Алексей, идущий впереди нас, тут же обернулся и громко закричал:
– Ложитесь!
Он достал откуда-то пистолет и плюхнулся на асфальт, целясь в сторону, откуда раздались эти громкие звуки. Скоробогатова тут же решила последовать его совету. Я – нет. Уж я-то знаю, как звучат настоящие выстрелы. То, что мы услышали, могло быть чем угодно, но только не автоматной очередью.
В подтверждение моей мысли из-за угла показались двое мальчишек лет по десять-одиннадцать. Один из них нес в руке яркую связку китайских петард, которые сейчас в большом количестве продаются везде, где только это возможно.
– Сейчас еще вон там рванем! – Один из них показал другому куда-то в сторону клумбы в центре двора. И замолчал, в удивлении остановившись. И было чему удивляться – прямо перед ним на асфальте лежал на животе дядя огромных размеров, одетый в хороший костюм. Дядя держал в руках огромный пистолет. На крыльце позади дяди лежала тетя, тоже на животе и тоже в костюме. Согласитесь, что такую картину на наших улицах можно увидеть нечасто.
У пацана от удивления открылся рот. Второй испуганно взял первого за руку, также не отрывая взгляда от странных людей на асфальте. Немая сцена продолжалась где-то с полминуты, затем оба сорванца одновременно молча повернулись и кинулись наутек.
– Мать твою! – выругался Алексей, вставая и отряхиваясь. Его костюм от соприкосновения с асфальтом несколько утерял свой товарный вид.
– Что все это значит? – Алевтина Павловна также тяжело поднялась, оперевшись на подставленную мной руку.
– Это значит, что сотрудники охранного агентства «Рекс» не могут отличить взрывы петард от настоящих выстрелов! Не слышали, наверное, никогда, как стреляют по-настоящему? – заявила я, мстительно глядя на бугая Лешу.
– Да ладно вам… – сокрушенно вздохнул он. – Нервы на пределе, достал уже этот козел!
– Так мы едем или нет? – Второй охранник вышел из машины и встал рядом. При этом он с удивлением уставился на меня.
– Николай, это Евгения Максимовна Охотникова. Она тоже будет меня охранять. И самое главное – теперь она будет координировать вашу работу! – поспешила представить меня Алевтина. В сопровождении Алексея она обошла машину и приземлилась на заднее сиденье.
– Ну это уж как босс скажет! – недовольно ответил Алексей, также занимая свое место в машине рядом с водителем.
Всю дорогу, пока мы ехали в театр, в салоне царило тяжелое молчание. Видимо, рексовцы тяжело переживали свой промах перед конкурирующей организацией, которую к тому же имела честь представлять женщина.
* * *
Наш местный театр драмы находился неподалеку от центра города. Это было современное здание из стекла и бетона с выступающим вперед сплошным стеклянным фасадом. Здание располагалось посреди небольшого сквера с двумя рядами бетонно-деревянных лавочек. Деревянные части лавочек уже давно перекочевали на дачный участок какого-то чересчур практичного аборигена. На оставшихся бетонных тумбах сидеть было просто опасно для здоровья, поэтому сквер этот использовался местными старушками исключительно для выгула своих мопсов и пекинесов. Впрочем, мы подъехали не к главному входу, а к служебному, который находился с противоположной стороны здания, на Железнодорожной улице.
На крыльце служебного входа нас ждал, нервно переминаясь с ноги на ногу, невысокий толстенький человечек. Его несколько обрюзгшее (видимо, от постоянного принятия алкоголя) лицо украшала широкая окладистая борода, которая с лихвой компенсировала недостаток волос на его лысеющей голове.
– Ах, Аленька! Наконец-то! А то я уже начал волноваться! – Как только Алевтина Павловна вышла из машины, бородатый толстячок поспешил спуститься к ней, смешно перебирая ногами по лестнице. Судя по всему, это был Георгий Скоробогатов собственной персоной.
– Все в порядке, милый! – проворковала Алевтина, целуя супруга в щеку. – Я приехала в сопровождении Евгении Максимовны.
– Евгении Максимовны? – удивленно поднял густые брови Скоробогатов.
– Ну да! Охотниковой! Или ты забыл о рекомендации капитана Лисовского?
– Ах да! Действительно, забыл! Так ты уже и этот вопрос успела решить?
– Конечно, мой козлик! Я же у тебя золотце! Мы с Евгенией Максимовной успели обговорить все формальности, и она любезно согласилась нам помогать!
– Очень приятно, Евгения Максимовна! – Скоробогатов подошел ко мне и поцеловал мне руку. – Можно я буду называть вас просто Женей?
– Конечно, можно! А я вас просто Жорой… – согласилась я. Он не заметил или же сделал вид, что не заметил моего легкого сарказма.
– Пойдем, а то Яромир уже заждался нас! – прервала наш разговор Алевтина Павловна. Пока Скоробогатов со мной любезничал, ее глаза просто метали молнии.
Мы прошли в здание театра и поднялись на третий этаж. Именно там располагалась малая сцена, на которой и ставился «Туз в рукаве». Небольшой зрительный зал, куда мы вошли, насчитывал всего сто – сто двадцать кресел. На первом ряду уныло скучал, откинувшись на спинку кресла и закинув обе ноги на приставленный спереди стул, длинноволосый человек лет тридцати пяти. Он что-то мило насвистывал, глядя в потолок, и при этом планомерно подкидывал в воздух и тут же ловил желтый теннисный мячик. Должна сказать, что с координацией у него было все в порядке – мячик ни разу не упал на пол.
Услышав, что в зал входит группа людей, он, оставив свое глубокомысленное занятие, вскочил с кресла и быстро направился к нам, не выпуская мячика из рук. Правильнее было бы сказать, что он почти побежал. Казалась, его несет какая-то бушующая в нем стихия. При этом, когда он перемещался, его длинные волосы развевались так, словно он бежал против сильного ветра.
У человека было узкое лицо с большим подбородком, выступающими скулами и орлиным носом. Некоторая раскосость серых глаз, пронзительно смотревших из-под густых бровей, свидетельствовала о наличии у их владельца восточной крови. Но была в этих глазах еще и какая-то наивность, столь характерная для представителей цивилизованного зарубежного мира. Не знаю почему, но по такому взгляду сразу можно сказать о человеке: «не наш». Именно так я и подумала о подбежавшем к нам длинноволосом типе.
– Яромир, извини, мы заставили тебя ждать! – сказал ему Скоробогатов.
– О! Ничего страшного! – ответил сероглазый.
Годецкий хорошо говорил по-русски, но с некоторым акцентом, очень похожим на прибалтийский. Я уже не сомневалась, что перед нами тот самый польский драматург, который оставил благополучную Европу ради того, чтобы наши провинциальные зрители увидели его пьесу. Впрочем, может быть, просто у него не было другого выбора и, кроме наших зрителей, никто больше не хотел наслаждаться его бессмертным творением.
– Познакомься с нашим новым администратором – Евгенией Максимовной Охотниковой, – представил меня Скоробогатов.
– О! Очень приятно! – Годецкий элегантно поклонился. – Ну почему в России так много красивых женщин!
– Думаю, что в Польше их не меньше! – улыбнулась я.
– А вы были в Польше? – спросил Годецкий.
– Честно говоря, нет!
– Вам обязательно надо у нас побывать! Вы просто затмите своей красотой всех наших барышень, пани Охотникова!
– Называйте меня Женя, пан Годецкий.
– Вы тоже можете называть меня просто Яромир. Или Ярик – так меня зовут друзья!
– Мы будем сегодня работать или нет?! – Алевтина Павловна была явно недовольна тем, что очередной мужчина смотрит на меня с нескрываемым восхищением. Ну, с ее мужем все понятно, но при чем тут несчастный поляк? Или эта дама положила глаз на всех мужчин, которые ее окружают, и всех их считает своей собственностью? Боюсь, что в этом случае мне не удастся долго с ней проработать!
– Да, действительно, пора приступать! А то Горбунов нас всех расстреляет, если мы не сделаем спектакль к началу сентября, – сказал Скоробогатов.
– Горбунов – это кто? – спросила я.
– Как? Вы не знаете директора нашего театра? – удивилась Алевтина.