Эти бессердечные, грубые, невежественные и беспринципные люди не вызывают к себе никакой симпатии. Они и не пользовались ею у своих современников, чуждых военному делу. Снисходительное презрение слышится в словах Цицерона, когда он называет какого-то примипила человеком "в своем роде порядочным". Чтобы понять, чем был центурион и чтобы оценить его по справедливости, надо видеть его в военной обстановке, на войне и в легионе: там, где было его настоящее место и где он чувствовал себя дома.
Принадлежность центуриона времен республики к бедному простому народу определяла его положение среди солдат. Он всегда выходец из солдатских рядов, свой брат солдатам, их непосредственный начальник, который живет все время с ними и почти так же, как они; он ведет их в бой, учит военному делу, придирается к каждой дырке на тунике и к каждой неначищенной бляхе на поясе, не стесняясь, пускает в ход виноградную лозу, символ своей власти, и, не задумываясь, умирает за своих солдат. Он — посредник между ними и высшим начальством, которое через центурионов передает свои распоряжения и в трудные минуты рассчитывает прежде всего на их помощь. Это костяк римской армии; старые служаки, поседевшие в боях и походах, украшенные орденами и рубцами от ран, они пользуются влиянием в солдатской среде и уважением у высшего командования. Цезарь знал своих центурионов по именам; это были люди, имена которых стоило запомнить даже Цезарю.
Солдату приходилось обычно годы и годы тереть свою солдатскую лямку, прежде чем он получал звание центуриона. Оно не давалось даром или только за выслугу лет: требовались боевые подвиги, хорошее знание военного дела, известная умственная одаренность. Полибий, один из умнейших людей античности, в поисках ответа, почему римляне меньше чем в столетие покорили чуть не весь мир, внимательно изучивший военное дело у римлян, оставил нам идеал центуриона, который был выработан в военных римских кругах того времени, конечно, на основании длительного воинского опыта: "От центуриона они требуют, чтобы он не кидался, очертя голову, туда, где опасно, но умел бы распорядиться, был бы стоек и серьезен, не ввязывался бы не вовремя в бой и не начинал бы его несвоевременно, но умел бы выдерживать натиск одолевающего врага и умирать за родную землю". Если центурионов, образы которых можно разглядеть в скупых заметках наших источников, мерять этой меркой, то окажется, что они под нее более или менее подходят. В одном, случалось, идеал и действительность не совпадали. Иногда в горячке боя центурион терял обязательную для него рассудительность и превращался из трезвого, расчетливого начальника в бесшабашного удальца, который, не помня себя, шел сам и вел за собой солдат на верную гибель. Фабий полез на страшные стены Горговии, уже не соображая, что его ждет несомненная и бессмысленная смерть. Центурион бывал иногда безрассудным в своей храбрости; безупречно храбрым он был почти всегда. Цезарь, отмечая потери в своих войсках, почти всегда выделяет особо потери в составе центурионов: они неизменно очень велики. Под Диррахием погибло 960 солдат и 32 центуриона; под Фарсалом — 290 солдат и 30 центурионов, т. е. из числа центурионов, положенных на легион, выбыла половина, если не больше, а солдат — 1/25 часть. Старый центурион Крастин, простившийся с Цезарем перед Фарсальской битвой словами "живого или мертвого, но сегодня ты поблагодаришь меня, император", знал, на что он идет, и шел бестрепетно. После сражения при Диррахии Цезарю показали щит центуриона Сцевы: он был пробит в ста двадцати местах. Случай, когда центурион уклонился от участия в бою под предлогом охраны лагеря, прочно засел в памяти римского народа как нечто из ряда вон выходящее.
Личной храбрости, однако, по римским представлениям, для центуриона мало. Лихо рубиться мог и простой солдат, а центурион не был простым солдатом; он начальник: от него требуют, чтобы он "умел распорядиться", умно и трезво расчел, как нанести врагу побольше ущерба, а своим потерпеть при этом поменьше урона. Он должен отдавать себе ясный отчет в боевой обстановке, изменения ее учитывать тут же, пользоваться промахами противника и немедленно устремляться на помощь туда, где это нужно. Он должен быстро соображать, все время быть начеку, принимать решения стремительно и правильно. Растяпа, крепкий задним умом, и легкомысленный глупец, не сумевший ничему научиться за всю свою военную службу, никогда не мог стать центурионом. Цезарь щедро наградил Сцеву и сразу же далеко продвинул его по служебной лестнице не только за безудержную смелость, о которой свидетельствовал его изрешеченный щит: Сцева сумел повести оборону порученного ему укрепления так, что солдаты Помпея не смогли им овладеть. Крастин в битве при Фарсале "оказал величайшую услугу Цезарю" не только тем, что "сражался очень мужественно" и увлек за собой "отборных воинов своей центурии", но и тем, что умело этими воинами командовал. Когда галлы в Новиодуне неожиданно кинулись на маленький римский отряд, застрявший в городе, центурионы стремительно организовали защиту и "собрали всех своих невредимыми". Цезарь, очень осмотрительный во всем, что касалось ведения войны, настолько доверял опыту и воинской сметке своих центурионов, что, не задумываясь, поручил им в одну из самых грозных минут галльской войны, перед битвой с белгами, выбор места для лагеря: задача ответственная, от удачного выполнения которой зависел и успех сражения, и самая жизнь солдат. Центурион в какой-то мере был тактиком и стратегом.
Мы видели, что в римском обществе центурион считался невеждой. Мнение это было совершенно ошибочным. Принадлежность центуриона к бедным слоям населения обусловливала скудость его школьного образования: оно ограничивалось только умением читать, писать и считать; но, кроме школьных знаний, у центуриона были и другие, которым выучила его жизнь, и надо признать, что уроки она давала ему самые разнообразные.
Почти непрерывные войны, которые Рим вел в течение II–I вв. до н. э., познакомили римских солдат чуть ли не со всем тогдашним миром. Лигустин Ливия побывал в Македонии, Греции, Азии и Испании; центурионы Цезаря исходили всю Галлию, побывали за Рейном, повидали Британию, были в Испании, в Африке, на Балканском полуострове. Если все эти страны и не укладывались для них в четкую географическую сетку и в их географической осведомленности не было такой ясности, как у Цезаря, то все же соотношение между этими странами рисовалось для них довольно отчетливо: карту тогдашнего мира они себе представляли. Входили они в соприкосновение с целым рядом племен и народов; бились с ними как с врагами, водили знакомство, а может, и дружбу как с союзниками и товарищами по оружию. Можно не сомневаться, что их, людей военных, интересовало и вооружение чужого народа, и его приемы войны, и его тактика боя. Центуриону приходилось вместе с солдатами отправляться на фуражировку и ходить в разведку; можно представить себе, во что превращались такие экспедиции во вражеской стране, в Галлии например, когда вся область битуригов превратилась словно в гигантскую раскаленную печь[14] и нужно было в поисках еды людям и лошадям пробираться среди пылающих городов и усадеб, памятуя, что за каждым холмом, за каждой купой деревьев может сидеть засада. Приходилось идти без всяких дорог, петлять, плутать — и надо было все-таки вернуться к своим. Центурион обязан ориентироваться в местности, куда зачастую он попадает впервые, должен уметь найти дорогу по солнцу, по звездам, по ряду примет, в которых следует ему разбираться не хуже любого лесовика и селянина. Он должен располагать некоторым запасом астрономических и метеорологических наблюдений и сведений. А так как разбивкой лагеря и фортификационными работами ведал он, то ему надлежало знать толк и в землемерии, а следовательно, и в геометрии, и в инженерном деле.
Как эти знания, так и знакомство с высшей военной наукой центурион приобретал на практике. Марий у Саллюстия с насмешкой говорит о военачальниках, которые, получив командование, начинают по греческим книгам изучать военное дело. Центурионы, вероятно, тоже втихомолку посмеивались над неопытными офицерами, которые у греческих авторов учились тому, как воевать. Их самих учила суровая практика военной жизни. Участие во многих походах, служба под начальством разных командиров, вереницы боев, схваток и приключений — все это изощряло и будило мысль, обогащало опытом, учило и наставляло. Рядовой солдат, разумный и внимательный, полюбивший военное дело, думавший над причинами побед и поражений, своих и вражеских, постепенно превращался в хорошего военного специалиста. Старшие центурионы, получавшие свое звание после долгих лет службы, всегда принимали участие в военном совете, и офицерам, членам совета, прислушаться к мнениям этих старых солдат стоило, и было чему у них поучиться. С изумительной проницательностью оценивали они создавшееся положение и умели найти выход, обнаруживая и смелость, и гибкость мысли. Гальба, легат Цезаря, которого Цезарь оставил зимовать в Альпах и которому грозила опасность оказаться во вражеском окружении, спас своих солдат потому, что вовремя послушался своего старшего центуриона, который настаивал на том, чтобы, не слушаясь Цезарева приказа, оставить лагерь и пробиться сквозь неприятельские отряды. Сабин, другой военачальник Цезаря, погубил свой легион потому, что пошел наперекор своим центурионам, которые уговаривали его не покидать лагеря и в нем отсиживаться.
