Русские мужчины быстро устали от капитализма, они его не приняли. Если нет возможности погибнуть на большой войне, русский мужчина убивает себя водкой, а в перерывах мрачно и бессмысленно вламывает на первой попавшейся тяжелой работе, меняя ее на лучшую только под давлением своей женщины. Большинство русских мужчин находятся в глухой, бессловесной оппозиции к капитализму, ибо считают его несправедливым, и считают правильно, тогда как их женщины плевали на несправедливость, они не ищут правды, им надо растить детей и лечить престарелых родителей.

Рекрутируя в свои ряды все новых и новых особей женского пола, русский капитализм сильно рискует.

У русского капитализма есть только три основных ресурса: природный (нефть и газ), географический (территории) и человеческий (женщины). Нефть и газ иссякнут еще при нашей жизни. Территории необъятны, но их трудно конвертировать в наличные. Россия пятьсот лет прирастала землями и отрезать от себя не умеет: если здесь начнется распродажа территорий, лично я сожгу паспорт и уйду в партизаны.

В нашей птице-тройке остается третья лошадь, человеческий ресурс: миллионы первоклассных здоровых рабынь, умных и дисциплинированных, не склонных к резким движениям. Они вам и денег заработают, и постирают, и в постели исполнят, и детей родят. Русский капитализм жаден и глуп, он любит сиюминутную выгоду, и можно не сомневаться, что в ближайшие десятилетия женщины будут подвергнуты жесточайшей, иссушающей души и тела эксплуатации.

Их заставят каждый день останавливать на скаку коней и входить в горящие избы, пока все избы не сгорят и все лошади не встанут.

Сегодня у меня праздник, первый день новой жизни. Я бездельничаю и сижу в питейном заведении – да, опять в баре, я ведь барфлай. В переводе – «муха-выпивоха». Даром что не пью. Медуза мегаполиса. Праздный и вялый, наблюдаю улицы, полные нарядных женщин. Они весь день работали, но выглядят свежо. Те, что постарше, спешат к семейным очагам, молодые либо незамужние – а свободных женщин огромное количество, я вижу даже юную чувиху в майке с надписью: «Я молода и свободна» 13 (правда, на английском) – оккупируют кафе и рестораны. О политике они не говорят. О спорте они тоже не говорят. Об искусствах говорят, но мало. Говорят о работе, о детях и мужчинах (мужчины тоже проходят как дети).

В моей стране мужской генофонд подорван коллективизацией, войнами, лагерями и водярой; многие лучшие погибли, а для восстановления мужской половины популяции ничего не делается. Вроде бы спорт возрождают, но как-то вяло. А женский генофонд в основном цел, и сейчас, в две тысячи девятом, я наблюдаю его расцвет, лучшее время, бельэпок русской женщины; столько красивых, юных, свежих и брызжущих энергией самочек я не видел никогда и нигде.

Все они говорят о своих работах.

Журналы – а там тоже не дуры сидят, в журналах, – навязывают им модель жизни супервумен: успей всюду, имей семью, работу, детей, машину, мужа имей, любовника тоже можно; имей отдых в Таиланде, бери все, хватай, пользуйся и наслаждайся.

Бывает, они начинают ненавидеть систему, обратившую их в рабство, и их ненависть радикально сублимируется в бегство. Супруга моего бухгалтера, скромного рыжебородого парня, подхватила старшую из трех общих дочерей, постриглась наголо и отбыла в Индию, искать гармонию и нирвану, и не в какой-нибудь Гоа, нет – в крутой высокогорный ашрам; муж остался с двумя младшими на руках и держится, кстати, молодцом. Кроме моей лавки он наяривает еще в семи местах. Очень милый, умный, некрасивый человек.

...Между прочим, я немного переоценил свою помятость и небритость – в какой-то момент одна из женщин, занимающая стратегически выгодную позицию в углу, стала в упор меня рассматривать, на ногах у нее были не совсем чистые белые носки и босоножки, и мне пришлось, оглядывая панораму, старательно огибать чувиху взглядом; к моему облегчению, искательница любви быстро переключилась на более перспективного кандидата, широкоплечего краснолицего малого, одетого под романтика, с героически недозастегнутой ширинкой; когда я, погруженный в себя, вышел в туалет, они уже установили вербальный контакт. Можно было бы понаблюдать за ними и даже порезвиться, попробовать отбить одинокую Жизель у налитого пивом конкурента, а впоследствии даже, например, подраться – но сегодня и сейчас мне интереснее с самим собой; с меня хватит пахнущих ментоловыми сигаретами жизелей и кулачных боев из-за них. Крашенная в блондинку грация как раз не рабыня, а свободная художница – мне же интересны рабыни.

Они сидят компашками, по две-три, и заняты беседой, им не нужны сексуальные приключения, они устали, они прагматичны и не носят белых носков; собственные деньги в собственных кошельках возбуждают их больше, чем мужчины.

Они загорелые и подтянутые.

Если вы откроете спортивный зал и устроите там «качалку» для суровых бодибилдеров или боксерский клуб, вы прогорите. Ключ к успеху – ориентация на женские вкусы. Танцы, йога, аэробика, к черту бодибилдеров, женщины сделают вам кассу.

Иногда у них прекрасный вкус, но не как правило; они, бывает, почитывают Орхана Памука и посещают с детьми концерты классических пианистов, но при этом в их коммуникаторах мяукает Бритни Спирс. Для понта они смотрят фильмы фон Триера, но для души предпочитают что-нибудь с участием Хабенского.

Константин Хабенский вытащит любой провальный кинопроект. И Гоша Куценко. Есть еще десяток краси13 вых, талантливых актеров. Сотни тысяч рабынь придут в

кинозалы и заплатят, чтобы посмотреть на них. Но до сих пор в России нет ни одной женщины-кинозвезды, участие которой гарантирует кассовые сборы.

Встречаются отважные и быстрые рабыни. Мои товарищи создали бизнес: организация детских праздников. Шарики, клоуны, Деды Морозы, выпускные вечера для старшеклассников; весело и сердито. Миллионером на детских праздниках не станешь, но люди и не стремились. Боссы наняли девочку, рабыню, менеджера, она поработала три месяца и вдруг переметнулась к конкурентам. И увела за собой половину клиентов. Богатые частные детские садики и школы почему-то перестали обращаться в фирму моих товарищей. Тогда боссы разыскали ушлую девицу, вежливо спросили: «Что ты творишь? Мы тебя всему научили, а ты нас грабишь?» «Отвалите, – отвечает девица, – вы ничего мне не сделаете, вы буржуи, а я бедная наемная сотрудница. И вообще, не о том думаете. Я верну вам всех клиентов и еще новых приведу, при условии своевременной оплаты наличными». Теперь хитроумная кобылка получает на новом месте работы жалованье, а на старом – премиальные за клиентуру, украденную у новых хозяев и проданную старым хозяевам.

...Я спал допоздна, и у меня хорошо работает голова. Телефон выключен и не мешает мне размышлять – я его вообще оставил дома. Я все оставил дома, кроме небольшой суммы денег. Теперь я не работаю и деньги следует экономить, и начать решено прямо с сегодняшнего дня.

В рабовладельческом обществе образца двадцать первого века все устроено очень красиво. Но только для тех, у кого есть деньги. У меня пока есть, и красивая рабыня приносит мне в красивом стакане свежевыжатый апельсиновый сок. Я подыгрываю, красиво закуриваю, пачку «Мальборо» кидаю на стол, так принято. Миронов, например, часто курит дешевый «Пегас» и недавно жаловался мне, что однажды пришел в бар и опрометчиво положил перед собой мягкую пачку «Пегаса»: просидел четверть часа, но так и не удостоился внимания персонала.

Скоро, может, и мне придется перейти на дешевые сигареты. Или бросить курить. Лучше совсем не курить, чем курить дешевое. Все или ничего – так надо жить. Я курил дорогие сигареты даже в Грозном, осенью, когда сидел без копейки в холодном здании мэрии, когда спал под окном на полу, подстелив газеты. Теплее и чище было спать на столе – но тогда в меня могла попасть случайно влетевшая в окно пуля.

Я в центре, на Тверской, тут красиво и пули не летают. Концентрация юных прекрасных рабынь невероятная. Есть и рабы мужского пола, в офисной униформе. Группа рабов с менее удавшимися судьбами покуривает возле своих такси. Цены у них тут запредельные, и клиентов нет.