Делман подумал, не отскочить ли и ему от колеса, однако он знал, что это невозможно. Предоставленное самому себе, колесо быстро начнет вращаться в обратную сторону и просто раздавит его своими рукоятками.

— Стопор! — вновь услышал он крик Де'Уннеро.

Но почему братья едва двигаются?

Колесо поползло назад. Мышцы Делмана напряглись, готовые лопнуть.

Затем его потащило в обратную сторону, перекрутило и будто вывернуло наизнанку все суставы. Послышался хруст, словно где-то переломился прут, и одна нога Делмана буквально взорвалась от боли. Он повалился на спину. Одна рука несчастного брата, согнувшись, зацепилась за колесо, и Делмана пошло крутить, как на дьявольской карусели. Наконец колесо отшвырнуло его в сторону, и он с размаху ударился о корыто с водой, повредив бок и раздробив плечо.

Брат Делман лежал, промокший насквозь, перепачканный землей и кровью, и сознание едва теплилось в нем.

— Отнесите его ко мне, — послышался чей-то голос.

Кажется, это был Де'Уннеро.

Затем он увидел, как магистр склонился над ним, и лицо Де'Уннеро выражало искреннюю тревогу.

— Не бойся, брат Делман, — сказал Де'Уннеро.

Как ни пытался он успокоить раненого, в голосе у него проскальзывали прежние злобные нотки.

— Со мною Бог, и сила Его поможет мне исцелить твое покалеченное тело.

Неожиданно боль усилилась — это Каллан и Сеймо подхватили его под мышки и подняли. По телу несчастного Делмана покатились волны нестерпимой боли. Каждая мышца в теле пылала обжигающим огнем. Затем он начал проваливаться в непроницаемую темноту.

Магистр Джоджонах перестал замечать, как проходят дни, ибо для него они слились воедино. Сейчас время не имело для него никакого значения. Подземное хранилище он покидал лишь тогда, когда тело напоминало о своих неизбежных потребностях, и магистр торопился как можно быстрее сюда вернуться. Пока среди груд рукописных книг и пергаментных свитков Джоджонах не обнаружил ничего стоящего, однако он чувствовал, что близок к цели. Он ощущал это душой и сердцем.

Магистр часто оглядывался на шкаф с запрещенными книгами. Неужели во всех — только ритуалы и заклинания, способные принести зло? А если среди них находятся те, что содержат правду, чрезвычайно опасную для нынешних правителей Абеликанского ордена? Магистр Джоджонах не раз думал об этом, порываясь подойти к этому шкафу. Однажды он даже встал и направился туда. И вдруг остановился, громко рассмеявшись над собственной навязчивой идеей. Он же знал, что это за книги, поскольку давным-давно, еще не достигнув уровня безупречного, занимался составлением их описи. Там не было никакой сокрытой правды. Только зло: ритуалы демонической земной магии, способы применить силу священных камней для различных злодеяний вроде вызывания демонов и оживления трупов. Обратив эту силу во зло, можно было напустить чуму или погубить урожай. Последнее считалось одним из самых тяжких злодеяний, недопустимых даже во время войны. Между тем как-то на встрече в узком кругу магистров Джоджонах узнал, что однажды церковь прибегла-таки к массовому уничтожению посевов. Это произошло в Год Господень шестьдесят седьмой по счету, когда Бехрен и Хонсе-Бир увязли в затяжной войне за контроль над переходами через двойную горную цепь, имеющую странное название Пояс-и-Пряжка. Голод повернул ход событий в нужную для церкви сторону, но ценой этому стало немалое количество невинно загубленных жизней и непрекращающаяся с тех пор враждебность южного соседа. Теперь, по прошествии веков, было ясно, что королевство потеряло гораздо больше, чем приобрело.

Нет, в книгах, собранных в дальнем углу подземного хранилища, не было той правды, что искал Джоджонах. Точнее, там была правда об ужасающих ошибках прошлого, из которых надлежало извлекать уроки.

Магистру приходилось весьма часто напоминать себе об этом, видя, как день за днем проходит в безуспешных поисках. Кроткий Джоджонах сознавал и другое, и такое осознание все сильнее будоражило его чувства, отвлекая от цели. Участь пленников Маркворта. Они ведь платили неимоверную цену за это копание в книгах и свитках. А может, уже расплатились сполна? Совесть Джоджонаха буквально кричала, требуя, чтобы он разузнал, в каком состоянии они сейчас.

Но нет, Джоджонах не мог позволить себе бросить поиски. Пусть его тревога и беспокойство за судьбу узников обретут иное направление. Возможно, его поиски среди пыльных свитков позволят спасти людей и кентавра или, по крайней мере, заставят церковь в будущем отказаться от подобных зверств.

Наконец магистр стал хотя бы понимать, где надо искать. Подземная библиотека отнюдь не была хаотичным нагромождением книг, как он поначалу думал. Она имела свои разделы, подчинявшиеся пусть несовершенному, но все же хронологическому порядку, начиная от самых ранних дней церкви до материалов полуторавековой давности. К тому времени уже построили новую библиотеку, а здешние помещения превратили в своеобразный архив. Джоджонаху повезло: здесь хранилось большинство материалов, имеющих отношение к брату Аллабарнету. По крайней мере, все то, что попало в Санта-Мир-Абель извне.

Разобравшись в общем принципе устройства хранилища, магистр Джоджонах обратился к древнейшим рукописям. Они были написаны еще до Первого Года Господня — времени Великого Крещения, времени Обновления, разделившего церковь и отделившего Старый Канон от Нового. Джоджонаху представлялось, что ответы следует искать именно там — в эпохе, предшествующей Обновлению, когда церковь в ее нынешнем виде только зарождалась. Ведь именно тогда жил основатель церкви, чьим именем назван и этот монастырь.

Однако Джоджонах не нашел там ответов. Сохранившихся материалов было совсем немного и еще меньше таких, где удавалось что-то прочитать. В основном магистру попались обрывки песнопений, восхваляющих славу Бога. Некоторые были написаны на столь ветхом пергаменте, что Джоджонах не решился к ним притронуться. Иные были высечены на каменных скрижалях. То, что написал сам святой Абель, давно хранилось на почетном месте в верхней библиотеке. Джоджонах знал эти писания наизусть и сейчас, перебирая их в памяти, не находил там каких-либо ключей к своим поискам. Собрание мудрых изречений, касающихся общих вопросов нравственности и дающих простор для различных истолкований. Тем не менее, магистр пообещал себе вновь обратиться к ним, когда представится время, дабы прочесть их в новом свете, с новым пониманием. Вдруг там отыщется какой-то намек на истинные принципы его церкви.

Больше всего Джоджонаху хотелось бы разыскать здесь Кодекс Аббата, составленный в судьбоносный год Великого Крещения, но желание было невыполнимым. Магистр знал, что стараниями Абеликанского ордена первоначальный Кодекс Аббата еще несколько веков назад был «утерян».

Джоджонах продолжал искать среди доступных ему материалов, перейдя к временам, непосредственно следовавшим за созданием Нового Канона. Ничего. Снова ничего.

Окажись на месте магистра кто-то менее решительный, он давно бы оставил эти изматывающие поиски, однако такая мысль даже не приходила Джоджонаху в голову. Он продолжал поиски и среди записок древних отцов-настоятелей нашел кое-что любопытное. Ему попались фразы, которые невозможно было бы представить в устах Маркворта.

Затем Джоджонах наткнулся на самое интересное из того, что встречалось ему до сих пор. То была небольшая книжечка в красном матерчатом переплете, собственноручно написанная молодым монахом братом Фрэнсисом Гульяром в 130 году — через год после первого плавания на Пиманиникуит с момента Великого Крещения.

Дрожащими от волнения руками Джоджонах осторожно листал страницы. Брат Фрэнсис (сколь ироничным показалось магистру это совпадение!) был одним из Собирателей. И он, вернувшись, описал свое путешествие!

Это обстоятельство глубоко задело Джоджонаха. Сегодня монахам, возвратившимся с Пиманиникуита, не то что не позволяли, им навсегда строжайше запрещали рассказывать о том острове. Смерть брата Пеллимара, не пожелавшего держать язык за зубами, была вовсе не случайной. Но в прошлом, во времена Фрэнсиса Гульяра, Собирателей священных камней, если верить его словам, чуть ли не заставляли подробно рассказывать о путешествии!