Из кухни вышла Маро и подходит к Дзобиному обидчику:

– Тот, кого вы ждали, велел вам передать, что он дома, пусть, сказал, приходит!

Он кивнул и попросил Маро прислать Шалико.

– Давай те три рубля, и мы освободим место, – сказал он Шалико.

Шалико протянул деньги.

– Положи! – сказал Дзобин малый и пальцем ткнул в стол.

Шалико положил деньги.

– Сколько с нас?

Шалико посчитал и сказал.

Наш сосед рассчитался и говорит Ташиколе:

– Эти деньги возьми себе. Они твои… Забирай и уходи поскорей, а то они живо отберут их у тебя. Такой народ эти люди.

Ташикола схватил деньги и бежать.

Фреи направились к ним, и не успел Дзобин обидчик подняться, как они нависли над ним.

– Эй ты, нечисть с мутного болота, наши денежки – что, в бедро бы тебя укусили? – сказал старший фрей.

– Они были уже не ваши, а мои, – ответил он и обдал их ледяным взглядом. – Я отдал их кому мне захотелось.

И всё – повернулся и к дверям. Он уже вышел из духана, когда один из фреев крепко выматерился и – за ним, второй тоже потянулся было, но старший фрей нажал ему на плечо и посадил на место:

– Обойдемся без шума. Выдаст ему и вернется.

Дзоба мигнул мне, и мы поднялись. Только вышли, слышим, фрей кричит: «Постой!» Наш сосед остановился и обернулся:

– Что вам угодно, сударь?

Фрей хрясь ему по лицу и говорит:

– Вот и всё. Ничего больше.

А фрей был малый здоровенный и дал что надо.

– Хорошо, раз больше ничего, – сказал Дзобин человек, повернулся и пошел прочь.

– Вах! – в один голос сказали фрей и Дзоба.

Дзобин обидчик прошел шагов двадцать, когда фрей снова бросился за ним и снова окликнул. Тот поубавил шагу и, когда фрей приблизился к нему вплотную, обернулся и к фрееву брюху – револьвер. Из фреевой глотки вырвался какой-то писк, и он поднял руки.

– Опусти! Никто не велел тебе поднимать!

Фрей опустил руки.

– Что тебе от меня нужно, браток? – говорил он очень дружелюбно. – Не все можно купить за деньги под этим небом. Я хотел, чтобы ты это понял, поэтому и отдал твои деньги нищему. Вы меня сперва обругали, теперь ты меня догнал и ударил. Я тебе ничего не сказал. Мне сейчас не до тебя, а потом – протрезвится, думаю, поймет, что дурно поступил, – и простил тебя. А ты не отстаешь. Если человек тебя простил, не думай, что он слаб и по слабости уступил тебе. Сейчас ты в моих руках со всеми твоими потрохами, что захочу, то с тобой и сделаю, захочу – обругаю, захочу – побью, захочу – убью; а захочу – заставлю вот эту штучку до конца докурить. Порох взорвется и то веселье, которое ты и твои приятели для себя запасали, оно мне и вот этим людям достанется. – Он вынул из кармана окурок Ташиколы. – Открой-ка рот! Вот так, закури!

Фрей так засуетился, будто огонь надо было поднести наместнику.

– Как захочу, так и будет. Моя на все воля. А почему, знаешь? Потому, браток, что сила в моих руках… Выплюнь эту пакость изо рта, я тебе говорю. Вот так… А что я теперь сделаю, как ты думаешь? Еще раз тебя прощу. Ступай и постарайся не делать больше ничего похожего, а если кто тебя обидит, помни: лучше простить, чем взыскать.

Дзобин человек ждал, когда уйдет фрей, а фрей стоял и не мог в себя прийти.

– Уходи, кому сказано! – сказал он и отправился своей дорогой, а фрей зашагал к духану уронив голову.

С грохотом пронеслась пароконная подвода.

– Видал? – сказал я. – Дурной это человек?

Дзоба будто от сна очнулся, потер лицо руками, скрипнул зубами.

– Он к Захару Карповичу пошел. Давай за ним. Пусть он к нему войдет, а ты жди меня во дворе. Я сбегаю домой за наганом. Если не успею, пойдешь за ним, узнай, где остановился. Только смотри не потеряй его. Иди!

Дзоба побежал к Метехи, а Захар Карпович жил в Чугурети. Знаешь, в чьем доме? У Гео Асламазова… Опять забыл? Помнишь, по городу шатался такой седой, рожа красная и всегда мешок за спиной? Увидит кирпич на дороге, подберет и – в мешок, домой тащит. Красивый был мужик, видный из себя, но с придурью. Все, бывало, напевал:

Вот мы все говорим – с придурью, а он собирал вот так, по кирпичику да и выстроил в Чугурети дом на две большие комнаты. Захар Карпович доводился Гео Асламазову племянником. Как дядя умер, дом ему достался. В одной комнате он сам жил, другую сдавал. Ее и снимала моя вдовушка Маро. Маро я навещал через день, а уж через два на третий – непременно. И дом, и дорогу к нему знал, слава тебе господи! Так что шел за человеком Дзобы спокойненько. А он шел не торопясь, не прямиком, и ухо держал востро. Видно было, боялся, не увязался ли кто за ним, но и дорогу опасался спутать. Я издали следил за ним. Как там ни кидай, а прийти он должен был все равно туда… Иду себе, не волнуюсь, и вдруг – нету его, пропал! Я оглянулся по сторонам, сунулся туда, сюда, подумал было, может, он шагу прибавил и оторвался от меня. Пошел и я побыстрей, почти бегу, а его не видать. Так я и дотопал, а вернее, добежал до дома Захара Карповича. Стоял рот разиня, а Дзобиного обидчика и след простыл. Ну, что тут скажешь!

Я постоял, постоял, повернул вдруг голову, и по глазам мне будто полоснуло: Дзобин человек. Мелькнул, сверкнул, будто искра, и погас, исчез. Я чуть лоб себе не разбил, понял – провел он меня. Понял он, что я иду за ним, и спрятался, меня вперед пропустил, а сам за мной. Не я за ним, а он за мной.

Тут надо было мозгами пораскинуть, как дальше быть, сам понимать должен, в какой я переплет попал. Он увидел, как я к дому Захара Карповича подошел, тоже остановился и стоит, видно, тоже в толк не возьмет, как дальше быть. Он меня еще тогда, с фреями, заметил, в духане Сакула. Он, ясно, понял, что у нас с Дзобой к нему какой-то интерес есть, чего-то мы ждем. А тут – на́ тебе, я возле дома Захара Карповича, как в землю врос, и ни туда ни сюда. При таком обороте он к Захару Карповичу ни за что не пойдет. Шапку его туда закинь, он бы и за ней не пошел. Это я так, в сторону. Мы оба понимали, что следим друг за другом. Пойти следом? Так это еще вопрос, кто за кем пойдет. Догнать его? Так он при оружии, а у меня руки пустые. Да и было б оружие, догнал бы я его, что мне говорить, о чем спрашивать?.. А все равно с сердца у меня будто тяжесть сняли, легко-прелегко: раз он нас засек, значит оторвется от нас, уйдет, и мы от беды уйдем.

Думал я, думал, и ничего другого не пришло мне в голову, как бросить это гнилое дело, пойти к Захару Карповичу и, пока Дзоба явится, добром или силой разузнать, что за человек этот Дзобин обидчик.

Я и потом об этом много думал, все прикидывал, правильно – я тогда сделал или нет, и получалось у меня, что правильно. Что другое придумать у меня, может, ума и не хватит, но в этом деле я все верно сообразил.

Больше не оглядывался, двинулся к Захару Карповичу. Из одного окна узкой полоской падал свет – ставня была неплотно прикрыта. Я постучал – свет погас: спрятался наш Захар Карпович! Не услышал стука, о каком с тем человеком условился, и спрятался!

Я еще раз постучал.

Так он тебе и откроет – жди!

– Карпыч, открой! Я же знаю, ты дома. Не бойся. Это я – Васо. Васо, слышишь? – тихо позвал я.

– Кто там? – Это он решился все-таки отозваться.

– Да открой, это я – Васо!

– Ты ошибся дверью, Васо. Маро – рядом. Ее и дома еще нет. Из духана не возвращалась.

– Послушай, говорят тебе, открой, дело у меня к тебе!

Карпыч не открывал.

– Васо-джан! Пожал-ста, приди в другой раз! Теперь я не один… женщина у меня, понимаешь?

– Карпыч! – Я разозлился дальше некуда. – Да открой, тебе говорят. Дело у меня к тебе, спрошу и уйду. А не откроешь, я дверь сломаю, с этой твоей милки начну и тобой, Карпычем, кончу!

А он, сукин сын, стоит на своем и ни с места.

Тогда я ногой как дам: рядом окно – стекло вдребезги.

– Ат-криваю! Не бей! Ат-криваю!