Закончив бинтовать, служанка принялась зашивать повязку. Иголка посверкивала в темноте. Матушка протянула ей другой бинт, и она взялась за вторую ногу. Пальцы у меня горели, я плакала, пыталась вырваться, но нянька крепко держала меня за руки. Время от времени служанка отирала моё потное зарёванное лицо влажным полотенцем. Брат не пришёл мне на помощь — он остался стоять за окном, дрожа от страха и недоумения. По саду, играя в кронах деревьев, гулял ветер. Большая птица сорвалась с ветки и с хриплым криком улетела к ночному небу. Братец ощутил смутный страх, убежал к себе и спрятался под кроватью.
Я плохо спала в ту ночь. Плакать не было сил, и я только жалобно поскуливала от боли. В довершение всего, ноги начали страшно чесаться. На следующее утро меня силой подняли с постели и заставили ходить. В саду было непривычно тихо. Мне сказали, что у братца жар.
Он проболел целых десять дней.
В шесть лет мы с братом проявляли каждый свой, особый нрав. Чунь И был грубым и резким, я же знала меру капризам, умела быть послушной и учтивой. Брат любил властвовать, я — нравиться. Природа ещё не закончила лепить лицо Чунь И. Ветер, туман, плотные облака парили между небом и землёй. У него был слишком крупный нос, слишком пухлые щёки и слишком тяжёлые веки над слишком узкими щёлочками глаз, поэтому он совершенно не походил на родителя. Я же унаследовала надменную красоту предков. Даже наш суровый, склонный к меланхолии отец не мог скрыть волнения, когда смотрел на меня, печалясь лишь о том, что я — не сын, не наследник.
Когда-то наш дом был убежищем, крепостью, домом изгнанников. На протяжении столетий мои предки тосковали о былой — роскошной и изысканной — жизни, но со временем суровая величественная природа горного края изменила их взгляды. Новости из столицы приходили нечасто, о славном прошлом напоминали лишь портреты предков да передававшиеся из уст в уста предания, так что дом стал прибежищем противоречий.
Летом солнце выжигало красную штукатурку толстых стен нашего жилища, зимой их обдувал холодный ветер. На обнажившейся чёрной каменной кладке росли лишайники. Рамы украшенных бронзовыми заклёпками дверей расшатало ненастье. Полы были выложены грубыми плитами серо-охряного цвета. Нашим деревьям недоставало нежности: ветви сосен, кипарисов, лиственниц стали узловатыми от ветра, молнии раскалывали стволы, промокшая под дождём хвоя напоминала острые стальные иглы. Один наш предок как-то посадил две плакучие ивы. Полвека спустя в стволах образовались пустоты, ветви уныло поникли, и только ветер заставлял их оживать в бешеной пляске.
На диких рододендронах расцветали мелкие незатейливые цветки. Бледные розы карабкались вверх по стенам, источая едва уловимый аромат, поэтому наша семья отдавала предпочтение пионам: даже в горной стране они не утрачивали ни грана благородной величавости и блеска. Мои предки выводили новые сорта и называли их в честь императриц династии Мин. Бутоны отстраненно взирали на людей, а потом вдруг распускались, раня сердце своей немыслимой красотой.
Шиферные крыши венчали разноцветные павильоны. Резные рамы окон и круглые двери радовали глаз. По саду змеились длинные крытые галереи, соединявшие между собой покои членов семьи, где мы прятались от солнца, дождя и снега. Двести комнат составляли целый лабиринт, их разделяли дверь, полог, резная перегородка, мраморная плита или лакированная, инкрустированная перламутром ширма.
Мой брат обожал бродить по сумрачному жилищу. Трещина в стене, юркая ящерка, паутина — уродство удивляло его, приводило в состояние мечтательной задумчивости. Пустующие комнаты и глухие, тёмные, пыльные углы будоражили любопытство и воображение.
Небо в нашем краю было бирюзовым, а солнце — коралловым, но хорошая погода в горах часто сменяется ненастьем. Мой брат боялся дрожи земли и раскатов грома, но ему нравились те краткие мгновения перед грозой, когда небо становится синевато-серым, а в долине клубятся завитки тумана. По горе растекался зеленоватый свет, освещая крыши и прогоняя из сада тени. Смутная тревога кидалась с верхушек деревьев на плечи служанок в шёлковых платьях, понуждала букашек искать убежища в бутонах.
Братец ненавидел праздники, когда дом стряхивал с себя угрюмую задумчивость. Приготовления длились по многу дней: слуги убирали комнаты, расставляли в гостиных столы, развешивали фонарики. Девушки напевали, мелькали разноцветные юбки, смех жемчужинами раскатывался по дому, звучал в саду. Золото, серебро, драгоценные камни и ткани сверкали и переливались, безделушки, картины и каллиграфические списки восхищали глаз. Мой брат, одетый по случаю праздника в новый костюмчик, слонялся по дому, заглядывал на кухню, где чистили овощи, резали кур, свежевали кроликов, ощипывали фазанов. Иногда ему удавалось поглядеть, как забивают свинью. Он бледнел от вида пенящейся крови, и потрошившие птицу повара подшучивали над ним. Братца била дрожь, он и хотел бы отвернуться, но не мог. Когда съезжались гости — пузатые, безвкусно одетые, обвешанные драгоценностями местные сановники, — отец выводил к ним сына. Взрослые наперебой расспрашивали его об учёбе, говорили об истории, поэзии, путешествиях и происшествиях. Брат чувствовал себя совершенно чужим этим людям и возвращался мыслями к окровавленным кроличьим шкуркам, выпученным глазам и розовой, в мгновение ока ставшей багрово-красной плоти.
До меня брат не снисходил, и я вела одинокую жизнь в обществе унылых прислужниц. Больше всего мне нравилось бродить по комнатам и разглядывать росписи на потолке, пытаясь угадать героев легенд и истории и фантастических животных.
Я часто сидела под деревом и мечтала. Случалось, что ослепительно белые облака сходились на юге в огромную гору. Лиловые, серые и синие лучи солнца огибали пышные клубы, пропахивали глубокие борозды, творя преграды и горные хребты. Как узнать, что находится на облаках? Легенда гласит, что там, в небесном царстве, беззаботно и счастливо живут бессмертные обитатели великолепного дворца.
Я с нетерпением ждала праздников и торопила время. Запах благовоний, фейерверки, яркие фонарики, изысканные блюда, расшитые одежды и пышные церемонии открывали мне жизнь невидимых духов.
Почему времена года сменяют друг друга? Новый год приносит с собой холод и снег. На праздник Юань Сяо дует северный ветер, фонари дрожат и отбрасывают слабые отсветы на ледяные сосульки. На Цин Мин снег чернеет и начинает таять, подо льдом бегут ручейки, капли воды со стуком падают с веток на крыши домов. На Дуань У, праздник пятой луны, принято печь клейкие рисовые пирожки и заворачивать их в листья бамбука. Чтобы обмануть демонов, насылающих на людей болезни, мы повязываем на запястье цветные ленточки. Назавтра в горы приходит весна. По небу стремительно летят возвращающиеся из тёплых краёв белые журавли. Почему удлиняется день? Почему воздух становится таким плотным? Деревья дышат, шелестят листвой, расправляют ветки и тянутся к небу. Пчёлы с бархатными полосатыми брюшками машут прозрачно-серебристыми крылышками. Кто научил их радоваться сбору мёда? Бабочка летит к вершине крутой горы, порхает под деревьями. Чья божественная рука начертала её изящный абрис? Минует лето, и полнолуние приводит на землю осень. Круглое плоское светило освещает оголяющийся лес. Листья деревьев краснеют, кусты желтеют, а на обвитой диким виноградом беседке висят тяжёлые гроздья ягод. Под покатой крышей нашего дома-крепости притаились гранитные звери. Скажите, верные друзья, стерегущие наш ночной покой: мимо вас, случайно, не пролетали боги горы? На девятый день девятого новолуния наступает праздник Чун Ян, и осень покидает землю. В воздухе, предвещая приход зимы, разливается горьковатый аромат хризантем. Куда ты уходила, зима? Откуда ты вернулась?
В праздничные дни я сидела за столом во внутренних покоях рядом с другими женщинами и могла наблюдать за гостями лишь издали. По обычаю зажиточных семей, предки выстроили в саду оперный павильон. Мужчин и женщин разделял пруд, ветер доносил до меня обрывки фраз с другого берега. Сотрапезники говорили о далёких загадочных городах, где царят странные нравы, о призраках, привидениях и белых людях с разноцветными глазами.
