Духовность священства в Псалме 16
Второй текст, который я хотел бы рассмотреть, - это один ветхозаветный текст, Псалом 16 (15); ведь я очень дорожу единством Библии. Самые старшие из нас читали стих 5 этого Псалма в момент пострижения, в момент посвящения в сан, как своего рода ключевые слова к тому, что над ними совершалось. Каждый раз, как я перечитываю этот Псалом (теперь он включен в повечерие четверга), я вспоминаю о том, как я тогда пытался понять через этот текст смысл церемонии, к которой готовился, чтобы участвовать в ней сознательно. Этот стих чудесным образом просветил меня; и до сегодняшнего дня он остается для меня ключевым словом к тому, что означает священство и как его надо проживать. Вульгата переводит этот стих так: Dominus pars hereditatis meae et calicis mei. Tu es qui restitues hereditatem meam mihi («Господь есть часть наследия моего и чаши моей»). Это делается языком, по сути, совсем мирским, в совершенно прагматическом контексте, по всей видимости, еще вовсе не богословском, языком земельной собственности и разделения земель, бытовавших в Израиле, как это описано в книге Иисуса Навина и в Пятикнижии. Из этого распределения земель между племенами Израиля колено Левия, священническое колено, было исключено. Оно не получило никакой земли. Именно ему принадлежат слова: «Сам Господь есть удел его» (Втор. 10, 9; Ис Нав 10, 33). «Я [Господь] часть твоя и удел твой» (Числ 18, 20). В первую очередь речь идет об абсолютно конкретном законодательстве, касающемся средств к существованию: израильтяне живут тем, что дает земля, выделенная им; земля - их материальный источник существования. Через передачу земельной собственности каждый получает, так сказать, свою долю в жизни. Но источник доходов для священника - не аграрный труд на принадлежащей ему земле. Даже материально его единственный ресурс - Сам Господь. То есть, говоря конкретно, он живет от той части, что берет от жертвы и от других культовых приношений, от того, что приносится Богу, с Которым он связан как служитель Божественного культа.
Здесь мы видим два вида материальных ресурсов, которые приобретают более глубокий смысл, если мы поместим их в русло израильской ментальности в целом. Для израильтянина земля - не только надежное средство к существованию: она есть средство участия в обетовании Божием, данном Аврааму; она представляет собой участие человека в этом даре, дающем возможность жить избранному Богом народу. Таким образом, земля - это одновременно гарантия участия в личной власти Бога над жизнью. Левит же земли не имеет, в этом смысле он беззащитен; у него нет земных гарантий. Он исключительно и непосредственно зависит от одного Господа, как говорит Псалом 22 (ст. 11). Если благодаря земельной собственности существование оказывается несколько отделенным от Бога, по крайней мере внешне, и предлагает что-то вроде автономной «страховки», то в той форме жизни, какую ведет левит, это невозможно. Один Бог является непосредственным гарантом его жизни; даже земная, материальная жизнь держится на Нем. Там, где больше нет богослужения, основание его жизни рушится. Поэтому жизнь левита - это одновременно привилегия и авантюра. Его исключительное и непосредственное место обитания - это присутствие Бога в Его святилище.
Мне кажется важным заметить вот что: терминология стихов 5 и 6 совершенно явно имеет отношение к идее приобретения земли и вручения жизни, и иным образом применяет ее к колену левитов. Это означает, что Псалом 16 - песнь священника, говорящая о физическом и духовном центре его жизни. Тот, кто молится этим Псалмом, имел в виду не только то, что предписывал закон, то есть внешнее отрешение от благ и жизнь, поддерживаемую служением Богу и зависящую от Него в смысле средств к существованию, он пережил эту реальность в ее глубочайшей сути. Он одухотворил Закон, превзошел его, приближаясь ко Христу именно через осуществление его духовной сути.
Для нас в этом Псалме важно то, что, с одной стороны, речь идет о священнической молитве, а с другой - мы видим здесь внутреннее самопреодоление Ветхого Завета, в направлении ко Христу; мы видим движение Ветхого Завета к Новому, а в этом - единство истории спасения. Жить не собственностью, а литургией для того, кто молится этим Псалмом, значит жить рядом с Богом, строить свое существование во внутренней устремленности к Нему. Ханс Иоахим Краус справедливо замечает, что Ветхий Завет представляет нам здесь начаток мистического общения с Богом, строящегося на основе особых прерогатив левитов.
Господь стал, таким образом, «землей» человека молитвы. Следующие стихи показывают, как это становится каждодневной реальностью: «Всегда видел я пред собою Господа» (ст. 8). Благодаря этому человек молитвы живет в присутствии Бога, он постоянно находится пред Его лицом. Следующие слова - вариация той же мысли: «ибо Он одесную меня». Идти вместе с Богом, знать, что Он рядом с тобой, общаться с Ним, смотреть на Него и знать, что Он на тебя смотрит, - вот в чем заключается истинная суть этой левитской прерогативы. Так Бог действительно становится землей, уделом жизни человека. Так мы живем и «пребываем» рядом с Ним. Здесь псалом перекликается с тем, что мы отметили у Иоанна. Быть священником - значит идти к Нему и таким образом учиться видеть и пребывать в Его жилище.
Два следующих стиха помогают нам лучше понять, как все это возможно. Молящийся здесь восхваляет Господа за вразумление, за то, что Он «учит» его даже ночью. Используя это выражение, и Септуагинта, и Вульгата явно намекают на физическое страдание, «учащее» человека Такое учение понимается здесь как акт восставления, с тем чтобы поистине стать человеком, а это никогда не обходится без страданий. Слово «учение» имеет здесь более общее значение пути человека к спасению, этапы преображения, благодаря которым мы, будучи глиной, уподобляемся Богу. Внешняя наказующая палица заменяется страданием жизни, через которое Бог ведет нас и приводит к жизни подле Себя. Все это также напоминает великий Псалом Слова Божия, Псалом 119 (118), который мы часто читаем в течение недели на литургии дневного часа. Он строится вокруг основы существования левита: «удел мой, Господи» (ст. 57; см. ст. 14). Кроме того, здесь встречаются в разных вариантах мотивы, с помощью которых Псалом 16 (15) толкует утверждение: «Уставы Твои - советники мои» (ст. 24). «Благо мне, что я пострадал, дабы научиться уставам Твоим» (ст. 71). «Знаю, Господи, что суды Твои праведны, и по справедливости Ты наказал меня» (ст. 75). Так мы понимаем всю глубину мольбы, которая, подобно рефрену, сопровождает весь Псалом: «Научи меня уставам Твоим!» (ст. 12, 26, 29, 33, 64). Когда жизнь действительно укоренена в Слове Божием, Господь становится нашим Советником. Библейское слово - не какой-то далекий и общий текст; оно непосредственно входит в мою жизнь. Оно устраняет исторические расстояния и обращается лично ко мне. «Господь мне советник»; моя жизнь постепенно становится Его Словом. Мы видим, как исполняется стих: «Ты указал мне путь жизни» (Пс 16,11 Вульг.). Жизнь перестает быть смутной загадкой. Мы узнаем, что значит жить. Жизнь раскрывается и становится радостью среди всех трудностей воспитания. «Уставы Твои были песнями моими», - говорит Псалом 119 (118), ст. 54; и нечто созвучное - Псалом 16 (15): «Возрадовалось сердце мое и возвеселился язык мой» (ст. 9); «полнота радостей пред лицем Твоим; блаженство в деснице Твоей вовек» (ст. 11).
Если мы таким образом ориентируем чтение Ветхого Завета и если видим Слово Божие как почву жизни, мы встречаем Того, Кого вера именует живым Словом Божиим. Мне кажется не случайным, что этот Псалом в ранней Церкви стал пророчеством великого восстановления, описанием Нового Давида и Священника Вечного, Иисуса Христа. Научиться жить вовсе не значит овладеть какой-то определенной техникой; это значит преодолеть смерть. Тайна Иисуса Христа, Его Страстей и Его Воскресения, сияет огнем, когда Страсти Слова и Его нерушимая сила жизни становятся опытом.
Поэтому, конечно, нет необходимости добавлять что-либо по поводу присущей нам духовности. Быть на милости ближнего, без земли, полностью зависеть от Бога - удел священника. Не без причины рассказ о призвании из Лк 5, 1-11, который мы рассматриваем вначале, заканчивается словами: «И оставили все, и последовали за Ним» (ст. 11). Без этого акта доверия нет священства Призыв следовать за Христом невозможен без этого знака свободы и отказа от компромисса. Я хочу сказать, что целибат в той мере, в какой он является доказательством жизненной надежды на грядущую землю и семейство, обретает все свое значение и становится практически необходимым, чтобы доверие и отданность Богу сохранялись и конкретизировались. Это означает, что требование целибата влияет на весь образ жизни. Он не может обрести полноту смысла, если человек остается при этом подчиненным законам собственности и правилам игры общественной жизни. Особенно он недолговечен, если мы не делаем свою близость к Богу, пребывание рядом с Ним центром своего существования.
