У меня (говорил Реджинальд) есть тетушка, которая все время волнуется. Вообще-то она мне и не тетушка вовсе – скорее любительница быть таковой. В обществе она имеет успех; говорить о том, что дома у нее происходят трагедии, не приходится, поэтому она принимает близко к сердцу все случающиеся вокруг беды, включая мои. В этом смысле она представляет собою полную противоположность, или как там это называется, тем милым, ни на что не жалующимся женщинам, которые, раз узрев беду, тотчас надевают на глаза шоры. Их, разумеется, за это любят, но, должен признаться, мне с ними неуютно; они напоминают мне утку, которая долго, с вымученной бодростью хлопает крыльями после того, как ей отрубили голову. Утки и без головы не знают покоя. Переходя же к моей тетушке, скажу, что ей и самой нравится, какого цвета у нее волосы; ее кухарка ссорится с другими слугами, а это обыкновенно добрый знак; совесть у нее отсутствует примерно одиннадцать месяцев в году и появляется только в Великий пост, к неудовольствию родных ее мужа, которые, так сказать, обретаются значительно ниже ангелов; поскольку она обладает всеми этими естественными достоинствами – а, по ее словам, бронзовый оттенок волос тоже является естественным достоинством, по поводу которого не может быть двух мнений, – то ей, как и владельцу ресторана, не имеющему лицензии, приходится, понятное дело, искать на свою голову приключений. Преимущество тут заключается, впрочем, в том, что поиск приключений согласуется с другими занятиями, тогда как настоящие беды имеют обыкновение случаться во время трапезы, или когда одеваешься, собираясь куда-то, или в другие торжественные моменты. Я знавал одну канарейку, которая месяцами, годами пыталась произвести на свет потомство, и все на это смотрели как на невинную забаву, как это происходило в случае с продажей залива Делагоа;[1] впрочем, случись сделка, газетам не о чем было бы писать. Но вот однажды птичка разродилась, притом посреди молитв, которые совершала семья. Я сказал «посреди», но это был и конец, ибо нельзя же благодарить за ниспосылаемый хлеб насущный, когда не знаешь, чем придется кормить новорожденных канареек.

В настоящее время тетушка пребывает в балканском расположении духа относительно того, как относятся к евреям в Румынии. Лично я полагаю, что евреи обладают достойными уважения качествами; они так добры к своим бедным – и к нашим богатым. Осмелюсь высказать предположение, что стоимость жизни в Румынии незначительно превышает уровень доходов. У нас же проблема состоит в том, что многие люди, у которых денег куры не клюют, имеют весьма слабое представление о том, что же все-таки с ними делать. Взять, к примеру, этот Фонд помощи жертвам внезапных катастроф – но что такое внезапная катастрофа? Есть, скажем, некая Марион Малсибер, которой кажется, будто она умеет играть в бридж; ей также кажется, что она может запросто спуститься по склону холма на велосипеде; как-то она попыталась это проделать, но оказалась в больнице, теперь же пребывает в сестринской общине – все, ну просто все потеряла, а то, что осталось, завещала богам. Но ведь не станем же мы говорить о том, будто тут произошла внезапная катастрофа; ведь начало ей было положено, когда бедная Марион родилась. Врачи тогда говорили, что она и двух недель не проживет, а она с тех пор все пытается доказать, что они были неправы. Женщины такие упрямые. А возьмем вопрос образования – впрочем, и тут, по-моему, не о чем беспокоиться. Образованию, на мой взгляд, придают чересчур большое значение, а это глупо. Во-первых, его всерьез не воспринимают в школе, где на нем с самого начала заостряется внимание. Всеми необходимыми знаниями человек практически овладевает сам, остальное раньше или позже ему подсовывают. Наши родители обладают сравнительно небольшими знаниями, потому что задолго до нашего рождения они успевают позабыть многое из того, чему научились в процессе получения образования. Разумеется, я верю в то, что природу надо изучать; как я сказал однажды леди Боуисл, если хотите получить урок преднамеренно искусственного поведения, просто понаблюдайте за тем, с какой осмысленной непринужденностью персидский кот входит в гостиную, где много людей, а потом попытайтесь в течение двух недель овладеть такой же походкой. Семейство Боуисл к знатному роду не принадлежит, но стремится, так сказать, получить принадлежность к нему в рассрочку; обыкновенно это происходит так: делаете первый взнос, а остальное – когда вам заблагорассудится. У всех членов их семьи добрые сердца, и они никогда не забывают дней рождений своих знакомых. Не помню, чем занимается Боуисл, кажется, служит в Сити, откуда проистекает патриотизм, а она… ах да! платья ей шьют в Париже, но носит она их с сильным английским акцентом. Какое замечательное проявление гражданственности с ее стороны! Ее, должно быть, воспитывали в строгости, ибо она с таким отчаянием стремится исправить то, что не так скроено. Вообще-то, как я ей как-то сказал, в наши дни это не имеет значения: я знаю некоторых в высшей степени добродетельных людей, которых всюду тепло принимают.