— Передавай от меня привет Белоруссии. Может быть, когда-нибудь и наведаюсь в такой памятный для меня край.
В Белоруссии он, и вправду, несколько позже побывал, но только летая в Минск по делам работы. А вот в тех краях, где прошло его раннее детство, ему, к сожалению, больше побывать так и не удалось.
С получением партийного билета у Андрея никаких проблем не возникло. Правда, это действо немного и задержалось, и затянулось, а потому, когда Морозевич уже вновь вернулся на вокзал, поезд Вюнсдорф-Москва уже отбыл по назначению. Андрей направился к другой платформе и, затем, тоже отправился в пункт своего назначения. Но в течение всего времени езды до Белитц-Хальштеттена его не покидало какое-то двойственное чувство — и радости, и, одновремённо, грусти.
Дома Валерия поздравила мужа со столь знаменательным событием, как получение партийного билета, Андрей же в свою очередь рассказал ей о новой встрече в Вюнсдорфе.
ГЛАВА 38. Непростое решение
А далее вновь потянулись рабочие дни апреля. Поездки четы Морозевичей, вместе или порознь, временно прекратились. Но в ближайшую субботу полноценно отдыхать Андрею не довелось, хотя он и не занят был работой. В пятницу, после разгрузки очередного вагона с углём он сидел во дворе котельной на лавочке, курил, разговаривал с другими отдыхающими кочегарами и наблюдал, как кочегар Иголкин снова возится со своей "Волгой". Стояли тёплые дни и тот, вероятно, решил заняться покраской машины, не так уж много времени оставалось ему до отъезда. Но делал он эту работу, наверное, подготовительную, как-то по-хитрому. Ранее он покрасил белой краской (которая к этому времени уже высохла) горизонтальную полосу шириной примерно 10 см, которая проходила ровной линией по дверям и крыльям машины с обеих сторон. А сейчас он из лейкопластыря шириной в 1 см отрезал полосочки и наклеивал их, примеряясь по длинной ровной рейке, на покрашенную белую линию. Периодически он отходил от машины подальше и, как бы не доверяя рейке, прикидывал на глаз ровно ли лёг лейкопластырь.
— Гриша, что это будет? — удивлённо спросил Андрей.
— Я хочу через всю машину провести такую белую стрелу, которая бы подчёркивала стремительность моей машины, — любуясь своим детищем, ответил тот. — Сейчас наклею лейкопластырь, потом хорошо покрашу машину более тёмной краской. А дальше понятно — сниму лейкопластырь, и останется белая стреловидная линия.
Андрей покачал головой, удивляясь выдумке Григория. В это время другие ребята вели какой-то разговор, в котором упоминалась СПК (станция переливания крови). Морозевич краем уха услышал их и понял, что завтра они собираются на СПК сдавать кровь.
— Это что, какое-то плановое мероприятие по сдаче крови, вас обязывают сдавать кровь?
— Нет, никто нас не заставляет. Это дело сугубо добровольное. На СПК часто проводят заборы крови, и мы периодически участвуем в этом мероприятии. Оно довольно выгодное — сдаёшь 400 мл крови, но платят очень прилично.
— Ого! А не много ли это — 400 мл? — удивился Андрей.
Он и сам часто сдавал кровь и считался донором. У него был и маленький значок в виде капельки крови, который выдавался таким донорам. Более серьёзным, официальным донорам выдавались значки побольше и другой формы, а также удостоверение донора. У него была 1-я группа крови, на которую всегда был хороший спрос. На завод примерно раз в квартал приезжала бригада по забору крови. Но это были, как бы, безвозмездные плановые заборы крови. Не совсем, конечно, безвозмездные — работникам завода, согласившимся сдавать кровь, кроме 10 рублей (мизер по сравнению со стоимостью крови) давали ещё бесплатный талон на "усиленный" восстановительный обед и три отгулы. Обедать по талону в назначенную столовую из доноров ходили единицы — обычно эти талоны отоваривались в буфете той же столовой на шоколадки, печенье и фрукты. А вот за отгулы то, как раз, и соглашались работники завода сдавать кровь. Вообще то, согласно положению три отгула предоставлялись донорам вместе с днём сдачи крови, но руководство завода давало эти 3 дня помимо дня сдачи крови, поощряя своих работников — мероприятие было плановое, количество сдавших отмечалось в отчётах по городу и завод, таким образом, упоминался в числе лучших. Но тогда на заводе все сдавали всего по 200 мл крови — это была норма. При этом и так у некоторых сдающих кровь работников бывало, что кружилась голова. А здесь на СПК подчинённые Морозевича должны сдавать двойную норму крови. Это было что-то непонятное.
— Дело в том, что сдаём 400 мл крови, но потом через время, в этот же день нам вливают обратно 200 мл.
— Как это? — не понял Андрей. — Не вижу в этом смысла.
— Ну, вливают назад не чистую кровь, нет, конечно, чистую, но не полного состава. У неё что-то там обирают, какую-то плазму, а нам вливают часть крови назад, так что ли. Мы и сами толком не знаем, как эта кровь называется. Но это совершенно безвредно — тебе вливают именно твою чистую кровь, но только без каких-то компонентов. Так что берут вроде бы 200 мл крови, и мы никогда не чувствовали себя плохо.
Андрей вечером расспросил жену о такой процедуре сдачи крови. И выяснил, что, действительно, существует такой метод забора крови. Берут у доноров не саму кровь, а именно плазму, о которой упоминали ребята, но немного неправильно рассказывали об этом процессе. При сдаче плазмы кровь, после отделения от неё части плазмы, тут же вливается обратно в организм донора. При этом если цельную кровь можно сдавать не более 3–5 раз в год с интервалами в 3 месяца, то плазму можно сдавать до 6-12 раз в год с интервалами не менее 2 недель. Плазма восстанавливается в течение нескольких дней, кровь — в течение месяца. Общее же время, которое понадобится донору провести на СПК при сдаче плазмы, составляет около двух часов.
Забираемая при этом у доноров кровь, как рассказала Лера, центрифугируется и разделяется на эритроцитарную массу и плазму. После этого эритроцитарная масса возвращается донору, объём же циркулирующей крови восполняется введением адекватного плазме количества физиологического раствора.
— И это абсолютно безвредно? — спросил Андрей.
— Конечно.
— Так, тогда я завтра иду с ребятами сдавать кровь.
— Зачем это тебе нужно, — удивилась Лера.
— Много причин: во-первых, я донор, во-вторых, это как бы гражданская обязанность, ведь кому-то эта кровь или плазма понадобится, возможно, даже спасёт жизнь. Кроме того, мне просто интересно, да и деньги нам не будут лишними.
— Смотри сам, но я бы не советовала тебе это делать.
— Почему? Ты же сама сказала, что это абсолютно безвредная процедура.
— Сказала, но не подумала, что ты сам захочешь пойти сдавать плазму.
— А что это меняет?
— Многое. Ты ведь мой муж. Мало ли какие там условия. А вдруг что-то плохо простерилизуют и занесут тебе какую-нибудь инфекцию.
— Лера, — улыбнулся Андрей. — Ты непоследовательна. Не так давно ты говорила, что этот госпиталь — самая настоящая Академия. А теперь говоришь, что здесь могут что-нибудь не так сделать. Где же ещё могут делать всё так качественно, как не здесь.
— А, ладно, — махнула рукой жена. — Если ты так решил, то и иди и сдавай. Тебя ведь всё равно не переспоришь.
Таким вот образом процесс сдачи плазмы в субботу отнял у Андрея часть его свободного времени, о чём он совершенно не сожалел. Он пообщался с ребятами и работниками СПК, приобщился к числу доноров здесь в госпитале и оставил частицу своей крови на территории Германской Демократической Республики. Теперь, как он в шутку сказал Валерии, придя после этой процедуры домой, у него кровная связь, если и не с самой ГДР, то, по крайней мере, с ГСВГ. Так что всё прекрасно.
Но это прекрасное настроение самого Андрея, а заодно и Леры, было серьёзно испорчено уже через неделю, в пятницу 27 апреля, когда они получили неожиданное письмо из Полтавы от коллег Морозевича по заводу. Те сообщали, что лучше бы Морозевичам поскорее вернуться домой, потому что они могут потерять с таким трудом полученную квартиру. Дело в том, что в Полтаве стали нередки случаи, когда в какой-нибудь пустующей квартире взламывают замки и заселяются в квартиру. Потом таких самовольных жильцов, особенно если они с детьми, очень трудно оттуда выселить, даже с милицией. В их доме пока что, к счастью, такого ещё не произошло, но и пустующих квартир почти нет, насколько они знают, только одна такая — как раз Морозевичей. Если же о ней прослышат, то кто знает, что может случиться. Сами Журавские, как с ними договаривался Андрей, периодически приглядывают за квартирой Морозевичей, но долго так тянуться не может.
