Подлодка «Сапфо-1» по своему дизайну и техническим характеристикам не шла ни в какое сравнение с военными субмаринами. Она была сконструирована для исследований морского дна, только для этого и ни для чего иного, и поэтому каждый винтик был сделан так, чтобы команда из семи исследователей могла чувствовать себя максимально комфортно на борту, где помимо людей находилось две тонны океанографического оборудования, инструментов, прочего научного снаряжения. «Сапфо-1» в принципе не была рассчитана на то, чтобы из нее можно было выпустить торпеду или пройти в ней через весь океан, выжимая до семидесяти узлов в час. Хотя, с другой стороны, эта лодка могла работать в таких условиях, где не сможет никакая другая. «Сапфо-1» была рассчитана на погружение на глубину до двадцати четырех тысяч футов. Однако всякий раз, когда приходилось садиться за пульт управления, Джиордино испытывал некоторый плохо объяснимый дискомфорт. Он посмотрел на показания глубиномера: 12 500 футов. Давление воды увеличивается в пропорции — пятнадцать фунтов на квадратный дюйм при погружении на каждые следующие тридцать футов. Он сосредоточился, сосчитал в уме и ухмыльнулся, получив жуткий ответ: шесть тысяч двести фунтов на квадратный дюйм. Именно с такой чудовищной силой вода в данную минуту сжимала титановый корпус окрашенной в ярко-красный цвет подлодки «Сапфо-1».

— Как насчет того, чтобы взять новую пробу грунта? Джиордино поднял голову и посмотрел в вечно хмурое лицо Омара Вудсона, фотографа научной экспедиции. В руках у Вудсона дымилась чашка только что приготовленного ароматного кофе.

— Створчатый пушер-манипулятор взял бы пробу пять минут назад.

— А я без претензий к тебе. Какой-то идиот вырубил свет, — Вудсон протянул ему чашку кофе. — Ты проверил, сейчас все нормально?

— Абсолютно все, — ответил Джиордино. — Я дал возможность кормовой батарее немного отдохнуть. Следующие восемнадцать часов пусть поработают батареи центральной секции.

— Нам чертовски повезло, что в момент, когда свеч вырубился, мы не въехали в какую-нибудь скалу.

— Повезло — не то слово! — Джиордино поглубже уселся в кресло, потер уставшие глаза и широко зевнул. — В последние шесть часов сонар не выявил ничего более существенного, чем камень размером с бейсбольный мяч. Тут такое же плоское дно, как живот у моей подружки.

— Ты хотел сказать не живот, а грудь, — уточнил Вудсон. — Я видел ее фотографию, — Вудсон широко улыбнулся, что бывало чрезвычайно редко.

— У каждого свои недостатки, — согласился Джиордино. — Но если принять в расчет, что ее папаша крупный торговец спиртным, то на фоне его капиталов дочкина плоская грудь даже и незаметна, между нами говоря.

Он оборвал себя в тот самый момент, когда Руди Ганн, командир экспедиции, заглянул в отсек управления. Капитан был невысокого роста, жилистый. Увеличенные мощными линзами очков, его глаза смотрели внимательно, отчего казалось, что он видит всякого насквозь. Крупный римский нос придавал лицу несколько хулиганское выражение. Однако внешность была обманчива. Руди Ганн на самом деле был мягкий и покладистый человек и всякий, кому когда-нибудь доводилось работать под началом Руди Ганна, проникался к нему огромным уважением.

— Вы двое опять болтаете? — с мягкой улыбкой не то спросил, не то констатировал он.

— Старые раны болят, — серьезно сказал Вудсон. — Опять он завел про свою девушку.

— И это вполне понятно. Когда пятьдесят первый день длится плавание, тут хочешь не хочешь, заговоришь про женщин, — Ганн оперся о приборную доску и заглянул в пилотский окуляр. Первые несколько секунд он видел перед собой лишь голубоватый дым, затем постепенно разглядел и неяркое красное мерцание донных осадочных пород, оказавшихся в лучах прожекторов. На короткое время перед окуляром в пучке света оказалась креветка дюймовой длины: медленно, торжественно проплыла и исчезла во тьме.

— Даже обидно бывает порой, что нельзя вылезти и побродить по дну, — сказал Ганн, освобождая место. — Будь у нас такая возможность, чего только мы не сумели бы там обнаружить.

— А не больше, чем можно обнаружить в центре пустыни Мохав. — Джиордино подумал и добавил: — Одна помойка… — Он приподнялся из кресла и постучал ногтем по стеклу одного из приборов. — Холодает, однако же, еще недавно было тридцать четыре и восемь по Фаренгейту.

— Нет, кто бы что ни говорил, а однажды спуститься сюда — это класс! Хотя постоянно здесь торчать я бы ни в жизнь не согласился… — заметил Вудсон.

— Что-нибудь на сонаре? — спросил Ганн. Джиордино кивком показал на вмонтированный в середину панельной доски большой зеленоватый экран. Согласно показаниям, лодка сейчас двигалась над совершенно гладким участком дна.

— Прямо по курсу и по сторонам — решительно ничего. Несколько часов профиль не меняется.

Усталым жестом Ганн снял очки и помассировал веки.

— Ладно, джентльмены, будем считать нашу миссию близкой к своему логическому концу. Еще исследуем небольшой участок, и через десять часов я командую к всплытию, — инстинктивным движением он вскинул голову и посмотрел на панель приборов, расположенную под потолком — Мамочка с нами, нет?

— Как раз над нами, прямо над головой, — ответил Джиордино.

Ему достаточно было поднять глаза и увидеть мелко подрагивающую стрелку датчика, чтобы сказать наверняка, что их родная «мамочка», их катер сопровождения, находится рядом и постоянно сонирует все их перемещения.

— Свяжись с ними, — скомандовал Ганн, — и передай, что мы начинаем всплытие в девять ноль-ноль. У них будет достаточно времени взять нас на борт и принять «Сапфо-1» до захода солнца, чтобы они потом не жаловались на нехватку времени.

— Знаете, а ведь я практически уже позабыл, каков он, заход солнца, — признался Вудсон. — Чтобы прийти в себя, мне понадобится незамедлительно отправиться на пляж, всласть поглазеть на ягодички, буфера и прочие плохо закамуфлированные женские прелести, чтобы вновь ощутить себя прежним папой Вудсоном… С меня, честно говоря, уже хватит всех этих многодневных купаний.

— Слава Богу, что скоро все это кончится, — сказал Джиордино. — Проведи я под водой еще неделю, и точно съехала бы крыша.

Вудсон с любопытством посмотрел на коллегу.

— Крыша настолько дырявая, что не жалко, пускай съезжает.

Ганн широко улыбнулся, слушая болтовню подчиненных.

— Разумеется, все очень устали и заслуживают хорошего отдыха. Вы, парни, поработали на сей раз прекрасно. Теперь мы привезем столько всякой всячины, что всем нашим лабораториям на месяц работы хватит: пускай исследуют, что мы тут для них надыбали.

Джиордино посмотрел на Ганна долгим внимательным взглядом и раздельно произнес:

— Да, Руди, на этот раз нам выпала прямо-таки дьявольская по сложности экспедиция. Тут хочешь не хочешь, а запомнишь.

— Не совсем понимаю тебя, — сказал Ганн.

— Я про то, что у нас получилось что-то вроде спектакля, для которого не хватает актеров, или правильнее было бы сказать, где ролей больше, чем самих актеров. Вот именно это я и имел в виду. — Он указал рукой в сторону кормового отсека, где в эту самую минуту вовсю трудились четверо из команды подлодки: Бен Драммер, долговязый южанин с типично алабамской замедленной манерой произносить слова; Рик Спенсер, невысокий плотный блондин из Калифорнии, у которого была привычка постоянно насвистывать сквозь зубы; Сэм Меркер, космополит, чистюля, интеллигент, похожий на уоллстритовского брокера, а также Генри Манк, вялый интеллектуал, по лицу которого можно было безошибочно сказать, что сильнейшим его желанием было исчезнуть куда угодно, хоть к чертовой матери, с борта «Сапфо-1». — Посмотри на свою команду. Эти шуты на корме, ты, Вудсон да я — мы все тут сплошь инженеры, специалисты по гайкам и болтам, так сказать. В экипаже нет ни одного ученого, хоть самого завалящего, с какой-никакой научной степенью.

— Слушай, но ведь когда люди впервые прилетели на Луну, в космическом экипаже тоже не было ни одного интеллектуала, одни простые парни вроде нас, — заметил ему Ганн. — Я считаю, что именно инженеры и механики, специалисты по гайкам и болтам, как ты выразился, и должны налаживать такое сложное, как на «Сапфо-1», оборудование. Мы столько времени находились на борту этой лодки именно для того, чтобы отладить работу всех систем и на практике показать возможности судна. А вот после нас, во вторую очередь, сюда придут океанографы. Можешь мне поверить, что все наши имена после этой экспедиции окажутся занесенными в анналы. Наше плавание будет названо, увидишь, не иначе как выдающимся научным достижением.