Нюню. Но именно чудовищ, а не жертв Природа создает по своему подобию.

Нинок. Но почему он кружит все вокруг одного и того же? Вокруг нашего.

Нюню. Какая разница, что там бубнят Светоний и Тацит, ища причины твоей жестокости. Причин на свете нет, есть только следствия, и люди – жертвы следствий. Вообще-то, не есть ли жестокость только ускорение общей судьбы Вещей.

Нинок. Плохая карта выпадает нам с тобою, Нюнюшкин, плохая.

Нюню. Не бойся, просто Рыжий мудр.

Нинок. Он всегда наводит на дурную карту, твой возлюбленный Рыжий. Дай-ка бинокль. А ты знаешь, Нюню, что у него на пузе, у того пивного богатыря?

Нюню. Наверняка не Бродский на английском. Нинок: I have got a nigger in my family tree[79]. Подожди, когда он повернется спиной.

Нинок. Знаешь, что там у него: черный человек в петле свисает с дерева… Смотри-ка, какие опасные типы. Надо бы смываться отсюда. Давай перетащим наш трейлерок на другое место.

Нюню. Но ведь за год заплачено. Теперь уж до следующего сезона.

Нинок. Знай, не к добру все это, Нюнюшкин, не к добру.

В тот октябрьский денек никого не было на холме. И он, измученный любопытством, поднялся к тому орлиному трейлеру. Постучался, а потом робко приоткрыл дверь. У входа, о господи, обнаружился журчащий унитаз. Желтая звезда Давида с черной окантовкой была припечатана к его фаянсовому нутру. Слева над унитазом черным на красном: PISS ON A JEWISH STAR[80]. Он пошел дальше по этой анфиладе ужаса и вздрогнул. У обеих стен вагона стояли два восковых эсэсовца в черной униформе и стальных шлемах вермахта. В углу – узкая солдатская койка, покрытая нацистским флагом. Он вошел во второй отсек трейлера и вдруг увидел прямо перед собой свой увеличенный фотопортрет. Во всю торцовую стену, с нарисованной по лицу мишенью. И десятки цветных дротиков-копий вокруг иудейского носа и по щекам. А сверху – через лоб: JUDEN SIND UNSERE UNGLUCK[81].

И вдруг он услышал их мотоциклетную дрисню. Они приближались. И он, выскользнув из дверей, ушел задами, прячась среди ржавых автомобилей. Эта унылая жидкая рощица была перенесена сюда как будто из России… и этот зеленый лягушачий автобус с брезентовым тентом. Миллионы цикад стригли крошечными ножницами тишину, пытаясь заглушить мотоциклы викингов.

– Опять кому-то помешал мой иудейский нос. Но ведь чтоб сформировать такой, понадобились тысячелетия. У дикаря всегда короткий нос. У Сократа – крупный, вытянутый вперед. Пушкин в профиль – иудей. И антисемит Гоголь. Сирано был наверняка французским евреем. Народ… Сирано де Бержерак…. И почему именно мне довелось угодить в этот агитвагон? Вся моя жизнь – череда таинственных совпадений. Главное, не перепугать Нинка. Но отсюда надо живо сматываться.

То была случайность, которая есть инкогнито закономерности. В то солнечное утро Нинок уехала за провизией в кантристор, сельский магазин. И как только голубая их «альтима», отпрыгав по камням Карловой дороги, скрылась за поворотом, с горы сорвался красный грузовик «форд» и, набирая скорость, пошел прямо на трейлер. За грузовиком, вцепившись в кузов, съезжали, как на лыжах, Карл и толстяк, неся в широко разинутых ртах протяжное «А-А-А…». Грузовик ударил в трейлер вкось, как в пасхальное яйцо, и замер.

– You drunk skunk, – взревел Нюню. – You’ll pay me for this motherfucker[82].

Карл, медленно отцепившись от грузовика, двинулся к Нюню, поигрывая своими обтянутыми ногами, доставая из заднего кармана бумажник. У него заело молнию на кошельке, он рванул ее и разорвал:

– You dirty kike. You always think about money ferfluchte Jude[83].

Карл вырвал из бумажника новенькую сотенную, положил ее себе на ладонь и, смачно плюнув на банкноту, припечатал ее на лоб иудею. Тот замер, прислушиваясь, как в нем зашевелился берсёрк. Проснулся, потянулся. И Нюню почуял сладкую боль во всех своих шрамах.

Видимо, Провидение выбрало для него эту позицию – у распахнутых дверей смятого всмятку трейлера, в том самом месте, где у него стояло прислоненное к холодильнику ружье. Он обнял горячей ладонью прохладные стволы и почувствовал облегчение. Братья Зотовы пылили ему в лицо задними лапами, и сквозь саднящий песок он увидел голубые арийские глаза на меловом лице Карла. Первым картечным выстрелом он снес его вертеровское лицо вместе с половиной черепа.

Пивной богатырь повернулся и, всхлипывая, побежал по мокрой скошенной траве. Нюню резанул его по ногам из второго ствола и, прихрамывая, пошел к разбитому трейлеру, переламывая ружье пополам. Там, у входа, в брезентовом патронташе, у него оставалось два картечных патрона. Он медленно вставил их в черные отверстия. Братья Зотовы сыпали ему в глаза глиняную пыль. Пивной богатырь стоял на коленях и, всхлипывая, поднимал мучнистое лицо с синим пауком на левом виске у глаза. У него были близко поставленные глаза камбалы. Рыхлое его брюхо свисало передником. Нюню медленно приложил два ствола к переносице пивного богатыря:

– Зиг хайль!

И нажал сразу на два курка.

1990