Вот он отбил чью-то занесенную над его головой саблю, вот чья-то рука, все еще сжимавшая рукоять, взвилась в воздух и, описав дугу, шлепнулась кому-то прямо в лицо, вот его меч мягко вошел в чью-то грудь, еще в одну, еще… Он кромсал плоть, как мясник. Руки, ноги, головы, — вокруг Конана, быстро увеличиваясь, росла страшная кровавая груда.
Кто-то бросил в киммерийца остро отточенный боевой топор, но меч варвара, сверкнув в воздухе, легко отбил удар, и топор вонзился в шею одного из воинов. Словно заколдованный, стоял Конан среди нападавших. Никакое оружие не причиняло ему вреда, ни одной раны не получил он, хотя число поверженных противников росло с каждым мгновением. Ноздри Конана трепетали. Запах крови будоражил его, ему хотелось убивать, уничтожать все живое.
Прямо перед ним возник Аримиум. Выхватив из ножен свой меч, офирец бросился на варвара. Их клинки скрестились, высекая искры, и замелькали над головами так быстро, что даже очень зоркие глаза не могли бы их различить. Аримиум продержался дольше остальных, но вот и он упал, а из раны на боку, где меч киммерийца пробил тонкие позолоченные доспехи, густым потоком полилась кровь. Однако сильный офирец еще был жив. Он приподнял голову и протянул к Конану руку, словно что-то хотел сказать, но молниеносный удар колдовского меча не дал ему этого сделать.
Дикая, яростная, неудержимая бойня продолжалась. Вскоре все воины, сопровождавшие караван, были мертвы. Купцы и погонщики, слегка опомнившись от первого ужаса, пытались сопротивляться, отстаивая свое право на жизнь, но никто из них не мог совладать с Конаном, который подобно неуязвимому призраку сеял смерть… Люди метались из стороны в сторону, крича от безумного страха, сталкивались, падали, вставали, хватали друг друга за руки. Среди всего этого хаоса, как демон Смерти, носился киммериец, не ведающий жалости. Никому не удалось избежать страшной участи.
Лошади и верблюды, напуганные криками, запахом и видом крови, тоже метались в беспорядке, давя в суматохе тех, кто еще дышал. Страшный меч не пощадил никого, и лишь когда на месте стоянки каравана не осталось ни одной живой души, насытившийся кровью клинок плавно скользнул в ножны. И тут Конан словно проснулся. Он вытащил из ножен меч и изумился, увидев, что на нем нет ни следов крови, ни зазубрин, какие обычно остаются после ударов по металлическим доспехам.
— Вот это оружие! — воскликнул варвар. — С ним я могу один выходить против целого войска! Я теперь непобедим!
Среди кровавого месива валялись огромные золотые слитки, выпавшие из тюков. Конан подошел к одному из них, попробовал приподнять, но, словно спохватившись, бросил. «Зачем мне лишняя тяжесть? — подумал он. — Обойдусь и без них». Он с трудом отыскал свой дорожный мешок и начал собираться в дорогу. Переложив в мешок несколько кусков сыра, копченого мяса, горсть сухарей, Конан наполнил бутыль водой, тщательно ее закупорил и, туго затянув завязки, вскинул поклажу на плечо. Прежде чем уйти, он еще раз окинул взглядом поле битвы. Из всех погибших ему было не жаль никого — они сполна заплатили за оскорбления, которые он и так слишком долго терпел.
Неожиданно Конан почувствовал, что кто-то стоит за его спиной, обернулся и увидел вендийца. Старик застыл, протянув к нему руку, но не решался подойти ближе.
— Я чувствовал, что нельзя оставлять тебя один на один с этим… Я боялся и все-таки надеялся… — проговорил Чиндара глухим голосом. — Зачем, зачем я ушел и оставил тебя…
Киммериец не отвечал, уставясь равнодушным взглядом в лицо старика.
— Вскоре после того, как мы расстались, я понял, что тебе угрожает беда. Какие-то темные силы раскидывали сети вокруг тебя и этого проклятого меча…
— Ты не ошибся, старик. Один офирец — его труп валяется среди этой падали — хотел выманить у меня меч. Он был колдуном, но не очень искусным. И его голова распрощалась с телом.
— И не только его, как я вижу…
— А, эти… — Варвар обвел взглядом мертвые тела. — Если мужчина не умеет защитить свою жизнь — он ее не заслуживает.
— Этот офирец… Не подвергал ли он тебя какому-нибудь обряду?
— Обряду? Нет. Пытался напоить, сулил деньги, подсовывал разные вещицы.
— Ты прикасался к ним?
— Нет, только смотрел. Он показал мне забавное ожерелье. Самоцветы превращались в красавиц. Они пытались соблазнить меня. Я чуть не поддался. Как глупо. Слишком давно был с женщиной. Но ничего… Скоро у меня будет много женщин. И много золота. Целые горы…
— А еще что-нибудь приключилось с тобой с тех пор, как наши пути разошлись? До того, как ты встретил караван?
— Да ничего… Хотя нет, меня ужалила змея. Я убил ее.
— И как же ты остался жив?
— Я вырезал то место, куда впились зубы, клинком. Мазь, которую ты дал мне, сделала остальное.
— Да, да, конечно… Мечом…
— Что ты там бормочешь?
— Ты породнился с ним, бедный мой мальчик. Ты породнился со Спящим Злом.
Конан расхохотался:
— Со Злом? Я породнился со Славой. Я породнился с Величием и Могуществом! Перед тобой стоит не тот безмозглый юнец, которого ты лечил и наставлял. Ты был прав, старик. Я рожден не для жалкого жребия вора. Меня ждет высокая участь. Тебе повезло, старик. Ты оказал услугу человеку, перед которым будет лежать в пыли весь мир…
— О чем ты говоришь? Ты бредишь? — испугался вендиец.
— Брежу? Нет, никогда еще мой рассудок не был так ясен. Мрак рассеялся, и теперь я вижу цель. Я пойду в Гирканию. Я подчиню себе племена, которые кочуют в степи. Соберу огромное войско и двину его на Туран. Но это будет только начало, только начало, старик. Ты пойдешь со мной. Будешь моим советником. А если захочешь, я посажу тебя на вендийский престол. Ты ведь пойдешь со мной?
— Да, да, конечно. Я больше не оставлю тебя, сын мой… Я позабочусь о тебе…
— Жаль, что это золото замарано кровью. Я не хочу брать его. Но у нас будет еще больше золота.
— Да, да, много больше… Но сейчас тебе надо отдохнуть. Ты устал, очень устал… Глаза твои слипаются…
Что-то в голосе Чиндары насторожило Конана. Он попытался посмотреть вендийцу в глаза, но тот отвел взгляд.
— Почему ты не смотришь прямо в лицо, старик? Ты лукавишь, я вижу. Меня не проведешь. Ты решил сыграть со мной ту же шутку, что и с той ящерицей? Да? Ты задумал наслать на меня сон и украсть меч! Ты хитер, старик. Все люди одинаковы, даже те, что твердят о Добре. И ты не лучше других. Но тебе не провести меня… Не помешать… Потому что мы сейчас расстанемся. Я пойду на восток, а ты… Ты, старик, отправишься на Серые Равнины.
И не успели отзвучать эти слова, как холодное лезвие снесло голову Чиндары. Однако вендиец, по-видимому, успел завершить начатое. Руки варвара безвольно обвисли, голова упала на грудь. Он рухнул на колени, а потом ткнулся лицом в землю.
Красное Око Митры равнодушно взирало на мертвые тела людей и животных. Хищные птицы парили над местом их последнего успокоения, клекотом созывая сородичей на пир…
Раскаленный диск уже почти коснулся горизонта, когда киммериец поднял голову и обвела мутным взглядом то, что окружало его. Рядом лежала голова. Кроткие карие глаза смотрели прямо в лицо Конану. Чиндара… Как он тут очутился? Что произошло?
Варвар сел и покачал головой. Что же случилось? Этот толстый пес обвинил его в воровстве, он вывернул мешок, чтобы убедить всех в своей невиновности. Но оттуда выпала чаша. Видимо, Броко, мерзкий хорек, провел его и подсунул чашу. А он-то решил, что тот намеревается украсть клинок. Как бы то ни было, колдун поплатился головой. А дальше… Что же было дальше? Кто перебил всех этих людей? У кого поднялась рука на старого безобидного мудреца?
Конан встал и пошел, пошатываясь и волоча за собой меч, который не выпускал из руки даже во сне. Кром, ну и бойня… Может, эти люди взбесились и перерезали друг друга? Но ведь кто-то должен был уцелеть… Варвар спугнул стервятника, клевавшего глаз мертвеца. Аримиум… И его тоже… Умер, сражаясь… Славная гибель.
Киммериец обошел всю стоянку, но не отыскал никого, в ком бы еще теплилась жизнь. Даже верблюды и те мертвы. Кто-то разошелся не на шутку. Но кто же запятнал свои руки кровью беспомощных стариков и бессловесных тварей? Он не мог уйти, не оставив следов. Но следов нет. Значит… Значит, этот человек… Этот человек — он сам. Он убил всех этих людей, расправился с Аримиумом, обезглавил вендийца…
