Золото. Его здесь было много. Так много, что хватило бы на всю оставшуюся жизнь. Каково стоять среди сокровищ и постоянно подавлять в себе желание дотронуться до прелестного кольца, усыпанного бриллиантами и сделанного, как сказано на табличке, из золота девятьсот девяносто девятой пробы. Глаза алчно перебегают дальше. Бабочка. На кончиках ее усиков крохотные брюлики, а крылышки набраны из сапфиров. Само тельце – чистая платина. Сорок целых и двадцать три тысячных грамма весит только металл. А еще ведь и камней... Это, наверное, баснословно дорого?

Подвески! У Дарьи перехватило дух. Она пошевелиться не могла. Под толстым стеклом лежит безделица, которую пристало носить лишь королевам. Сочетание трех огромных рубинов, вмонтированных в золотую оправу, сводит с ума. Подсветка так удачно поставлена, что вещица играет.

Оторвавшись от созерцания красивых безделушек, Дарья оглядела выставочный зал, подыскивая жертву – желательно молодого, солидно одетого джентльмена, который не прочь был бы потратиться на даму.

Вот он: высокий, широкоплечий, в наглаженном костюмчике. Склонился над витриной с бабочкой, которую она успела уже рассмотреть.

– Прелесть, правда?

Он повернулся. Аккуратно пострижен, высок, немного сутуловат, мышиный костюм-тройка, галстук: сочетание синего и зеленого, а на нем заколка, бьющая в глаза своим великолепием. Кроваво-красный камень манит к себе удивительной чистотой. Она оторвалась от украшения и посмотрела ему в глаза: карие, больше хитрые, нежели умные.

– Отличные вещи.

– Да, только и осталось, что смотреть.

– Ну почему же. – Он надел очки, которые, как оказалось, были у него в руке, и склонился над витриной. – Вас, судя по всему, произвели на свет в Саратове, не скажу когда именно, а то, чем я сейчас любовался, сделано в Екатеринбурге, в прошлом году.

– Неужели? – не поверила Дарья. – Откуда вы знаете?

Он посмотрел на нее, чуть прищурившись.

– Я ювелир. Точнее, нет, не ювелир, не мастер, а торговец.

Дарья мысленно выставила себе оценки за выбор клиента: 6.0, 6.0, 6.0, 6.0, 6.0, 6.0 – все судьи – женские ее комплексы и страхи – единогласно поставили наивысшие баллы.

– Вы здесь по делам?

Она и сама не заметила, как уже вовсю стала общаться с ним. Он просто приятный, не скользкий, не гадкий. Положительный, спокойный, рассудительный. Голос мягкий: баритон, бу-бу-бу, бу-бу-бу. Дарье нравилось. Он не был похож на тех загнанных мальчиков-студентиков, которые лишь кидают взгляды на твои ножки и жуют сопли, не решаясь подойти и попытаться заговорить.

– Как сказать, вряд ли что-то из того, что здесь выставлено, можно продать. У нас здесь все же провинция. Состоятельных людей не так много. Думаю, из тридцати экспонатов, что привезли сюда из столицы, местные граждане осилят десяток, да и то возьмут что подешевле.

– Интересно, значит, вы знаете настоящую цену всему этому?

Он с легкостью согласился с ней.

– Мне понравилась эта бабочка, она такая большая.

– Тысяч сто стоит, самая дорогая здесь вещь.

– Долларов?

– Посмотрите, на краях золотая нить, обрамляющая сапфиры, на ней бриллианты. А тельце бабочки... Ее глаза, сами усики.

– Ой, я не заметила. – Дарья аж рот открыла, склонившись над стеклом так низко, что почти касалась его своим носом. – Какая прелесть! И лапки, и усики тоже усыпаны камешками.

– Очень тонкая работа, и наше счастье, что мы можем видеть это воочию.

– Здорово.

– Меня зовут Антон.

– Дада, простите, Дарья, – тут же поправилась она.

Он едва улыбнулся.

– Не хотите пообедать со мной?

Дарья не стала себя спрашивать, зачем она это делает. Ответ ей давно был известен: она зарабатывает на жизнь.

– Может быть.

– Тогда давайте оставим это и поедем заниматься чревоугодием.

Они вышли из музея, где выставлялись экспонаты из Гохрана России, и сели в серебристый «Хьюндаи».

– Красивая машина. – Комфорт салона действовал расслабляюще, к тому же надо было о что-нибудь говорить.

– Спасибо. Куда поедем? – Он глянул на нее точно так же, как она совсем недавно смотрела на ту бабочку под стеклом.

Их роман – взаимовыгодное сотрудничество: любовь в обмен на деньги – продолжался уже почти месяц. Дарья совсем забросила учебу в мединституте и большую часть своей жизни стала уделять стройной фигуре.

Мать не находила себе места: приближалась летняя сессия, но Дарье до нее не было никакого дела. Если зимнюю она осилила еще кое-как с двумя пересдачами, то на следующую, восьмую по счету, Нина Ивановна уже не строила никаких планов.

Ей трудно было убедить дочь в том, что учеба имеет хоть какой-нибудь смысл.

В их доме стало намного уютнее. Новая бытовая техника заполнила квартиру и существенно облегчала жизнь. Дарья теперь под шумок смогла реально потратить то, что было у нее в загашнике от предыдущих приключений. Пусть у матери создастся впечатление, что у дочки очень уж щедрый кавалер. Антон действительно не был жадным и за месяц потратил на нее пару тысяч долларов. Из своих Дарья потратила еще пять, и теперь у них был и огромный холодильник, и стиральная машина, и новенькая плита... В общем, все-все-все, о чем мечтает любая хозяйка.

Нельзя сказать, что Нина Ивановна горела желанием узреть Антона, но отзывы дочери о нем настраивали на созидательный лад. Ведь ее душке перевалило за двадцать, и она рассчитывала, как, впрочем, и все матери, у которых взрослые дочки, рано или поздно получить диплом тещи.

Дарья однажды набралась смелости и вечером приехала домой на новенькой «девятке».

– Мама, он подарил мне машину! – Не могла же она признаться, что это на деньги, которые она заработала, разыскивая наркотики.

Мать восприняла это сообщение несколько настороженно.

– Но это очень дорого...

– Он меня любит! И устраивает мою жизнь. – Она, словно коза, прыгнула на диван и поджала под себя ноги. – Посмотри на улицу, цвет тебе должен понравиться.

Нина Ивановна оторвалась от телевизора и выглянула в окно. В мае темнеет поздно, и в восемь вечера света еще достаточно.

– Вишневая, – тихо прошептала мать. – Тебе в самый раз. – Нина Ивановна и не заметила, как утратила свою напыщенность и суровость.

Дарья подбежала и чмокнула ее в щеку.

– Вот видишь. Я же знала, что тебе понравится.

Они сидели в ресторане гостиницы «Волга» и негромко беседовали о видах на лето.

– Я планировал съездить с тобой куда-нибудь за границу – на Кипр или в Грецию, – но, похоже, ничего не выйдет. Придется довольствоваться Сочи.

– Но это же здорово! – громко воскликнула Дарья, не сдержав эмоций. Ей с ним всегда и везде было хорошо.

Антон уже привык к несколько эмоциональной оценке всего происходящего и столь бурное выражение радости воспринял вполне спокойно: стал с еще большим усердием поглощать пельмени, на Дарьин вкус, слишком уж наперченные.

– А когда мы поедем?

– Надо подождать, пока вода прогреется, – разумно заметил ей бойфренд, продолжая с аппетитом набивать желудок.

– А почему не едем за границу?

– Дарья, у меня же работа есть, – вдруг неожиданно и резко осадил он ее.

– Что-то случилось, да?

Он покачал головой и в полной тишине добрался до финиша. Когда весь заказ был уничтожен, они поехали к нему домой.

По дороге чуть не врезались в автобус, что ничего, кроме неприятностей, не принесло бы. Антон рискованно подрезал, и Дарье пришлось попросить его вести потише.

Она видела, что он нервничает, и надеялась, что дома он выскажется.