— И не надейся, — огорошил его робот. — С чего бы это?

— Ты же сам заварил эту кашу! — заорал Гэллегер. — Теперь сам ее и расхлебывай.

— Чего ради?

— «Чего ради»? Да хотя бы потому, что… ну… из соображений элементарной порядочности.

— Нельзя подходить к нам, роботам, с человеческими мерками, — парировал Джо. — Что мне ваша этика? Зачем мне тратить время, которое я могу использовать для подробного изучения собственной красоты. Лучше застыну перед зеркалом на вечные времена…

— Вечных времен у тебя не будет! — взорвался Гэллегер. — Скоро от тебя ни одной целой молекулы не останется.

— Как хочешь. Меня это не трогает.

— Так уж и не трогает?

— Ох уж этот ваш инстинкт самосохранения, — робот явно издевался. — Правда, вам, очевидно, без него не обойтись. Столь безобразные создания давно уничтожили бы друг друга из одного только отвращения к собственному уродству. Если человечество еще существует, то только благодаря этому страховому полису — инстинкту самосохранения.

— А если я лишу тебя зеркала? — спросил Гэллегер, сам не веря в действенность своей угрозы.

Ответом стали вытаращенные до упора глаза на кронштейнах.

— Я могу обойтись и без зеркала. Не говоря уж о том, что я могу представить себя локторально.

— Давай без подробностей. Остаток жизни я хотел бы провести подальше от дурдома. Послушай-ка, зануда, ведь робот обязан трудиться, делать что-то полезное.

— А я разве не делаю? Что может быть полезнее красоты?

Гэллегер, крепко зажмурившись, попытался собрать воедино разбегающиеся мысли.

— Вникни: допустим, я разработал для Брока принципиально новый тип увеличительного экрана. Но ведь из-за твоего дурацкого контракта его все равно приберут к рукам Тоны. Если я не разделаюсь с контрактом, то любая моя работа становится бессмысленной.

— Гляди! — вскричал Джо в приливе восторга. — Крутятся! Какое совершенство! — И он замер, любуясь своими противно жужжащими потрохами.

Гэллегер побледнел от бессильной ярости.

— Чтоб тебе провалиться! — выругался он. — Ну ладно. я еще пообломаю тебе рога. Пойду спать. — Он поднялся и злорадно выключил свет.

— Бесполезно, — сказал робот. — Я прекрасно вижу во тьме.

Гэллегер изо всех сил хлобыстнул дверью. В полном мраке Джо беззвучно пел себе хвалебные гимны.

Одна из стен в кухне Гэллегера была занята большим холодильником. Среди разнообразных напитков, заполнявших его, главное место занимали жестянки с импортным пивом, прием которого обозначал прелюдию к очередному запою. Утром Гэллегер, не отдохнувший и неудовлетворенный, борясь с собою, поднес ко рту томатный сок, с отвращением сделал глоток и сразу же запил его внушительной порцией виски. Учитывая, что сногсшибательный запой длился уже неделю, Гэллегер не притрагивался к пиву, сохраняя традиционную для него систему потребления спиртного — от простого к сложному. Пищевой автомат швырнул ему герметически упакованный завтрак, и он нехотя ткнул вилкой в плохо прожаренный бифштекс.

— Итак…

Гэллегер считал, что остается одно — судебное разбирательство. Психология роботов была для него темным лесом. Однако способности Джо могли ошарашить любого судью. Конечно, по закону роботы не признавались свидетелями… и все-таки, если доказать, что Джо — механизм, способный гипнотизировать, суд может признать контракт с Тонами недействительным и расторгнуть его.

Чтобы не терять ни минуты, Гэллегер взялся за видеофон. Харрисон Брок еще не растерял своего влияния и связей, и потому предварительное слушание дела удалось назначить на этот же день. Однако чем все закончится, ведали лишь Господь да робот.

Последние часы перед судом Гэллегер провел в мучительных, но безрезультатных размышлениях. Он так и не мог решить, какой ключик подобрать к роботу. Если бы он знал, для чего изготовил Джо… но он никакие мог вспомнить. И однако…

В полдень он явился в лабораторию.

— Собирайся, умник, — бросил он, — мы едем в суд. Немедленно.

— И не подумаю.

— Отлично. — Гэллегер распахнул дверь и жестом пригласил двух здоровых парней с носилками, — Берите его, мальчики!

В общем-то, он блефовал. Способности Джо оставались загадкой, пределы возможностей — тоже. К счастью, робот был не так уж велик. Он сопротивлялся, возражал и даже скрипел, но его все-таки упаковали в смирительную рубашку и без труда положили на носилки.

— Перестаньте! По какому праву! Что вы себе позволяете?! Пустите меня, говорю вам! Пустите!!

— Вперед! — скомандовал Гэллегер.

Джо боролся мужественно, но его вытащили на улицу и сунули в воздушную карету скорой помощи. Там он сразу притих и только тупо смотрел в потолок. Гэллегер опустился на сиденье рядом со своим строптивым детищем. Машина мягко оторвалась от земли.

— Ну, что будем делать?

— Мне уже все равно, — ответствовал Джо. — Ты меня страшно разочаровал. Не знаю, почему я вас всех не загипнотизировал. Между прочим, это и сейчас не поздно. Или, может быть, для вас предпочтительнее бегать по кругу и тявкать по-собачьи?

Гэллегера передернуло.

— Не советую.

— Можешь не беспокоиться. Я не опущусь столь низко. Буду гордо лежать, любуясь собой. Ты же знаешь, что зеркало мне не нужно. Свою красу я могу опространствить и без него.

— Джо. — сказал Гэллегер. — Нас везут в суд, в большой зал. Там будет множество людей, и все они будут тобою любоваться. Представляешь себе, каким будет их восхищение, если ты продемонстрируешь свои гипнотические способности? Помнишь, как ты загипнотизировал Тонов?

— Меня не волнует число людей, которые в восторге от меня, — ответствовал робот. — Если они просто увидят меня, и то им сказочно повезло. Я буду рад за них. А пока помолчи. Разрешаю тебе тихо любоваться моими шестеренками.

Гэллегер любовался шестеренками своего мучителя, и глаза его горели от ярости. Он не мог успокоиться даже тогда, когда карета приблизилась к зданию суда. Парни — под наблюдением изобретателя — внесли робота в помещение и осторожно взгромоздили на стал. После короткого совещания робот был признан «вещественным доказательством № 1».

Зал суда был переполнен. Основные персонажи тоже были на месте; парочка Тонов держалась с самоуверенностью, близкой к нахальству, зато семейство Броков было явно взволновано. Водоразделом между этими двумя группировками стала предусмотрительная, как обычно, мисс Сильвия О'Киф. Председатель суда Хэнсон слыл педантом, но, по убеждению Гэллегера, был порядочным человеком. Это уже обещало кое-что.

Судья посмотрел на Гэллегера.

— Думаю, обойдемся без формальностей. Я изучил вашу краткую пояснительную записку по данному вопросу. Речь идет о том, заключали ли вы определенный контракт с корпорацией «Сонатон Телевижн Эмьюзмент». Вы согласны с такой формулировкой?

— Согласен, ваша честь.

— В таком случае дело будет слушаться без участия адвоката. Решение может быть обжаловано любой из сторон. В противном случае оно вступает в законную силу через десять дней после вынесения.

Эта новая форма упрощенного судебного разбирательства получила широкое распространение: она экономила время обеих сторон, свидетелей и экспертов, да и нервы тоже. Тем более, что после ряда скандальных процессов последних лет репутация адвокатов оказалась изрядно подмоченной. Прибегать к их услугам считалось теперь правилом дурного тона.

Судья Хэнсон начал с опроса Тонов, после чего пригласил на свидетельское место Харрисона Брока. Владелец «Вокс Вью» нервничал, но отвечал уверенно.

— Восемь дней назад вы заключили договор с заявителем?

— Да. Мистер Гэллегер взял на себя обязательство выполнить для меня определенную работу.

— Вы можете представить контракт?

— Нет. Договоренность была устной.

Хэнсон задумчиво взглянул на изобретателя.

— Заявитель в тот момент был пьян? Насколько мне известно, такое состояние для него не редкость.

Брок поколебался.

— Тест на алкоголь я не проводил. Не могу дать объективный ответ.