— Если есть официальный вызов и нам разрешат переехать, то мы переедем.
— Но почему? Вам здесь нравится, а жена должна следовать за мужем.
— Она и следует, но это может привести к её профессиональной деградации. А этого, я, если есть хоть малейшая возможность, допустить не могу. Я люблю свою жену, она большая умница. Если так будет продолжаться, то в Союзе ей придётся всё начинать сначала. Зачем ей терять свою квалификацию.
— У нас жёны во всём слушают своих мужей, — протянул Коридзе.
— Мне это известно. Но если, к примеру, у кого-то из ваших мужчин жена прекрасная повариха или вышивает замечательные ковры, то вряд ли ему понравится, если его жене предложат работу посудомойки. Разве не так?
Коридзе укоризненно покачал головой:
— Ох, и тяжело же с вами разговаривать. И откуда только вы берёте все эти ваши примеры? Мне нравится с вами работать, как ни с кем другим. Так почему я должен буду привыкать к работе с очередным балбесом или с таким упрямцем как ваш Горшков?
— Горшков хороший специалист, а то, что он…
— Да ладно, не о Горшкове сейчас речь, — перебил его капитан. — Значит, всё же уедете? — грустно спросил он.
— Сами мы уехать не можем, на то должно быть разрешение командира. А он его может и не дать.
— Как бы не так! — огорчённо воскликнул Коридзе. — Кто его спрашивать то будет? Ведь ваш вызов согласован со штабом группы. Вы это понимаете, не может он его не подписать. Он не может тягаться с такими высокопоставленными лицами, кроме того, есть субординация — он офицер и должен выполнять приказы вышестоящих лиц, а не игнорировать эти приказы. — Он немного помолчал, а затем уже тихо протянул, — командир может его не подписать только в одном единственном случае.
— И что это за случай? — заволновался Андрей.
— Он его не подпишет только в том случае, если будет иметь на руках ваш отказ о переезде, в письменный форме, естественно. А, как я понимаю, такого отказа от вас не последует?
— Не последует, товарищ капитан, — облегчённо выдохнул Морозевич.
— Жаль, но что поделаешь. Ну что ж, командир в понедельник подпишет приказ о вашем переводе. Так что собирайтесь.
— А как нам туда добираться? Мы ведь даже не представляем себе, где это.
— Не волнуйтесь — доберётесь. Нам предписано доставить вас на новое место работы. Так что машина вам будет выделена.
— Спасибо, товарищ Коридзе.
— Илико Вахтангович.
— Что? — не понял Андрей.
— Меня зовут Илико Вахтангович. Хоть при расставании нормально познакомимся. Вот такие дела Андрей Николаевич. Я не в обиде на вас. Вы поступаете так, как подсказывает вам ваша совесть. Но вместе работать было бы лучше. Удачи вам на новом месте.
Андрей искренне поблагодарил Коридзе и буквально помчался домой. Когда он всё рассказал Валерии, то та от радости, как говориться, пела и плясала.
В субботу Морозевичи начали потихоньку складывать свои вещи в чемоданы. Но всё же эта работа не занимала очень уж много времени, они просто не знали чем себя занять. По обоюдному согласию они решили даже не выходить в городок на прогулку — новости в гарнизоне распространялись мгновенно, а говорить на волнующую всех тему им не хотелось. Вот если в понедельник Андреев, действительно, подпишет приказ, тогда другое дело. А сейчас ещё нет повода о чём-то с уверенностью рассказывать. Поэтому они остаток субботы и всё воскресенье просидели дома, что было не так уж и легко при такой то замечательной погоде. В понедельник же от вопросов некуда было спрятаться, а потому Андрей, как, наверное, и Лера устали всё объяснять, ссылаясь на то, что ещё ничего окончательно не решено. Но после обеда Виктор Карамушко, который был в хороших отношениях с Андреем, шепнул тому, что Клюев сообщил ему о подписании приказа на переезд семьи Морозевичей в Белитц-Хальштеттен. Теперь можно было облегчённо вздохнуть и заняться передачей дел Николаю Кравченко — больше пока что было некому. Андрей даже подумал, что нужно успеть переговорить с Коридзе по одному вопросу. И когда на планёрке тот спросил Андрея, кому он пока что передаёт дела, то Морозевич уверенно ответил:
— Я передаю пока дела Николаю Алексеевичу Кравченко, и был бы очень рад, если бы слово "пока" далее не произносилось.
— Вы что это серьёзно, товарищ Морозевич? — удивился Коридзе.
— Вполне серьёзно. Если у присутствующих есть возражения против этой кандидатуры, то пусть выскажутся. Он молодой, но он опытный, и решительный. А что такое совмещение молодости, опыта и решительности показал пример бригадира немецкой группы слесарей, которая восстанавливала котельную. Разве к Стефану были какие-то претензии?
Все молчали, возразить то, и в самом деле, было нечего.
— Я такой вопрос решить сам не могу, — сказал Коридзе.
— Я понимаю, Или… товарищ капитан. Но вы можете объяснить это командиру. Он поймёт вас. Если он даже и не согласится, то не спешите менять Кравченко на кого-то другого, который, возможно, и дня нигде не работал руководителем. У вас есть время ознакомиться с биографиями кандидатов на это место. Я думаю, что у вас имеются связи с Франкфуртом-на-Одере. Пусть вам в таком случае подберут хорошую кандидатуру. В ином случае на первых порах несладко придётся всем.
— А Морозевич то правильно говорит, — неожиданно поддержал его Кирзонян.
— Ладно, это мы в дальнейшем решим, — остановил прения капитан. — Андрей Николаевич, завтра вы завершаете передачу дел, а в среду отъезжаете. А сейчас я хочу вас поблагодарить от имени всех за хорошую работу в нашем гарнизоне и пожелать вам и вашей жене только успехов на новом месте.
Все начали прощаться с Андреем и тоже желать ему удачи в делах. Растроганный Андрей сегодня уже неторопливо шёл к дому.
— Ну что? — был первый вопрос, когда он только переступил порог комнаты.
— Послезавтра мы отсюда уезжаем, — грустно произнёс Андрей. — Так что теперь можем собираться по полной программе.
— А ты как будто бы и не рад, — удивилась Валерия.
— Я то рад, конечно. Но просто немного не по себе — сколько я здесь сил во всё вложил. Я ведь здесь проработал уже целых 2 года и 2 месяца — это ведь достаточно большой срок.
— Я понимаю, Андрюша, — обняла его жена. — Но ты не грусти, я думаю, что там нам будет, по крайней мере, не хуже.
— Я тоже на это надеюсь, — уже улыбнулся Андрей. — Ладно, не будем сами себя расстраивать. Давай готовить ужин.
Когда следующим утром Морозевич, сообщил своим бывшим подчинённым, что он передаёт дела Кравченко, то это было воспринято с пониманием. Но когда кто-то спросил, надолго ли и когда ожидать приезда нового начальника, то последовал ответ, в реальность которого мало кто поверил:
— Не знаю, возможно, и надолго. А, может быть, и навсегда — это будет зависеть от работы, точнее от руководства вашей работой, самого Николая.
В общем, было ещё много разговоров, вопросов, пожеланий и всего прочего. Подчинённые тоже привыкли к Морозевичу и не очень то хотели расставаться. Но это зависело не от них, да и теперь уже и не от Андрея — делу был дан ход. Конечно, в конце рабочего дня были устроены небольшие проводы Андрея, и домой он вернулся очень грустным.
И вот наступила среда. Вещи Морозевичей были все упакованы. А вещей, к их удивлению, накопилось немало — ведь они практически ничего не отвозили в Союз (некуда было отвозить), а покупок они совершили немало. За всё это время они накупили многое чего. Кроме разных личных вещей им самим и сыну, Лера заблаговременно купила хорошие гобеленовые покрывала на кровати, и даже пуховики, очень хорошие тёплые и удивительно лёгкие, которые можно было аккуратно сложить, перевязав их, в небольшой пакет. Всё это накапливалось в чемоданах, сумках, просто в шкафах — разная тара была Андреем предусмотрительно сохранена. Кроме чемоданов они забирали в разобранном виде кровать, электроплитку, конечно же, телевизор и оба велосипеда — на новом месте они тоже пригодятся. Машина, бортовой ГАЗ-66 был подан к Бухенвальду в 11:00. У Андрея при виде машины появилась пол дюжины добровольных помощников, и вещи за пять минут были погружены на машину. Андрей хотел усадить жену в кабину вместе с сопровождающим лейтенантом, но она не захотела. Тогда они расположились в кузове на откидной скамейке, попрощались с провожающими, и машина тронулась. Когда машина проехала КПП, и уже они начали двигаться по немецкому посёлку, Андрей с дрожью в голосе произнёс: