По поводу доклада о. Михаила о браке[1]

Доклад о. иеромонаха Михаила о браке возбуждает фактическую крити­ку. Прежде всего о том ли он говорит, что значится в самом заглавии доклада. Он говорит то о «плотском союзе», то о «духовном»; то о «муже», то о «жене», о детях и их рождении. Но все это даже и не начинает брака. От. Михаил говорит о каких-то Ромео и Юлиях, Гамлетах и Офелиях, говорит о романе Волохова с Верой из «Обрыва», а вовсе не о законном браке церкви, не о таинстве церкви. А между тем заглавие его доклада имеет подзаглавие: «психология таинств». Доклад от. Михаила надо просто зачеркнуть, так как он написан о любовничестве, явлении, непозволительном с точки зрения церкви, скверном с точки зрения общества и за которое слишком дорого расплатились бы все, кто, поверив похвалам о. Михаила, вздумали бы в самом деле «плодиться, множиться», без фрака, роз и «обыска предбрачного».

Если повенчанные сейчас же, из церкви выйдя, разъедутся по разным городам и никогда друг с другом до самой смерти не увидятся, то брак есть, состоялся, осуществился.

Если, прочтя не от. Михаила, а Ефрема Сирина и житие Алексея Божия человека, они согласятся тут же, еще на пороге церкви, никогда плотски не касаться друг друга, то не подымутся ли они на высшую степень благочестия и, может быть, стяжают венцы царства небесного?

Истинная «психология таинств» (подзаголовок прочитанного док­лада) начинается с вопроса: да как же это психологически и исторически произошло, что заголовок написан один, а в докладе говорится о дру­гом, «о плотском блудном житии»? Зачем это плотское житие понадоби­лось докладчику? И ради чего, ради каких таинственных мотивов он его хвалит, хвалит мужчин, женщин, детей, рождение, называя все это «до дна чистым», когда все это — по сумме общественного и законодатель­ного к ним отношения — просто рогожа.

Не он один, не только о. Михаил, поставив в заголовке статьи или книги титул: «Христианский брак», начинает под титулом восхвалять то, что деловым образом и законодательно церковь отвергает, если не про­клинает: так поступают решительно все авторы, писавшие о «христианском браке», включительно до К. П. Победоносцева. И этот позднейший авторитет (как, впрочем, и все самые ранние) в «Курсе гражданского права», коснувшись «высоких воззрений церкви на брак», не приводит никаких и ни одной подробности из чина венчания и даже не упоминает, что он есть, а только говорит, что вот «полы — разделились», что, соединяясь, они «гармонизуются» и получается от этого «полнота сил духовных и телесных»; словом, как и от. Михаил, он тоже рассказывает о романе Веры и Марка Волохова, о Лаврецком и Лизе Калитиной, сладком и недозволительном любовничестве, а вовсе не о супружестве Лаврецкого с m-me Лаврецкой, не о «законном браке» Helène Безуховой с Пьером, где ничто и никто не «гармонизуется». Откуда же это, эта двойственность заглавия и изложения, темы и содержания? Да авторам просто нечего было бы говорить о «законном христианском супружест­ве», ибо в нем по «святым уставам церкви» или ничего не содержится, или содержится что-то неопределенное, или, наконец, содержится такая дрянь, о которой в серьезной книге безнравственно даже говорить.

Смотрите, как о. Налимов[2] расписал: «супруги обожают и даже обóживают друг друга: вот — центр дела, сущность таинства; право его на признание и наше благоговение». Протираем глаза и спрашиваем себя: «где это? между Налем и Дамаянти? Одиссеем и Пенелопой? Игорем и Ярославною?» Но все то — язычники, даже и не подозревавшие, что некогда наступит такое благополучие, что их «взаимную любовь» запишут в метрические книги, а перед соединением сердец будут предварительно «обыскивать» (предбрачный обыск). Победоносцеву, о. Налимову и о. Михаилу и предлежало говорить, как о составных частях «христианского брака», единственно об этом «обыске» и его процедуре и затем просто перепечатывать из Требника «чин обручения и венчания», а из «Кормчей книги» перепечатывать же о «Степенях родства и свойства, как препятствии к браку». Ибо ничего ровно, кроме этого одного, в «христианском» супружестве не содержится.

Любви в нем нет, и она не требуется.

Детей в нем нет же, и они лишь риторически упоминаются: без­детный брак столь же доблестен, как и с детьми, ни в чем перед ним не малится, не скорбит, не упрекается; и вообще этого вопроса просто не существует для церкви или он существует меньше, нежели вопрос о том, а не случилось ли когда-нибудь невесте и жениху быть восприемниками младенца от купели, не состоят ли между собою в супружестве их дяди и тетки, их братья и сестры, и т. п. вопросы, напоминающие направлением и тоном скорее сплетни и сплетничанье, чем закон и серьезное отношение.

Да и самого супружества, как соединения плоти и крови, тоже нет в «христианском браке»: на чем ведь и были основаны, «законно» основаны все так называемые фиктивные браки наших нигилистов в 60-х годах. Повенчались — разъехались. — Был брак? Церковь отвечает: «Был!» Не думайте: не так это невинно. «Фиктивные» супруги 60-х годов, жаловались благочестивые люди, «оскорбили» церковь. Но ведь чем? Тем, что они не «уважили» венчания, взяли его как попутную и им нравственно ненужную вещь. Хотя как же им было и не взять его, когда законом же установлено и церковь учит, что в нем единственно заключается брак. Так они оценили сокровище. «Сокровище» и взяли; а потом… не то чтобы бросили как ненужное, а вовсе о нем забыли, потому что действительно для любви, детей и деторождения непонятно, какое имеет значение это «сокровище». Но, сказал я, дело это не так невинно: мир, со своей стороны, никак не может и не должен «оскорбляться», если сама церковь не то чтобы не обращает большого внимания, а просто никак не смотрит на те необозримо многочисленные случаи, когда брак тоже фиктивен, но уважение к венчанию было соблюдено, напр., если 1) жена жалуется, что муж, повенчавшись с нею, затем через три года бросил ее; или 2) когда муж жалуется, что жена поступила с ним таким же образом. Церковь в таких случаях спрашивает: «да ведь венчание-то было?» — «Было» — «Ну что же, вы состоите в браке; а что муж жену оставил, то ведь может он оставил ее для молитвы и поста: это не возбраняется и даже похвально». Равно «жена могла оставить мужа для молитвенного подвига: как доказать, что нет? Доказательств нет, и муж (или жена) должны смириться».

Фиктивные браки всегда были в церкви. Но до 60-х годов — для «скорби» мира, людей, населения; но вот с 60-х годов пошли они «для удовольствия» мира; а этого церковь не переносит, и она поднялась собственно против приятного миру «потворства плоти», того самого сладкого любовничества, которое похваливают о. Михаил, о. Налимов и Победоносцев, а вовсе не поднялась против самой фиктивности, как некоей пустоты и бессодержательности, которая в браке не только ею не порицалась, но всегда похвалялась.

Чтобы не отвлекаться в рассуждения, приведу факт, который даст нам осязательный материал для анализа: на странице 375 «Истории обер-прокуроров Св. Синода» проф. Благовидова рассказан следующий случай. «Во всеподданнейшем докладе от 10 декабря 1827 года обер-прокурор Мещерский сообщил Государю, что городовой секретарь Повало-Швейковский испрашивает высочайшей милости — утвердить его брак с дочерью помещика Ефросиньею Ваулиною, так как Синод, рас­торгнув данный брак по причине родства незаконных супругов, поставил в самое несчастное положение пятерых детей, прижитых от неосмот­рительно заключенного брака. Николай Павлович, под влиянием Ме­щерского, по-видимому, нашел возможным удовлетворить просьбу Повало-Швейковского и написал на обер-прокурорском докладе: «Брак расторгать, когда он дозволен был духовным начальством, я не признаю ни справедливым, ни удобным». Но по докладу[3] митрополита Серафи­ма Государь вынужден был взять назад свой добрый порыв, и брак был расторгнут. Дети лишились отца и матери, переименованы в «незакон­норожденные», потеряли права на фамилию и наследство отца, а мать их превращена вновь в девицу Ваулину с предложением выехать из дома мужа и вернуться к не весьма утешенным родителям, может быть, таким казусом сведя их и в могилу.