Саки
Семь кувшинчиков для сливок
– Полагаю, теперь, после того как Уилфрид Пиджинкоут унаследовал титул баронета и кучу денег, у себя мы его уже не увидим, – с сожалением заметила мужу миссис Питер Пиджинкоут.
– Да, вряд ли стоит его ждать, – отвечал тот, – притом что мы всегда находили причины, чтобы не приглашать его, когда он подавал надежды, но был никем. Думаю, последний раз я видел его двенадцатилетним мальчиком.
– А ведь была и еще причина, чтобы не поддерживать с ним знакомство, – сказала миссис Питер. – С этой его печально известной слабостью он был не тем человеком, которого хочется приглашать к себе в дом.
– Наверное, эта слабость никуда не делась, – сказал ее муж. – Или ты считаешь, что высокое положение влечет за собой перемену характера?
– О, разумеется, его порок по-прежнему с ним, – согласилась жена, – но все-таки хотелось бы познакомиться с будущим главой семейства, хотя бы из простого любопытства. И кроме того, если говорить серьезно, то, что он стал богатым, заставит людей иначе смотреть на его слабость. Если человек очень состоятелен, а не просто с деньгами, всякое подозрение на тот счет, что им движут низкие мотивы, естественным образом исчезает. Его слабость становится малозаметным изъяном.
Уилфрид Пиджинкоут неожиданно стал наследником своего дяди, сэра Уилфрида Пиджинкоута, после смерти племянника, майора Уилфрида Пиджинкоута, умершего в результате несчастного случая, который произошел во время игры в поло. (Некто Уилфрид Пиджинкоут покрыл себя славой в ходе кампаний Марлборо, и с того времени имя Уилфрид сделалось в семье крестинной слабостью.) С новым наследником титула и состояния, молодым человеком лет двадцати пяти, широкий круг родственников был знаком скорее заочно, чем лично. А репутацией он пользовался нехорошей. Все прочие Уилфриды в семье, а их было множество, отличались один от другого главным образом тем, что к их имени добавлялось название их поместий или рода занятий, как, например, Уилфрид из Хабблдауна или молодой Уилфрид Канонир. Этот же наследник был известен под позорной и выразительной кличкой Уилфрид Воришка. Со времени последних лет обучения в школе и в последующие годы им настойчиво владела клептомания в острой форме. У него был неуемный инстинкт собирателя без присущей таковому разборчивости. Все, что по размерам было меньше буфета и умещалось в кармане, а также превышало по стоимости сумму в девять пенсов, обладало для него неодолимой притягательностью, с одним непременным условием – предмет должен был кому-то принадлежать. В тех редких случаях, когда его включали в списки людей, приглашенных погостить в загородном доме, хозяин или кто-то из членов его семейства почти обязательно дружески осматривал его багаж накануне отъезда, дабы убедиться, не уложил ли он в него «по ошибке» чью-нибудь собственность. Осмотр обычно давал большой и разнообразный улов.
– Забавно, – спустя полчаса после разговора сказал Питер Пиджинкоут своей жене. – Пришла телеграмма от Уилфрида, в которой сообщается, что он скоро будет проезжать мимо нас в своем автомобиле и хотел бы остановиться и засвидетельствовать нам свое почтение. Мог бы остаться на ночь, если нас это не обременит. Подпись – «Уилфрид Пиджинкоут». Должно быть, это Воришка, ни у кого другого автомобиля нет. Я полагаю, он везет нам подарок к серебряной свадьбе.
– Боже правый! – воскликнула миссис Питер, пораженная пришедшей ей в голову мыслью. – Довольно неудачное время, чтобы приглашать в дом человека с такой слабостью. В гостиной выставлены подарки к нашей серебряной свадьбе, другие продолжают приходить почтой. Я даже не знаю, что у нас уже есть и что еще должно прийти. Не можем же мы все запереть в шкафу. Наверняка он захочет посмотреть на подарки.
– Нужен глаз да глаз, вот и все, – ободряюще произнес Питер.
– Эти бывалые клептоманы такие изворотливые, – предчувствуя недоброе, сказала его жена. – К тому же будет неловко, если он поймет, что мы наблюдаем за ним.
Неловкость и вправду царила в тот вечер, когда в доме принимали проезжего путешественника. Разговор нервно и торопливо перескакивал с одной безликой темы на другую. Вид у гостя, вопреки ожиданиям родственников, был не вороватый и не извиняющийся. Он был вежлив, держался уверенно, хотя его, пожалуй, немного заносило. Хозяева, напротив, чувствовали себя неловко, что должно было служить признаком того, что они предчувствуют неладное. После обеда, в гостиной, нервозности и неловкости поприбавилось.
– Ах да, мы ведь забыли показать вам подарки, которые нам подарили на нашу серебряную свадьбу, – неожиданно произнесла миссис Питер, словно ей пришла в голову блестящая мысль, как развлечь гостя. – Вот они, все здесь. Некоторые, конечно, повторяют друг друга.
– Например, семь кувшинчиков для сливок, – вставил Питер.
– Да-да, ну не обидно ли? – продолжала миссис Питер. – Целых семь. Придется нам сидеть на одних сливках до конца жизни. Некоторые из них, впрочем, можно на что-нибудь обменять.
Уилфрид занялся осмотром главным образом тех подарков, которые показались ему интереснее других. Он подносил вещицы поближе к лампе, чтобы получше разглядеть прикрепленные к ним ярлычки. Тревога хозяев в эти минуты напоминала озабоченность кошки, только что родившихся котят которой передают по кругу для рассмотрения.
– Простите, вы вернули мне горчичницу? Ее место вот здесь, – тонким голосом произнесла миссис Питер.
– Извините. Я поставил ее рядом с кувшином для вина, – отвечал Уилфрид, увлекшийся изучением другого предмета.
– Дайте-ка мне еще раз это сито для сахарного песка, – говорила миссис Питер, при этом сквозь нервозность проглядывала твердая решимость. – Я помечу себе, кто его подарил, пока не забыла.
Бдительность хозяев не вполне увенчалась чувством одержанной победы. После того как они пожелали гостю спокойной ночи, миссис Питер выразила убеждение, что он что-то взял.
– По тому, как он держался, мне показалось, что тут что-то не так, – согласился с ней муж. – Чего-то не хватает?
Миссис Питер быстро пересчитала все подарки.
– У меня получается только тридцать четыре, а по-моему, должно быть тридцать пять, – объявила она. – Не помню, входит ли в число тридцати пяти архидиаконова подставка под графинчик для уксуса, которая еще не дошла.
– Как, черт побери, мы можем об этом знать? – сказал Питер. – Этот мерзавец не принес нам подарка, и будь я проклят, если подарю что-нибудь ему.
– Завтра, когда он будет принимать ванну, – возбужденно проговорила миссис Питер, – наверняка оставит где-нибудь свои ключи, и мы сможем заглянуть в его чемодан. Это единственное, что мы можем сделать.
На следующий день заговорщики принялись вести бдительное наблюдение за Уилфридом из-за полуприкрытых дверей, и когда тот, облачившись в роскошный халат, прошествовал в ванную, двое взволнованных субъектов быстро и незаметно ринулись в комнату для особо важных гостей. Миссис Питер осталась сторожить снаружи, в то время как ее муж торопливо и небезуспешно подобрал ключи, после чего залез в чемодан с видом недоброжелательно настроенного таможенного чиновника. Поиски были непродолжительными: кувшинчик для сливок был уложен в складки тонкой рубашки.
– Каков плут, – произнесла миссис Питер. – Прихватил кувшинчик для сливок. Их, видимо, и так много. Решил, что уж одного-то не хватятся. Быстро поставь его на место среди остальных вещей.
Уилфрид опоздал к завтраку, и весь его вид явственно говорил о том, что что-то произошло.
– Мне неприятно об этом говорить, – спустя какое-то время выдавил он из себя, – но боюсь, среди ваших слуг есть воришка. Кое-что пропало у меня из чемодана. Это небольшой подарок от нас с матерью на вашу серебряную свадьбу. Я должен был бы вручить вам его вчера после ужина, только вышло так, что это кувшинчик для сливок, а мне показалось, что вы недовольны тем, что их у вас и так много, поэтому мне было весьма неловко дарить вам еще один. Я решил, что обменяю его на что-нибудь, и вот он пропал.