Цепляясь, как кошка, ломая ногти о его морщины, оскальзываясь на мокрой подгнившей коре, Аррайда вскарабкалась наверх, раздвинула сучья. Осмотрелась, сотворив заклинание кошачьего глаза, свесив голову. Из норы тянуло гнилью, плесенью и цемянкой, валялись осыпавшиеся блоки и мелкие камешки, присутствия зверей или людей не ощущалось. И наемница, повиснув на ветках, мягко спрыгнула вниз. Снова вслушалась. Наверху успокоительно барабанил дождь, смачно шлепались внутрь редкие капли. Скулил снаружи ветер. А в остальном было тихо. Ни криков часовых, ни случайного лязга взятого наизготовку оружия. Тишина — как в погребе давно заброшенного дома. Аррайда сделала несколько мелких нерешительных шагов. Осмотрительность приказывала вернуться, любопытство — гнало вперед. Вчерашняя усталось ушла, тело жаждало движения. И Аррайда отправилась исследовать незнакомые лабиринты. Заблудиться она не боялась, волшебная карта, подаренная Тесси Хараскель из гильдии бойцов Балморы, исправно запоминала изученные тоннели и пройденнные повороты.
Измятый обвалом угол остался позади, шум дождя отдалился, задавленный толстыми стенами. Легкие, крадущиеся шаги наемницы вязли в глухой тишине.
Она пропустила несколько полуразрушенных ответвлений, где толстый нетронутый слой пыли лежал на рассыпанном кирпиче.
Миновала ловушку из натянутой веревки с привязанными к ней кувшинами, перелезла через каменную перегородку и оказалась в жилой части здания.
Слабое мерцание впереди заставило Аррайду насторожиться, слиться со стеной, она даже пожалела, что не сняла сапоги — тогда бы ее вообще никто не услышал. Впрочем, в камере за приоткрытой дверью разговаривали на повышенных тонах, не ожидая, что кто-то может подслушивать. Говорили двое: мужчина и женщина. В его сорванном голосе звучала свойственная данмерам чванливая интонация хозяина жизни. Голос женщины был хриплым и раздраженным. Она громко ругала спутника за неоправданный, по ее меркам, риск.
— Да кому они нужны! — незнакомец откашлялся и рассмеялся. — Сто лет тут падаль пролежит — не чихнет никто. Тупицы!
— Все же это… А если их найдут?
— Если бы да кабы, так во рту б росли грибы, — хмыкнул невидимый данмер, — так был бы не рот, а целый огород. Ясно, Нилено? Или тебе их жаль?
Полышался стук — словно ногой ударили во что-то твердое.
— Эти суки редоранские сели мне на хвост, так что — лыбиться и сдаваться? А?!.. — он уже почти вопил, распаляя себя: похоже — еще минута, и вцепится спорщице в горло. Но так же быстро успокоился и обычным тоном произнес:
— Придурки. Сразу снять не удосужились. Теперь ремешки резать.
— Брось…
Женщина нервно переступила на плитах. Клацнули подошвы.
— Ух ты!.. — данмер хмыкнул. — "От милой Ханарай". Ты у меня тоже милая, Нилено, скажи, а?
— Отвянь!
— На! Дохлятина не укусит.
Женщина выскочила из камеры и побежала по коридору, чакая подковками сапог, не заметив Аррайды. Холстинная рубаха светила в темноте.
Мужчина смачно рассмеялся. Вышел, держа в поднятой руке фонарь, пожал широкими плечами. По-утиному двинулся за сбежавшей Нилено, думать не думая, что за ним следят. Аррайда переждала какое-то время и вошла в каземат.
Шесть мертвых воинов были свалены на полу голого каменного покоя — куклы в желтых костяных доспехах, почти таких же, как у стражников хлаалу, только шлемы оказались не вытянутыми, а круглыми. Рядом лежали ростовые щиты, похожие на полусложенные веера. Крови почти не было — или убили не здесь, а скорее, знали, куда ударить. На Аррайду накатил беспричинный страх. Впервые за все время, проведенное на Вварденфелле, мелькнула мысль, что лучше замуж выйти, детей нарожать, а не бегать в одиночку по чужим крепостям и пещерам, в любой миг рискуя нарваться на бельт или чужой клинок. Аррайда поняла, что чувствует себя примерно так, как героиня старинной невесть где услышанной сказки. Нелюбимый муж в отъезде, а она подошла к двери запретной комнаты, повернула заветный ключ — и вот стоит над трупами шести прошлых несчастливых жен. Или убитых сестер. Какая, к шармату, разница… Вот только ключа никакого нет, и камеру никто не запирал — мертвые не убегут. А вот ей, Аррайде, убежать можно. Наемница пробормотала заклинание божественного вмешательства. Теперь только двинь рукой — и попадешь в железные объятия Легиона. Она подавила похожий на всхлип смешок — уж больно двусмысленно звучала фраза; вытерла глаза, чтобы слезы не мешали видеть. Никуда она не убежит. Не сразу, по крайней мере.
…Сменялись, тянулись ярдами совершенно пустые, неосвещенные, похожие, как близнецы, казематы и коридоры. Плотно пригнанные плиты пола, сплющенная желтоватая плинфа потолков и стен — необожженные кирпичи, сцепленные насмерть известковым раствором на яичных желтках. Скорее кирпичи треснут со временем, чем цемянка отпустит.
Не слишком опрятное жилье контрабандистов в сводчатых покоях, с тюфяками, разложенными на замусоренном полу. Клюющие носом часовые. Давящие подушку, пирующие, занятые любовью или игрой в кости напарники… Груды ящиков и мешков, писк упитанных крыс, вспугнутых в кладовых. Контрабандисты были полностью уверены в своей безопасности и беспечны, никому и в голову не пришло запустить заклинание поиска, чтобы обнаружить нахалку, ворвашуюся в их временный дом.
Насколько поняла наемница, в крепости нашли прибежище несколько самостоятельных банд, они селились сами по себе, наотшибе, и держали собственную, не слишком бдительную охрану. Или, похоже, Аррайду занесло в такой дикий угол, что появление стражи Дома Редоран или Легиона или вообще кого-то постороннего не рассматривалось. Вот только этим шести редоранским стражникам не повезло. Аррайда подумала, что если ей приведется сойтись с их убийцей в бою — жалеть его она не станет.
Беспрепятственно обошла наемница два яруса крепости и погреба. Прикусив губу, сдержалась, отошла от решетки, за которой в длинном каземате вповалку спали рабы. Их не приковывали: берегли живой товар, просто на каждом был надет гасящий волю и магию рабский наруч — такой же, как на хаджитке Анисси, спасенной от Камонна Тонг в даэдрических руинах Гнаар Мока.
Наугад Аррайда заглянула в несколько ящиков и тюков. Что сильно встревожило, оружия там имелось в избытке: заготовки мечей, смазанные и тщательно завернутые в рядно; короткие тяжелые палаши, происходящие из имперского легиона, листовидные наконечники копий… Были доспехи, большей частью бригандины и железные кирасы, но встречалась и броня из золотистой двемерской бронзы, дорогие черно-лиловые эбонитовые наручи, оплечья и поножи. В коробьях и сундуках, переложенные соломой, лежали диковины двемер: лаковые миски и блюда, кубки с яшмовыми ободками, и выточенные с неменьшим тщанием, но совсем уж непонятные предметы. Нашлись, разумеется, скуума и лунный сахар. Но неприятнее всего, что у стен одной из кладовых стояли друг на друге ящики с пепельными идолами. Аррайда принудила себя их не трогать. Отступила в глухой отнорок коридора. Еще раз прокрутила в уме виденное, проверяя, точно ли все запомнила, и отпустила заклинание.
…Темнота перед глазами разошлась. Девушка постояла, пережидая головокружение, подставив лицо дождю.
Время от времени сверкали молнии, очерчивая костистый абрис башен и зубчатых стен. Торжествующе ухал гром. Вода дробила по камням, стекала по трещинам. Дождинки роились в мутном свете качающихся над дверью фонарей. Погода над фортом Пестрой Бабочки оказалась ничуть не лучше, чем на западном берегу.
Аррайда постучала. Совсем не сразу, лязгнув, отворилась заслонка в окованной железом полукруглой двери.
— Кто?
Перекрикивая шум дождя:
— Мне нужен дежурный офицер!
Какое-то время гостью рассматривали через глазок, потом заслонка снова лязгнула, загремели засовы, и двери приотворились ровно настолько, чтобы Аррайда смогла войти. Теперь засовы, возвращаясь в пазы, клацали за плечами, кто-то шумно дышал в темноте по обе стороны узкого коридора. Один из легионеров взял девушку за руку:
