– Как же так! – воскликнул Шалитури. – Выходит, пока на Кавказе не возникнет эта самая твоя миссия, для грузин государство – ни-ни!
– Ни-ни! – подтвердил Каридзе.
Шалитури расхохотался.
– Ты выдумал все это, мой Сандро, – сказал Гоги, – чтобы оправдать свое равнодушие к судьбам родины.
– Гоги, ты не прав, – вмешался я. – Человек плачет, чуть услышит грузинские напевы, а ты обвиняешь его в равнодушии.
Гоги не ответил, только махнул рукой.
– Знаешь, почему он плачет? – спросил меня Каричашвили.
– Ну, почему, объясни, – сказал Каридзе.
– А потому, Сандро, что тысячу лет назад ты был достойным человеком, а сегодня – ты червь.
– Святая правда, Элизбар! Я и не спорю, – серьезно сказал Каридзе. – А разве по этому поводу не стоит плакать?
– Если то, что вы сказали, святая правда, – вмешалась Нано, – тогда нам всем, вместе со всем народом, надо не только плакать, но и убираться в мир иной. – Нано взяла в руки чашу. – Я хочу досказать вам историю, – начала она, – которую не успела закончить в конторе Ираклия. Тогда я набрела на нее случайно, к слову пришлось, и вспомнила, как в Абхазии на нас с мужем напали разбойники… Ираклий и Арзнев Мускиа! – Она повернулась к нам. – Не сердитесь на меня, но то, что вы слышали, я расскажу в двух словах.
Она сначала повторила то, что мы знали. Но, странное дело, ее слушали затаив дыхание не только новые друзья, но и я, и Арзнев Мускиа. Нано обращалась чаще всего к Шалитури, видно, для того, чтобы окончательно вернуть его нашему веселящемуся царству. И действительно, Шалитури начал понемногу оживать и даже развеселился. А Нано рассказывала свою историю совсем по-другому, стараясь сосредоточиться на курьезных сторонах, на нелепостях и несуразностях.
– Можете себе представить, что всю эту операцию, – сказала она, – удалось осуществить четырем разбойникам. Сам Сарчимелиа со своим помощником ловил людей на дороге, заводил в лес, грабил и складывал вещи в мешки. Другой разбойник караулил нас, чтобы мы не подняли бунта. От холма, что был за нашей спиной, время от времени несся такой отчаянный свист, будто главные силы разбойников залегли именно там. А оказалось, что там под деревом сидел только один разбойник, следил за дорогой, сторожил награбленное добро и время от времени поднимал свист, чтобы нагнать на нас страху, что ему отлично удавалось.
– Постой, – смеясь перебил ее Элизбар Карачашвили, – что же вы, так и сидели, в чем мать родила, и мужчины и женщины вместе?
– Нет, – ответила Нано, – у бандитов оказалось больше такта, чем у тебя. Между нами было расстояние шага в два, и было хорошо слышно, что мы говорили. Одним словом, сидим и ждем, когда вернется Сарчимелиа. Все шепчутся друг с другом, каждый о своем. Какая-то полураздетая старуха посмотрела на голубое небо и сказала: «Ой, что с нами будет, если пойдет дождь…» Один приземистый человек был увлечен предположениями насчет того, кто на этот раз попадет в сети Сарчимелиа, и очень хотел, чтобы попал его знакомый, не помню кто по имени – то ли Бабухадиа, то ли Митагвариа, – он заранее ликовал, потирал руки от удовольствия и помирал со смеху. Разговор больше всего вертелся вокруг того, кто что потерял… Пострадавшие называли стоимость отнятых вещей и количество денег, как будто хвастались друг перед другом размером потерь. Только один безусый юноша признался, что у него нечего отнять, и он сам не знает, почему сидит здесь, с нами. Он был слугой богатого турка, Сарчимелиа захватил его вместе с хозяином и не отпускал. Прошло уже немало времени, и можно было даже шутить по поводу того, что с нами произошло. Но, откровенно говоря, мне было не до шуток. Временами на меня нападало отчаяние, когда я представляла со всей отчетливостью, что будет, если Сарчимелна выполнит свою угрозу и уведет меня в залог до выкупа. Да и другим было несладко. Одну девочку лет пятнадцати Сарчимелиа захватил с дороги вместе с пожилым мужчиной. Девочка на коленях, рыдая, умоляла ее отпустить – у нее умирает мать и она везет из Очамчиру врача, чтобы ее спасти. Какая-то женщина рвала на себе волосы, причитая, что она вдова, всю жизнь копила деньги на приданое дочери, собрала двести рублей, а эти негодяи отняли… Всего не расскажешь. Помочь не мог никто, на душе было противно… Вдруг до меня долетел мужской голос.
– Простите, пожалуйста, – говорил кто-то по-русски, обращаясь к моему мужу. – Госпожа, ограбленная вместе с вами, это ваша жена?
Я обернулась и поняла, что это говорит человек с ампутированной ниже колена ногой. Мой муж Ширер ответил не сразу и очень сухо:
– Да, сударь, госпожа, ограбленная вместе со мной, это моя жена.
– Я хочу вам дать совет. Грабители, конечно, злодеи порядочные, но в женщин стрелять не будут. Это мне известно, можете поверить на слово, сейчас не время объяснять. Шепните вашей жене, чтобы она уговорила женщин… Пусть они начнут кричать во все горло, пусть не умолкают, даже если грабители будут им угрожать.
– Что это даст, сударь?
– Ну, в худшем случае приблизит конец этой мерзкой процедуры… Передайте жене на вашем языке, а то часовой подслушивает.
Ширер, видно, обдумал эти слова и не торопясь сказал:
– Это ни к чему. Сидите спокойно, сударь.
Но я и сама все слышала и догадалась, что незнакомец на это и рассчитывал. Мне его идея показалась стоящей, только я не знала, как ее осуществить. В конце концов решилась. Когда охраняющий нас бандит отошел подальше, я начала шептать:
– Женщины, не сидите молча. Давайте вместе выть, вопить, кричать. Мы женщины, они нас не тронут, не бойтесь. Кто-нибудь услышит на дороге и поможет. Давайте кричать. Плохого не будет!
Некоторые из женщин знали грузинский язык и поняли, что я шептала. Другие не поняли ничего, стали спрашивать – что, мол, она говорит? Через несколько минут уже все знали о моих словах, но стояла тишина и никто не двинулся мне навстречу. Я спросила сидевшую рядом женщину:
– Что ты об этом думаешь?
– А если будут стрелять?
– Не будут, не будут!
– Они отняли у меня всего семь рублей, и из-за семи рублей я должна умирать?!
– А у меня, проклятые, взяли девяносто рублей, но я не оставлю своих детей сиротами даже из-за них!
– Пусть другие закричат, тогда закричу и я.
– Если все закричат, тогда – да!
Так они поговорили и замолчали. И я вдруг решила, что должна подать пример. Если начну я, то другие меня поддержат. Я стала негромко причитать. Но никто не присоединился ко мне. Тогда я крикнула громко, но опять оставалась в полном одиночестве. После этого я начала вопить изо всех сил. Но достигла только того, что все женщины перепугались, как бы им не влетело из-за этой глупой барыньки. А я тем временем так вошла в роль, что не так просто было меня утихомирить. Наш часовой сначала был ошеломлен моим криком и смотрел на меня с изумлением. Потом подошел вплотную, продолжал меня разглядывать. А затем, не долго раздумывая, отвесил мне здоровую оплеуху. Я не ожидала такого хамства и от неожиданности замолчала, ошалело глядя на него. А он, воспользовавшись неожиданной тишиной, сказал, хладнокровно улыбаясь:
– Хотел бы я знать, чего ты орешь?! Если ты думаешь, что они поддержат твой крик, то ошибаешься, они привыкли молчать и покоряться. Э-э-эх, берешься не за свое дело, не понимаешь ничего… Мы знаем свое, видишь, у нас все идет ладно и справно, а кто не знает, пусть сидит и молчит, пусть не лезет.
Повернулся и ушел. Ширер громко расхохотался. Я не обиделась, по мне было неловко. И стыдно. Так стыдно… Я даже покраснела. Успокоившись немного, я посмотрела в сторону мужчин, на лице их было написано насмешливое превосходство. Мне снова стало не по себе. Только безногий человек не улыбался и сидел, покручивая усы, о чем-то думая. Чтобы утешить себя, я решила, что он сочувствует мне. А Сарчимелиа, видно, никак не мог дождаться на дороге новой жертвы. Время шло, а его все не было. Наконец он появился, ведя впереди себя двух мужчин и трех женщин – целая толпа. Он начал их ловко обдирать и так погрузился в это дело, что не заметил появления двух человек. Это было странное зрелище. Один шел впереди и был, представьте себе, до пояса голый, а ноги его были продеты в рукава рубахи, подол которой, поднятый до пояса, он придерживал рукой. Видно, другого выхода у него не было, потому что за ним двигался элегантно одетый человек с револьвером, нацеленным ему в спину. На человеке нацеплено было много различного оружия, в том числе и того, что недавно принадлежало его пленнику, облаченному в столь диковинную одежду. Они направились прямо к Сарчимелиа и награбленному им добру. Появление этих двух людей было столь неожиданно и причудливо, что потрясло всех. Наш часовой буквально остолбенел, решив, возможно, что видит все это во сне. Когда вооруженный человек поравнялся с ограбленными мужчинами, кто-то из них крикнул: