— Эй, ты! — завидев гнома, обратился к нему один из островитян, выступив вперед и положив ладонь на рукоять меча за поясом, — Давно ли здесь обретаешься?

Преодолев глубокое изумление от того, что к нему обратились на чистом фивландском, Гортт встал и вышел с террасы:

— Почитай как день кости грею.

— Не известен ли тебе Феникс?

— «Значит не за девками явились», — резонно заключил гном и решил вести себя по старому доброму совету швигебургских пращуров: с дураков взятки гладки.

Оглянувшись на здание борделя и, внимательнейшим образом осмотрев его с основания до верхушки, Гортт вслух сделал очередное глубокомысленное заключение:

— Ни гнезда, ни насеста… Вы ошиблись, господа, фениксов здесь не водится. Попытайте счастья на Огненных Рифах, мой вам совет.

— Да нет же, тупица! Наемник по прозвищу «Феникс»! — вскричал островитянин.

— Кто тупица?! Я тупица!?? — возмутился гном, — На себя посмотри, косоглазый пень! Нашел время спрашивать про бродяг с птичьими кликухами! И у кого?! У швигебургского гнома! В гробу я видал ваш островитянский сыр бор с именами и прозвищами!

Островитянин вспыхнул и, заскрежетав зубами, упер большой палец левой руки под цубу[12] меча. Острый язык гнома задел его за живое, как задел бы любого островитянина из знатного сословия. На острове Палец Демона испокон веков уделялось огромное значение именам и прозвищам, не считая того, что в них заключался определенный смысл и предначертание отпрыску. Также знаковым считалось обретение еще какого-нибудь прозвища, или даже смена имени. При этом и имена, и прозвища не отличались краткостью. Знатный воин с солидной выслугой лет мог иметь более дюжины различных имен, которые в обязательном порядке оглашались перед поединком, особенно с достойным противником, чьи герольды тоже оглашали похожий список, иногда приправляя все дело комментариями, за что и почему получено каждое из перечисленного. Это вызывало насмешки у жителей Материка, так как островитянский вызов мог быть вынесен утром, а разрешиться поединком только вечером, если не на заре следующего дня.

— Сейчас ты у меня собственный язык сожрешь, ублюдок! — стоявшие полукругом островитяне повторили жест своего товарища, ухватившись левой рукой за ножны под самой гардой.

Этот жест Гортт отлично знал — по меньшей мере угроза, если не откровенный вызов.

— Чего-чего?! У вас, как я погляжу, телега здоровья что ли? — осклабился гном, выхватывая топор из-за пояса.

— Так мы поможем разгрузить! — ступил рядом с другом Тард, подтягивая одной рукой штаны, а другой вращая свою огромную секиру.

Мечи островитян с шипением вышли из ножен. Готовые схватиться они и гномы стояли друг напротив друга.

За своей спиной Тард услышал шум шагов и недовольное ворчание. Из дверей, следом за своим главарем, выходили остальные убийцы драконов, почесываясь, покашливая и ежась от холодного ночного ветра.

Островитяне застыли, в изумлении опустив клинки, так как из борделя следом за наемниками стали выходить и моряки. Не хватало только капитана, что спал без задних ног после того, как впервые опробовал ласки тредельских проституток, да кормчего со старшим помощником полуэльфом, так как оба на радостях набрались до такой степени, что и пушкой не поднимешь. В целом собралась небольшая армия, и, по вытянутым лицам островитян, становилось очевидно, что они весьма озадачены таким «подкреплением» и тщетно пытались понять, как такая ватага умудрилась поместиться в столь скромном по размерам заведении.

Из скверно попахивающей для вспыльчивых воителей ситуации им помог выйти посланник, что появился в воротах со срочным донесением, ведь отступить просто из-за численного преимущества противника не позволяли традиции воинской чести. Выслушав послание, тот самый островитянин, что так хорошо изъяснялся по-фивландски, спокойно убрал меч в ножны и с надменным видом обратился к Гортту:

— Мы нашли того, кого искали. Но я не спущу тебе твоей дерзости, гном, и вернусь, как только закончу.

Остальные воины также убрали клинки и дружно выбежали из ворот, направившись следом за посланником.

— Похоже, кто-то собирается сделать дырку в нашем Фениксе? — спросил Тард друга, махнув наемникам и морякам, чтобы отправлялись спать дальше, — Какая нелегкая понесла его среди ночи в город?!

— Дырку? Чую его тут собираются нарубить ломтями! — нахмурился Гортт.

— Мы не можем сейчас ввязываться… Всех прикончат. Они того и ждут. Ждут, пока мы прольем кровь.

— Я знаю, Бритва. Если что, вы обо мне никогда слыхом не слыхивали.

Гортт сорвался с места и побежал к воротам.

— Постой!

Секира свистнула в воздухе, и рыжебородый гном ловко поймал ее за древко.

— Удачи! — пожелал Тард вдогонку.

Повернувшись и медленно подойдя к веранде, Бритва опустился на ступеньки, заложив правую ладонь подмышку слева. Едва заметно скривившись, гном что-то проворчал и посмотрел на чернеющую пустоту ворот.

Колдуны шли по следу из пепла. Он то обрывался, то снова возникал в какой-нибудь подворотне, где беглец переводил дух. Молодые адепты шли гуськом за своими наставниками и пугливо озирались. Представшее пред ними зрелище сожженного почти до костей собрата повергло их в ужас. Ведь в храмах считалось, что средство в сосудах, которое выдали им перед тем, как они отправились в дозор этой ночью, могло помочь и самому неопытному колдуну в первой стычке с йома. Наставники сразу посоветовали не беречь смесь, а, как только демон окажется рядом, сразу пускать в ход, не искушая судьбу. Продолжая логическую цепь наставников, вернее ту ее часть, которую, разумеется, не знали адепты вышедшие вместе со всеми на ночные улицы, стоило добавить: ни один из мастеров или просто опытных борцов с йома не верил в то, что новичок может совладать с энерговампиром при первой встрече только заклинаниями и клинком. Поэтому алхимически-магическая смесь фактически была единственной надеждой. Но иного выбора у служителей храмов не оставалось. Трёдель был огромным городом, и сил бывалых колдунов, даже всех четырех святынь вместе взятых не хватило бы на должное патрулирование. А владыка требовал результатов, угрожая изгнанием. Еще бы! О йома столько лет ничего не было слышно. Даже редкие визиты уцелевших и оголодавших в дебрях лесов демонов прекратились четверть века назад. И тут такое! Кто-то без стеснения чинит смертоубийства на ночных улицах! Пусть жертвы сами не были законопослушными подданными, однако, едва в храмы прибыли посланники от тех, кто стоял вне закона, и сообщили о манере боя странного убийцы-полуночника, тут же были забыты все разногласия и склоки. Мастера даже полярных в своей философии школ острова Палец Демона всегда готовы были встать под одни знамена при первом упоминании о йома. Столь поразительное единодушие было укреплено веками беспощадной борьбы, и могло стоит Карнажу головы.

Время тянулось медленно за осторожными шагами и беспокойными взглядами через спину. Напряжение нарастало. Колдунов было не так много, но дожидаться остальных ситуация не позволяла.

Наконец, след оборвался.

Старая, полуразвалившаяся лачуга в закутке среди подобных ей. Хлопья пепла лежали у потрескавшегося от времени деревянного порога.

— Я его не чувствую… — выдохнул один из колдунов.

— Неужели «скрытый»? — спросил другой.

— Надо проверить, — предложил третий и сунул ладонь в широкий рукав.

Вынув оттуда нечто, что держал в кулаке, колдун подступил ко входу в лачугу и осторожно разжал пальцы. Мотылек выполз на мизинец, расправил крылья и легко слетел, поднявшись в ночное небо.

— Назад, — зашипели ему в спину.

Но колдун отрицательно мотнул головой. Судорожно сглотнув, он сомкнул веки и приложил средний и указательный палец к виску, подперев локоть свободной рукой. Дистанция и так была слишком велика…

Вот мелькнула стена, чернеющая в ночи дыра вместо окна в бамбуковых кольях под прохудившейся и съехавшей крышей. Внутри темно как в печке. Все закружилось и заметалось пред взором — мотылек чувствовал опасность, но боялся ослушаться своего хозяина.