатилетняя девчонка. Никогда и ни к кому подобных чувств у нее не возникало. И будет любить, даже если он перебьет всех соседей. Некоторые просто напрашиваются. Ужас, а не мысли…

Но тут и одна дельная осчастливила Лесю: надо утром рассказать мужу о том, что ей удалось подслушать. Ну да, все же так просто. Сразу не сообразила, не в том состоянии была – от шока, что ее муж убил Борьку, сама чуть не умерла. Так, это первое. А что еще надо сделать?

Улики! Юрка наверняка оставил там свои следы! Их обнаружат и тогда… Нет, их не обнаружат. Борьку все равно не вернешь, а Юрка не должен сесть.

Она тихонько встала с кровати, на цыпочках и не дыша выбралась из спальни. Внизу обдумала, что нужно взять. Достала чистые тряпичные перчатки, в которых работала в саду, высаживая анютины глазки, вытащила новенькую тряпку из упаковки. Пожалуй, достаточно. Ах да, фонарик… Он лежит на полке в прихожей. Теперь все.

Открыв дверь, Леся растерялась – дождь. Сегодня у нее головка совсем плохая: одно делает, другое не замечает.

– Ну почему он полил сегодня, а не завтра! – чуть не плача, прошептала она.

А ведь другого времени не будет. Только сегодня, только сейчас. Первая мысль была взять зонт, но в руках тряпка с фонариком, купол над головой будет лишним. Леся решительно скинула халат, осталась в коротенькой ночнушке на тонких бретелях. Тапочки взяла в руки – куда еще зонт? – и выскользнула за дверь.

У, какой холоднющий весенний душ! Продвигаясь вперед босиком и на цыпочках, Леся ежилась под струями, а когда сверкала молния, останавливалась и крепко зажмуривалась. Безобразная погода. А раньше Леся любила грозу, но находясь в помещении. Вот и калитка. Леся выбралась в общий двор, и на нее зарычали шавки из будки.

– Фу, крысы! – тихо приструнила их Леся. И пригрозила: – Ни куска не получите, если шум поднимете!

Однако под дождь шавки не выскочили – умные. Теперь надо пройти мимо окон Полыни. Вредная старуха наверняка и во сне видит, кто бродит под ее окнами. Леся присела и на корточках двинулась к парадной двери. И кто называл эту дверь парадной? Обшарпанная, старая, держится на честном слове. И такой же старый фонарь над ней, наверное, его повесил купец, строивший дом. Так, окна Полыни позади…

О, как замечательно, что присела! И замечательно, что не успела пройти мимо маленького столика, на котором Полынь чистит рыбу, отчего он и воняет, как рыболовецкое судно. Потому что парадная дверь вдруг открылась. Правда, Леся едва не вскрикнула от неожиданности. Притаившись, она выглядывала из-за стола одним глазом. А дождь холодный, как снег, неприятно бил по спине.

Сначала из парадного выскочил купол зонтика, который пора выбросить на помойку, затем вышел…. Лобзень! Огляделся, как вор, и буквально скачками помчался за угол, то есть к себе.

– Что он там делал? – чуть слышно произнесла Леся.

Явно не к сорнякам в гости заходил, у них в окнах темно. Значит, к Борьке? Да, да, он был именно там! Иначе зачем надел перчатки? Сейчас не зима, а весна, почти лето. А потому и надел, чтоб не оставить отпечатков! Какое счастье, что Леся не вышла из своей квартиры раньше!

– Вот ты и попался! – злорадно прошептала она в адрес Лобзеня.

Теперь Леся быстро добежала до двери, вошла, дрожа от холода. Положила тапочки на пол, сунула в них ноги. Хоть и плоха сегодня ее головка, а варит, сообразила, что мокрые следы останутся, почему и несла тапочки в руках.

По скрипучей лестнице она поднималась крайне осторожно. Дверь Борьки… Ее не заперли. Кстати, не закрывать дверь предложил кто? Лобзень! И ментов вызвать завтра – тоже его идея. Ах как интересно! Может, он и убил? Убил, а сейчас ходил в гости к трупу. Тогда ей незачем лезть в апартаменты дерьмового короля.

Леся собралась было повернуть назад… Но! Юрка был у Борьки, был и не сказал ей. А не сказал, потому что он убил. Может, Лобзень улики подбросил, чтоб Юрка не отвертелся? Взял какую-нибудь вещь, принадлежащую мужу, и подбросил. Надо войти. Леся решительно взялась за ручку, но вдруг замерла, как перед прыжком в воду с десятиметровой вышки.