Этим она занималась и в ту минуту, когда к «Колдуну» приблизился вертолет. Через иллюминатор было ясно видно, как меняется характер вращения могучих лопастей перед посадкой на вертолетную площадку верхней палубы, и, подобно каждому незанятому и любопытствующему матросу на борту, Саманту на миг потянуло туда подняться, но прерывать окрашивание препарата было нельзя, да и непрошеное вторжение на островок ее личного счастья она восприняла в штыки. Девушка продолжила работу, но безо всякого удовольствия. Через какое-то время вновь раздался рев мотора, вертолет оторвался от палубы, оставив после себя предчувствие беды.
Вытирая ладони о фартук, с палубы спустился Эйнджел и встал в дверях:
— Что же ты, милочка, даже меня не предупредила?
— Ты о чем? — недоуменно вскинула глаза Саманта.
— О твоем кавалере, естественно. Собрал носки, зубные щетки и сделал всем ручкой. — Кок с прищуром разглядывал девушку. — Только не уверяй, что у вас не было прощального поцелуя…
Саманта отшвырнула пластинку в раковину, раздался звон битого стекла, но девушка уже мчалась по трапу. Запыхавшись, она вцепилась в релинг верхней палубы и уставилась вслед громоздкой желтой машине.
Вертолет держался невысоко, опустив нос к зеленым беспокойным волнам, и находился еще достаточно близко, чтобы можно было прочесть его бортовой номер. Впрочем, с каждой секундой он набирал скорость, двигаясь в сторону синеватой линии гор.
Ник Берг устроился на откидном сиденье между двумя пилотами «Сикорского S-58T» и смотрел вперед, на срезанный силуэт Столовой горы. Ее вершина была накрыта толстым одеялом снежно-белых облаков, вихрившихся на юго-восточном ветру.
При наблюдении с высоты — жалкой тысячи футов — в виду оказалось не менее пяти танкеров, упрямо рассекавших зеленое море, следуя маршрутом бесконечной одиссеи. Суда казались посторонними в своей же родной стихии; их создали не для того, чтобы жить с морем в гармонии, а, напротив, чтобы противодействовать любым движениям воды. Даже сейчас, при небольшом волнении, их широкие, тупые носы были залиты плотной белой пеной, и на глазах Ника один из танкеров вдруг неуклюже просел и попал под волну до самого полубака. Подымись ветер еще больше, каждое из этих судов вообще станет напоминать пирс на сваях, глубоко вбитых в грунт, — нечто вроде волнолома. Разве таким полагается быть судну?.. Ник поерзал, затем бросил взгляд назад.
«Колдун» еще не успел полностью скрыться из виду. Даже на этом расстоянии и несмотря на вопиющую диспропорцию с лайнером, линии буксира были приятны глазу и сердцу жившего в Нике моряка. Да, «Колдун» смотрелся великолепно, однако этот же взгляд за спину пробудил в шкипере чувство, которое он упорно пытался оставить без внимания, — укол сожаления на фоне яркого образа изумрудных глаз и платиново-золотистых волос.
Подспудная горечь была тем более едкой, что он повел себя трусливо. Покинул борт «Колдуна», не сумев найти смелости попрощаться с девушкой, — и сам же понимал, отчего так вышло. Он не мог себе позволить ни малейшего шанса оказаться в дураках.
Ник скорчил гримасу, вспомнив, как она ему бросила: «Вы какой-то старомодный…»
Есть что-то смутно отталкивающее в мужчине средних лет, вожделеющем молодую плоть, — пожалуй, именно так следует себя рассматривать, предположил он. Через полгода ему исполнится сорок, а до восьмидесяти он и не собирался доживать. Вот и получается: самая что ни на есть середина пути.
Он всегда презирал седых, морщинистых, лысых и непривлекательных дядек небольшого росточка, но с толстенной сигарой, которые сидят в дорогих ресторанах в окружении хорошеньких девиц: в то время как юные создания на первый взгляд жадно ловят слова старца, будто рассыпанный жемчуг, их глазки смотрят ему за плечо — на какого-то юношу.
И все же… трусость. Вот что это было. За последние недели девушка стала ему настоящим другом и вряд ли даже догадывалась о тех эмоциях, что пробуждала в нем, когда долгие часы стояла рядом на полутемном мостике «Колдуна». Разве ее следует винить за неподвластную голосу разума страсть? Ведь она ничем не дала понять, что видит в нем что-то еще помимо человека много старше себя… И не то чтобы отеческий, покровительственный персонаж, а так… Некто, с кем можно скоротать скучные вечерние часы. Она была дружелюбна и приветлива с каждым на борту «Колдуна», от старшего помощника до кока…
Нет, Ник попросту обязан был хотя бы из вежливости пожать ей ладошку на прощание, заверить в том удовольствии, которое он получал от ее компании, но вся беда в том, что он не был уверен, что ограничится только этим.
Ник вновь поморщился, вообразив, с каким ужасом она бы восприняла вылетевшую из него декларацию чувств или, скажем, предложение продлить знакомство, изменить его характер на нечто более интимное… О, ее разочарование, когда она сообразит, что за напускным фасадом зрелого и цивилизованного мужчины прячется грязный развратник, ничем не лучше тех стариков, которые пускают слюни, украдкой бросая взгляды на витрины порномагазинчиков на Таймс-сквер…
К черту. Лучше оставить это дело. Какая разница, что сейчас он, вероятно, в лучшей физической форме, чем в двадцать пять… Для доктора Саманты Сильвер он не кто иной, как старик, — более того, перед глазами имелся пугающий пример из его собственной юности.
Как-то раз, дождливым летним днем, одна женщина — подруга его матери — заманила девятнадцатилетнего Николаса в старый пляжный домик на Мартас-Виньярд. Он до сих пор помнил отвращение, которое испытал к дряблой бледной коже, морщинам, целлюлитным бляшкам на животе, груди и бедрах — к ее дряхлости. А ведь ей, должно быть, в ту пору было не больше сорока, его нынешний возраст, и когда он из жалости закончил оказывать услуги, в которых она столь нуждалась, то потом еще час стоял под душем, а зубной щеткой орудовал так, что в кровь стер десны.
Вот он, один из жесточайших обманов жизни, что человек стареет снаружи внутрь. Себя самого Ник видел в расцвете физических и душевных сил, в расцвете возможностей, особенно сейчас, когда он привел «Золотой авантюрист». Ну-ка, подать сюда драконов! Он вырвет им глотки голыми пальцами! А эта девчонка взяла и обозвала его старомодным… Ник решил даже, что его сексуальные фантазии, которые медленно, но верно обретали черты одержимости, должны были быть связаны с так называемой мужской менопаузой, печальным симптомом процесса старения, о котором он не задумывался вплоть до сегодняшнего дня.
Ник мрачно усмехнулся.
Девчонка, наверное, и не заметила, что он покинул судно. Максимум была неприятно удивлена отсутствием у него хороших манер, но при этом не пройдет и недели, как она позабудет имя шкипера. Что же касается его собственной персоны, то имелось достаточно, и даже более чем достаточно, работы, чтобы заполнить ею любое количество дней, и тогда образ стройного юного тела, увенчанного гривой платиново-золотистых волос, померкнет, потускнеет и растает, превратившись просто в сказку, чем, собственно, вся эта история и являлась с самого начала.
Он решительно отвернулся и стал смотреть вперед. Всегда и во всем вперед: в этом направлении тебя не ждут сожаления.
Вертолет подлетел со стороны Фолс-Бей и под сенью зашторенной облаками горы пересек узкую косу мыса Полуостровного, затратив на переход из Индийского океана в Атлантический не более десяти минут.
Пока «Сикорский» заходил на посадку, к вертолетной площадке уже спешила группа людей, словно падальщики, стянувшиеся на львиный пир.
Стоило Нику спрыгнуть на землю и, инстинктивно пригибаясь, заторопиться подальше от опасных лопастей, как эти люди, не сговариваясь, бросились вперед, не обращая внимания на окрики диспетчера, который не хотел допускать на площадку посторонних. Их предводителем был мясистый, багроволицый мужчина с манерами дрессированного медведя, а его лысая макушка пламенела так, будто ее опалило паяльной лампой.
— Ларри Фрай, мистер Берг, — прорычал он. — Помните меня?
