Рабы-пекари, выпущенные на свободу, шли обычно работать к какому-нибудь хлебнику, а если удавалось обзавестись деньгами, то открывали и собственную пекарню. Один из таких удачников, Ноний Зеф в Остии, велел изобразить оборудование пекарни на большом мраморном саркофаге, который он заранее соорудил для себя и своей жены; другой, Марк Вергилий Эврисак, живший в конце I в. до н. э., поставил себе в Риме у Эсквилинских Ворот огромный памятник, настоящую трехъярусную башню. Нижний ярус состоит из столбов; стены второго пробиты круглыми углублениями, которые, по мнению некоторых археологов, символически изображают модии, хлебную меру, как столбы нижнего — бочки с мукой; на третьем изображено приготовление хлеба на разных его стадиях: ослы работают на двух мельницах, работники у стола сеют муку, хозяин или какое-то лицо, заинтересованное в деле выпечки хлеба, берет пробу муки. Знакомую уже нам машину для вымешивания теста вращает осел; погонщик следит и за тем, хорошо ли тесто вымешано. На двух больших столах тесто раскатывают и формуют; у каждого занято по четыре работника. К одному столу подошел хозяин или его помощник, он дает какие-то указания пекарям; все обернулись к нему и внимательно слушают. Около хлебной печи стоит рабочий и сажает хлебы. И, наконец, третий рельеф: в высоких доверху наполненных плетенках несут к весам хлеб; его взвешивают и принимают эдилы. И тут придется сказать несколько слов о снабжении Рима хлебом.
Бесперебойное снабжение Рима продовольствием, в первую очередь зерном, было постоянной заботой правительства и при республике, и при империи. Обеспечить население хлебом — значило при республике собрать себе голоса на выборах, при империи — сохранить в столице спокойствие и при обеих формах правления — приобрести народную любовь и благодарность. При республике снабжением города ведали особые должностные лица — эдилы: они заботились о заготовках зерна, проверяли его наличие у хлебников и штрафовали за сокрытие хлебных запасов, следили за качеством хлеба и его правильным весом; если поступало много хлеба (в 195 г. до н. э., например, сицилийцы прислали в Рим в подарок миллион модиев пшеницы), они раздавали зерно народу по очень низкой цене. В 58 г. до н. э. Клодий, самый даровитый и бесстрашный из демагогов конца республики, внес закон о даровой раздаче хлеба нуждающимся. Цезарь, вернувшись в Рим после окончательной победы над своими врагами-республиканцами (46 г. до н. э.), застал в Риме 320 тыс. человек, получавших хлеб даром. Он сократил это число до 150 тыс. Август увеличил его до 200 тыс., и число это оставалось почти неизменным до конца империи. Чтобы получать даровой хлеб, надо было быть: бедняком, полноправным римским гражданином и иметь постоянное местожительство в Риме. Списки таких лиц были составлены; каждому из них вручалась, в удостоверение его права, особая марка, и предъявитель ее получал ежемесячно в определенный день и в определенном месте пять модиев зерна, которые в мешке и уносил с собой. Но что с ним было делать? Даже если посадить себя и семью на одни оладьи и блинчики, которые можно поджарить на жаровне, то и для них надобна мука. Без мельницы не обойтись, а раз уж пришел на мельницу, то заодно можно и договориться с хозяином-пекарем, чтобы он в обмен на муку выдавал печеный хлеб. На каких условиях заключался такой договор, имел ли он стандартную форму или менялся от раза к разу, мы не знаем. И тут в памяти встает надпись на памятнике Эврисака, в которой он называет себя "пекарем и поставщиком". Не поставлял ли он хлеб именно тем, кто приносил ему даровое зерно? Не потому ли его предприятие находилось под особым надзором официальных лиц, проверявших и качество муки, и вес выпеченных хлебов?
Эврисак языком рельефов рассказал о своей профессии, постепенно развернув перед зрителем историю хлебной ковриги; Зеф изобразил на своем саркофаге мельницу с ослом, модий, сито, хлебные корзины. Эти люди, греки происхождением, потомки рабов, любят свое дело и гордятся им. Они знают себе цену. Еще бы! Правительство снабжает людей зерном, но без них, пекарей, хлеба не будет. Они — ближайшие, непосредственные помощники самого правительства, и Эврисак это понимает, называя себя подручным магистрата. От пекарей зависит, будет у людей хороший хлеб или нет. А хороший хлеб для бедняка — это все. Понятно, почему во время предвыборной агитации в Помпеях Юлия Полибия рекомендуют в эдилы потому, что он "дает хороший хлеб". Не всегда эдилы заботились о том, чтобы "дать хороший хлеб". Один из гостей Трамальхиона в романе Пеперония горестно жалуется: "Пропади эти эдилы пропадом; снюхались ведь с пекарями. Известно, рука руку моет. Бедный народ страдает, а у этих толстопузых всегда сатурналии. Эх, были бы сейчас те соколы, которых я застал, когда приехал из Азии… Купишь, бывало, хлеба на грош, и вдвоем не съесть, а теперь, пожалуй, у иного вола глаза побольше". Жалобы эти приоткрывают нам закулисную сторону жизни италийского городка. Повышать цены на хлеб было запрещено, но выпекать буханки меньше положенного веса при попустительстве эдилов, "снюхавшихся с пекарями", было вполне возможно, и ворчи не ворчи, приходилось платить такие же деньги за "хлебцы меньше воловьего глаза". Пекари — сила; среди них не только отпущенники; в Помпеях хозяевами пекарен были люди, принадлежавшие к старинной помпейской знати и к верхам муниципального мира. И если они не вели своего дела честно и заботливо, то где было найти на них управу бедному люду?
Кто же работал в пекарнях, кто "делал хлеб" в самом прямом смысле этого слова? О них-то мы ничего и не знаем: надписи дают одни имена, никаких биографических подробностей. Апулей, приведший своего героя, превращенного в осла, в конце концов на мельницу, оставил страшное описание людей и животных, там работавших: "Боже мой! Что за люди! Вся кожа у них была изукрашена синяками; изодранные плащики из лоскутьев не прикрывали их избитой спины, а только бросали на нее тень; у некоторых коротенькая одежонка доходила лишь до паха; у всех туники были такие, что через дыры сквозило тело; на лбах клейма, полголовы обрито, ноги в кандалах; землисто-бледные, полуослепшие от жара и дыма, которые туманом стояли в темном помещении, разъедая их веки; серые от мучной пыли, которой они были осыпаны на подобие кулачных бойцов, посыпающих себя песком, когда они приступают к бою. А что сказать и как сказать мне о животных, моих товарищах! Какие это были старые мулы и обессилевшие мерины! Опустив головы в ясли, они уничтожали горы мякины; шеи в гнойных болячках сотрясались от одышки, вялые ноздри расширялись от постоянных приступов кашля, грудь в ранах от постоянно натирающей веревочной привязи; ребра, почти вылезшие из кожи от постоянного битья; копыта, чудовищно расплющившиеся от постоянного кружения; шкура, шершавая от худобы и застарелой чесотки".
В описании этом есть, конечно, доля риторики; такому блестящему питомцу ее, как Апулей, без нее было не обойтись. Но не надо и литературных прикрас, чтобы понять, какой тяжкой была жизнь пекаря. Тяжелую физическую работу делали еще тяжелее условия, в которых приходилось работать: жара от раскаленной печи, мучная пыль, спешка, отсутствие сна. Работали и по ночам. В древней Италии вставали рано; дети, на заре отправлявшиеся в школу, по дороге покупали уже свежие лепешки, и Марциал жаловался, что ночью ему не дают спать пекари. Работа шла круглый год, без отдыха, без праздников: хлеб людям нужен ежедневно. Единственным праздником пекарей, когда отдыхали и люди, и животные, был праздник Весты, покровительницы очага. Праздновали его в июне. Вот увенчали ослов; гирляндой с них хлебцы свисают; Мельниц стоят жернова, убраны, в блеске венков, — скажет Овидий, описывая этот праздник. Он изображен на одной помпейской фреске в том идеализированном виде, в каком принято было тогда изображать ремесленников и их труд: вместо измученных людей — весело бражничающие амуры; вместо заморенной скотины — сытые холеные ослы.
