— Совершенно верно. Вот Лера там и работает неврологом-педиатром в неврологическом отделении. Ну, а я, естественно, начальником теплохозяйства.
— Серьёзно, в этом самом госпитале?
— Абсолютно серьёзно.
— Да, ребята, вы устроились ещё покруче, чем мы. А как это вам удалось?
Пришлось Андрею рассказать Александровым историю с переводом Валерии.
— Да, вам можно позавидовать. Точнее, Валерии, тебе то, наверное, всё равно. Этот госпиталь ведь настоящая академия. А зачем ты ездил в Борстель на один день?
— За партийной характеристикой, мне ведь пришлось поступать в партию уже на новом месте.
— Понятно. И что, можно поздравить с поступлением?
— На собрании партийной ячейки то приняли в члены КПСС, но ещё не прошёл партийную комиссию здесь в Вюнсдорфе. Что-то тянется резина.
— Так ты по этому вопросу сюда и приехал?
— Нет, — решил не делиться своими планами, которые ему сейчас показались не столь важными, Морозевич.
— А чего вы тогда в Вюнсдорф приехали?
— Абсолютно по той же причине, что и вы.
— Вам что, Потсдама не хватает, такой город! А мы, кстати, — Александров понизил голос, — уже и в Берлине пару раз были.
— Да ты что, — расхохотался Морозевич. — Эка невидаль, мы там больше были.
— Не может быть.
— Почему не может быть? Какой ты Фома неверующий. Точно, много чего там купили. Кстати, могу поделиться опытом, рассказать вам о хорошем районе, где много приличных магазинов. И я там рекомендую вам магазин меховых изделий. Мы там Лере шубу купили.
— О, это интересно! И где такие магазины? — сразу же заинтересовалась Татьяна.
— Район, и одноимённая остановка городской электрички (Köpenick), это недалеко и от Александрплатц, и от центрального вокзала. Сойдя с поезда, вы идёте вправо по улице Мальдорфер Штрассе. И там ряд очень хороших магазинов.
— Андрей, ты запомнишь? — спросила мужа Татьяна.
— Запомню, запомню. Да, перещеголяли вы нас, друзья мои. Но я рад за вас.
Морозевичи и Александровы ещё некоторое время беседовали, а затем тепло распрощались и разошлись. Но у Морозевичей, особенно у Андрея сразу круто изменилось настроение в лучшую сторону. У него было такое ощущение, будто бы он целый день провёл в кругу самых лучших друзей — а почти так оно и было, за исключением краткости встречи. После вчерашнего разочарования у него появился новый прилив сил, и он перестал думать о разных там парткомиссиях — что будет, то и будет. Возвращались Морозевичи в Белитц-Хальштеттен в очень хорошем настроении, которого, в частности Андрею, хватило на несколько последующих дней.
ГЛАВА 36. Дела идут неплохо
А ровно через две недели в последний день марта Андрей с Лерой совершили новую поездку, на сей раз снова в Берлин. У них были чёткие планы по выполнению программы обустройства новой квартиры, на которую теперь и были направлены их основные помыслы. Лера уже прикинула, сколько им нужно в квартиру тюли на окна и гардинного материала на те же окна и на двухстворчатые двери в гостиной. Андрей рассчитал, какое количество ковровых дорожек нужно в прихожую и в коридор, ведущий в комнаты. Сначала они планировали класть дорожки и на кухню, но потом решили, что это нецелесообразно — нужно просто на кухне сделать хороший тёплый деревянный пол с линолеумом. Но взамен кухни добавились такие дорожки в спальню. Морозевичи на её плане (нарисованном ещё в Сумах) попытались расставить (вырезанными из картона в масштабе) мебель (двуспальную кровать, шкаф, трюмо, тумбочки — тот минимум предметов, которые они туда собирались купить уже в Союзе) и получилось, что никакой напольный ковёр там не лежит. А если его всё же положить, то значительная часть его будет находиться под кроватью или трюмо, что вовсе нерационально. Два настенных ковра (в гостиную и спальню) и один напольный в ту же гостиную они приобрели, а потому решили, что в принципе достаточно. В детской над двумя кроватями (для сына и мамы Леры) они повесят небольшие коврики, а на пол туда же купят что-нибудь уже в Полтаве — небольшой напольный коврик можно найти и там. Кровати, письменный стол, шкаф, стулья и прочее тоже не позволяли класть туда ковёр, купленный в ГДР.
Купили всё это Морозевичи без проблем. При этом аккуратно упакованный материал для гардин и штор были не тяжелым, и его удобно было нести, чего нельзя было сказать о ковровых дорожках шириной 70 см в коридор и 1 м в спальню. Они, хотя и были плотно свёрнуты, но и по весу и по объёму очень уж удобного груза собой не представляли. Правда, Андрей приспособился нести этот рулон сантиметром 60 диаметром (сделав из верёвки некое подобие ручки), но желание заходить ещё в какие-нибудь магазины у него уже пропало. Но Лера настаивала на том, чтобы ещё поискать Андрею кожаное пальто, которое они планировали, но не смогли купить в прошлый раз. И, хотя Андрей упирался против Лериного предложения, в конце концов, ему пришлось уступить.
— Одно пальто весить будет немного, да и в свёрнутом виде они не будет велико по объёму. Я его смогу нести вместе со шторами и гардинами.
Пальто Андрею они подыскали неплохое. Оно было цвета мокрого асфальта с ремнём и на тёплой подкладке. Но оно было не такое уж и лёгкое, как предполагала Лера. Кожа, из которого пальто было пошито, была довольно толстой. Вот женские кожаные пальто были пошиты их тонкой кожи, чуть ли не лайковой, а мужские пальто — почему-то из более грубой. Точнее сказать, эта кожа не была грубой — она была гладкой, и её очень просто можно было сминать (правда, не очень компактно). Но она была толстоватой. Возможно, для мужчин это было и неплохо, в чём позже Андрей убедился, — такой коже не страшны различные зацепы, царапины, её вообще было очень сложно порвать, разве что специально порезать. Но пальто по весу никак не казалось пушинкой, из такой кожи пальто могли носить только мужчины. Но они всё же купили это пальто, о чём Андрей и не жалел в дальнейшем — оно было очень практичным и очень долго ему служило. Правда, до самого Белитц-Хальштеттена это пальто (упакованное) пришлось всё же нести не Лере, а самому Андрею.
Дома Морозевичи прикинули, что им ещё нужно купить в Полтаву, но кроме некоторых вещей одежды, которую свободно можно было купить и в Потсдаме, решили пока что ничего не приобретать. А там видно будет — время покажет, что ещё им может в Союзе понадобиться. Они, правда, планировали ещё купить обои для квартиры — во все комнаты и на кухню. Но это, как говориться, не горит, тем более, что это успешно можно сделать и в Потсдаме — этот товар практически такой же, как и в Берлине, так что незачем за обоями туда ехать. Кроме того, они займутся обоями ближе к своему отъезду из ГСВГ, а вот когда это произойдёт, они пока что не ведали. И вот почти через неделю, в четверг Андрею суждено было совершить ещё одну поездку, но на этот раз самостоятельную, и не в Потсдам, и не в Берлин.
Дело в том, что, наконец-то, пришло сообщение о том, что 6 апреля в четверг Морозевичу на 14:00 нужно явиться в Вюнсдорф на парткомиссию при войсковой части 07301. До Вюнсдорфа от Белитц-Хальштеттена было не так уж и далеко, но выехал Андрей с запасом по времени. Лучше приехать пораньше, чем перед самым назначенным временем — будет больше времени для успокоения. А волнение, конечно же, присутствовало. Это уже не собрание первичной ячейки, а куда более серьёзная инстанция, и кто там будет присутствовать, Морозевич не знал. Но "шишки", наверное, не малые. Он был наслышан о подобных городских партийных комиссиях и как довольно строго там ведётся беседа с поступающими в члены КПСС, куда отбор всегда был довольно жёстким.
Перед назначенным временем около комнаты, где должно было проходить заседание, партийной комиссии собралось шесть человек, из них двое служащих и четыре военных — три старших лейтенанта и один капитан. По виду присутствующих заметно было, что волновались все. Андрей немного пообщался с парнем чуть моложе его, которого звали Владимир, и который приехал из гарнизона под городом Рослау, где, как тот сказал, размещалась 7-я гвардейская танковая Киевско-Берлинская ордена Ленина дважды Краснознамённая ордена Суворова дивизия. Парень работал начальником сантехнического хозяйства и осенью у него уже заканчивался четвёртый год работы. Парткомиссия начала слушания именно со служащих и первым вызвали Владимира. Андрей понимал, что следующим будет он, и разволновался ещё больше. Узнать о чём там спрашивают, ему не удастся, потому что, вероятно, никаких перерывов между слушаниями не будет — только выйдет парень из Рослау, сразу же вызовут и Морозевича. Так оно и получилось. Когда Андрей зашёл в комнату, то его волнение отнюдь не уменьшилось — за столами сидело семь членов комиссии, все военные и самыми младшими среди них были два подполковника. Кроме них в комиссии было четыре полковника и один генерал-лейтенант. Морозевич ожидал серьёзную комиссию, но увиденное превзошло все его ожидания. Однако, как оказалось, волновался Андрей зря. К его удивлению отношение членов партийной комиссии было очень доброжелательным. Он не стоял вытянувшись в струнку (чего, вроде бы можно было ожидать), ему предложили присесть, и заседание комиссии продолжилось в форме беседы. При этом членов комиссии больше интересовали вопросы биографии того, кого они предполагали утвердить членом КППС. Андрея спрашивали о его трудовой деятельности, о том, кто у него родители, чем занимаются, воевали ли они. И Андрей увидел, что членов комиссии обрадовал его ответ о том, что на фронте были оба — и его отец и мама, она работала врачом в прифронтовом госпитале. Ему задали всего пару вопросов о международном положении и то скорее для проформы. После этого генерал-лейтенант завершил беседу тем, что поздравил Морозевича со вступлением в ряды Коммунистической партии Советского Союза и пожелал ему хорошо проявить себя в дальнейшей работе и быть активным коммунистом. Андрей поблагодарил и вышел. Сколько времени он пробыл в комнате, где его заслушивали, он даже не заметил. Следующим пошёл один из старших лейтенантов. Остальные обступили его и начали расспрашивать о том, какие вопросы задавали члены комиссии. Морозевич рассказал и понял по лицам расспрашивающих, что Владимиру, вероятно, задавали те же вопросы. Сейчас Андрей уже вздохнул облегчённо — для него уже всё благополучно завершилось — хотя волноваться он перестал уже после первых же вопросов членов комиссии. Так Морозевич стал полноправным членом КПСС, хотя партийный билет был вручён ему только 17-го апреля. Утверждён Морозевич был парткомиссией при политотделе войсковой части 18205.
