Темно-коричневый «Крайслер», отражая полированными боками и тонированными стеклами проплывающие мимо фонари и сияющие витрины магазинов, свернул с проспекта. Бесшумно работал кондиционер, окна машины были плотно задраены. Снаружи – нестерпимая июльская жара, а в салоне свежо – восемнадцать по Цельсию. Полунину нравилась эта машина. Каплевидный кузов, мощный восьмицилиндровый двигатель, гидроусилитель руля. Не говоря уж о тормозах, велюровой обивке салона и прочих прибамбасах.

Полунин посмотрел на часы на приборном щитке и, поняв, что немного опаздывает, надавил на педаль акселератора. Двигатель почти неслышно прибавил обороты, и машина легко увеличила скорость.

Неприятным осадком на душе лежал вчерашний инцидент со Славкой, из-за которого Полунин даже отменил намечавшийся на воскресенье пикник и отправился на работу. Ему было стыдно перед Светланой за свою вспыльчивость. И чего это он так разошелся? Что, он не доверяет своему лучшему приятелю? Да не посмеет Славка никогда... А если даже посмеет? Нельзя же из-за этого убивать! В таких делах нужна большая деликатность. Своей ревностью он просто оскорбил Светлану. Он и так уделяет ей не слишком-то много времени. Нужно купить сегодня ей цветы – самый красивый букет. И извиниться перед Славкой. Он поднял трубку, собираясь позвонить Болдину, но передумал, решив, что сделает это из дома, чтобы Светлана все слышала. От этого на душе стало легче, и он снова принялся за бумажные дела.

Закончив проверку документов, подтверждавших прибытие на таможню очередной партии материалов и оборудования для завода, Полунин уже собирался домой, когда позвонил Жорж Шульц и попросил встретиться с ним как можно скорее.

– Что-нибудь случилось? – Владимир поднялся, оставив документы на столе, зная, что завтра секретарша отправит их по назначению.

– Нет, ничего такого, – как-то неопределенно проговорил Шульц, – просто нужно кое-что обсудить.

Обычно педантичные немцы не работали по воскресеньям, тем более что вчера, на дне рождения Светланы, они прилично набрались, поэтому звонок этот показался Полунину несколько странным. Но Шульц был одним из новых акционеров «Нефтьоргсинтеза», которые следили за проведением поставок и наладкой оборудования, поэтому отказать ему Владимир не мог. Приглашать немца на завод тоже не было никакого резона, и Полунин назначил ему встречу по пути домой.

– В «Бригантине» будет удобно, Жора? – поинтересовался он.

– Да-да, – быстро согласился Шульц, – буду ждать.

Они договорились на девять, а сейчас уже было начало десятого – пришлось улаживать кое-какие вопросы с начальником дежурной смены, охранявшей завод.

К досаде Полунина, в этот воскресный день на стоянке возле кафе не было ни одного свободного места. Пришлось медленно проехать мимо и запарковать «Крайслер» в начале соседнего квартала. Не обращая внимания на знак, запрещавший остановку, он тормознул у тротуара и вышел на улицу. Сразу окунулся в горячее, липкое. Сделав несколько шагов по направлению к «Бригантине», он ослабил узел галстука и, вернувшись, бросил его на заднее сиденье машины.

Он не заметил, что двигавшаяся немного позади него черная «девятка» замедлила движение и тронулась только тогда, когда он снова пошел в сторону кафе. Полунин почувствовал опасность, когда до «Бригантины» оставалось не больше пятидесяти шагов. Человек, мягко ступавший по разогретому асфальту следом за Владимиром, быстро настиг его, обхватил одной рукой за корпус, а другой, в которой что-то держал, ударил в шею. Удар был не сильным, но Полунин как-то сразу обмяк, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой. Он все-таки напрягся, пытаясь обернуться, и в какое-то мгновение ему это удалось. Посмотрел на нападавшего, стараясь запомнить, но лицо парня расплылось, а потом растаяло и исчезло совсем.

Он уже не чувствовал, как две пары крепких рук подхватили его безжизненное тело, провели несколько шагов до черной «девятки», остановившейся напротив, и втолкнули в салон.

День рождения Светланы Полунин решил праздновать в ресторане «Оливер». Его директор, некогда ставший жертвой разборок между Батуриным и командой полковника Исаева, был признателен Полунину, которому удалось восстановить в городе мир и порядок. Пиршество в банкетном зале было организовано по высшему разряду. Сервис ресторана отличала предупредительная изысканность и не лишенное подобострастия желание услужить людям, следящим за тем, чтобы заведение и дальше оставалось подконтрольным и преуспевающим. А уж если случались праздники, такие, как этот, тут уж администрация и персонал «Оливера», находящегося на пересечении поделенных между криминальными группами территорий и выбранного в качестве места решения спорных вопросов, выкладывались на все сто.

И неважно, что батуринские ребята обычно не употребляли ничего крепче пива, сортов коего было на столе не меньше дюжины, – всеобщее веселье крепло и ширилось, расходясь волнами от стола, за которым Славка Болдин острил, отпуская порой скабрезные шуточки по поводу «боевых» операций и растущих аппетитов людей Батурина. Женщины пили преимущественно шампанское. Поредевшие ряды бойцов Батурина пополнили «новобранцы».

Полунин сидел с едва пригубленной рюмкой коньяка, присланного ему Юсуповым, торговавшим в Москве греческими коньяками. Александр взял с Владимира слово, что на всех праздниках Полунин будет пробовать хотя бы каплю из подаренной ему коллекции. Обещание носило шутливый характер, но Полунин всегда относился к Юсупову с искренней симпатией, а кроме того, был благодарен тому за помощь в разборке с Томашевским и Исаевым.

Чуть поодаль от батуринцев сидели гости из областной администрации: первый зам губернатора по топливно-энергетическому комплексу Цепелюк Николай Борисович, помощник Цепелюка – Изяев Шамиль Рахметович, начальник финансового отдела Реденко Иван Петрович, а также специально приглашенные члены совета директоров немецкой корпорации «JEI», с которой Полунин заключил контракт на инвестирование «Нефтьоргсинтеза» в обмен на пятнадцатипроцентный пакет акций своего детища. Немцы жеманно морщились, косясь на шумную компанию во главе с Болдиным, и манерно улыбались, полные загадочных мыслей и расчетов. Казалось, даже атмосфера всеобщего веселья не может оторвать их от составления бизнес-планов и обдумывания бизнес-проектов. Они словно надели на себя маски, но сквозь заученные гримасы пробивались хвостики невольных прикидок. С официальной речью про спутницу жизни и блестящие перспективы российско-немецкого сотрудничества выступил Цепелюк Николай Борисович. Это был тучный лысеющий мужчина лет пятидесяти, с короткими руками и тройным подбородком, с плотно сжатыми тонкими губами и оценивающим прищуром серых глаз, смотрящих из-за очков цепко и внимательно. С лица Цепелюка не сходило выражение глубинного недоверия, его узкий рот то и дело складывался в скептическую усмешку, так что даже произнося торжественный спич, он не мог до конца улыбнуться. Вместо улыбки по его лицу пробегали быстрые судороги, когда же нужно было придать словам максимум значения, он слегка хмурил почти бесцветные брови, а потом снова натягивал на себя маску брезгливой усталости.

– С этим проектом наша область имеет все шансы выйти на мировую арену... Если мы соединим русский размах с немецкой пунктуальностью, – здесь он с тонким намеком посмотрел на продолжавшего есть икру Пеггелера, – то... – чиновник на секунду замялся, – то... цены нам не будет...

Полунин усмехнулся про себя и незаметно для окружающих переглянулся с иронично внимающим словам Цепелюка Болдиным. Болдин чуть не прыснул со смеху. Он не любил всех этих надутых шишек, считая их паразитами на теле общества. Когда Полунин, который, сам не отличаясь оптимизмом по поводу работы чиновников, все же не хотел мести всех под одну гребенку и стремился объяснить Славке, что и среди служащих государственных контор попадаются порой вполне приличные люди, Болдин отмахивался, а то принимался насмехаться над «наивностью» Владимира. И тогда Полунину приходилось ставить зарвавшегося «сопляка» на место.