— Воды!!..
Вероятно, стон и вправду вышел душераздирающим. Или впечатлили Ленка с Кирой, угрожающе глядевшие с обочины. Бедный дядька швырнул Ванечке бутыль газировки и, подняв мотоцикл на дыбы, укатил на заднем колесе. Вернее, двух, так как мотоцикл был с «галошей». Ну, с коляской, уточнил музыкант.
А они всю дорогу до лагеря наслаждались. Ну бывают добрые люди на свете!
Генаша к последним не относился. Он лег в кровать и отвернулся к стене. А то бы точно Ванечку убил. А возможно, именно в этом заключалась истинная доброта. Что не убил. Иногда Ванечка был очень полезен.
Вот и сейчас он до половины высунулся в окно и сообщил подбежавшей Ируське:
— А его нет.
Ируська подпрыгнула, пытаясь разглядеть комнату. Она знала, что иногда взрослые врут маленьким детям, хотя утверждают, что врать нехорошо. Музрук комнату собой загораживал. Тогда Ируська вскарабкалась на фундамент, посмотрела с нехорошим прищуром:
— А там кто?
— Тело, — сказал Ванечка, заботливо укрывая друга одеялом.
— Чье тело? — продолжала допытываться Ируська.
— Мертвое тело.
— А-а, — ангельское личико сморщилось. — А Гена где?
— Ушел.
— Куда?
— Туда, — Иван Владимирович неопределенно указал рукой в пространство. Место это являло собой густые заросли крапивы у забора.
— Зачем?
— Затем! — сказал Ваня веско и ссадил дитя с окна.
Он чувствовал, что пора переходить к решительным действиям.
И поэтому в самом начале тихого часа, покинув с баяном под мышкой Змеиную Горку, очутился возле корпуса, где жила Кира.
Тихий час — очень полезное для воспитателей время. Немного бурное в начале и в конце, но в середине… Существует мнение, что тихий час взрослые выдумали специально. И только потом стали оправдывать тем, что детская нервная система нуждается в отдыхе. Ща! Это их воспитательская система нуждается, что бы там ни говорили и ни писали высоколобые ученые мужи от валеологии. Так что тихий час — это здорово. Можно многое. Можно почитать. Можно поболтать. Можно позагорать и выкупаться, наплевав на границы лягушатника. Можно покурить в свое удовольствие тому, кто курит, не озираясь нервно, нет ли рядом детишек и начальства. Можно сбегать в соседнюю деревеньку за пивом. Вообще многое можно: когда удастся детей уложить.
Иван Владимирович растянул меха баяна. Результат был немедленным и положительным:
— Спятил?! — Кира показалась, как сказочная княжна в окне терема. — И так их спать не загонишь, а ты…
Ваня сел на травку, глядя снизу вверх невинными глазами:
— Песню про лес спеть?
— Сперва шарманку свою убери, — сказала Кира.
Музрук послушно отодвинул баян.
— Ну, пой. Только шепотом.
— В поле стоит дерево, — умильно глядя на Валькиру, затянул Ванечка, — а за деревом — дерево.
А за ним еще дерево.
А за деревом — куст.
А за кустом — дерево.
А за ним еще дерево.
А за деревом…
— Куст! — отрезала Валькира.
— Нет. Еще дерево. А потом два куста сразу.
— Все?
— Нет, не все, — сказал Иван Владимирович отважно. — Сколько ты будешь человека мучить?
— И многих ты уже замучила? — высовываясь рядом с Кирой, поинтересовалась Елена Тимофеевна.
— Если он о Терминаторе, то долго.
Нет, признаваться в любви в таких условиях было совершенно невозможно. Особенно, если признаешься не за себя.
— Я серенаду петь пришел, — сказал Ванечка с укоризной. — А ты мне мешаешь.
Воспитательницы переглянулись.
— Моя королева! Вторую неделю,
как я безнадежно влюблен… — язвительно изрекла Ленка.
За спиною у нее зашебуршились дети. А Ванечка поразился тому, как же точно Ленка обрисовала ситуацию. Даже время угадала!
— А почему днем? — сведя брови, спросила Кира.
— Так ночью ж игра. Я ж не варвар какой.
Дети отчетливо встали на уши. И, не слушая дальнейших объяснений, Елена Тимофеевна захлопнула окно.
— Не знаю, как кто… — скривилась она, когда мальчишки были успокоены. — Мне серенадов не посвящают. А вот проблема у нас. Простынь не хватает.
— Простыней, — поправила Кира задумчиво.
Елена Тимофеевна пожала плечами:
— Мне это без разницы. Но вот постелянша… она нам голову отгрызет.
2.
Вокруг огороженного веревками ристалища топталась придоспешенная охрана. Это чтобы азартные зрители в процессе не лезли под мечи. Зрители расселись на травке подрастающими назад рядами и нервничали. Пялились на поставленные по обе стороны палатки для участников. Томились. Заранее пробовали угадать победителя. Между ними бродил с фотоаппаратом воспитатель Вадимчик. Прицеливался. Прибежало и заняло отведенные стулья начальство. И наконец запела труба.
Все ждали, что появятся рыцари. Счас же! Сперва величавым шагом к проходу, оставленному в веревках, протопали лабуси из первого отряда, шепотом отсчитывая шаги. На могучих плечах провисала ковровая дорожка. Стелилась она со вкусом и немалым знанием дела, тем более, что в затылок дышали Ринальдо и Валерка, которым доверили нести трон. Ну, не совсем трон, а стул с высокой спинкой, увенчанной фанерной короной. Слегка перепихиваясь, юноши влачили его под белы рученьки… вернее, ноженьки. Тренировались они долго, потому оставалась надежда, что ножки эти не повредят окружающим. Наконец трон был установлен, и носители отерли трудовой пот со лба. Сразу после этого опять прозвучала труба и на дорожку выпорхнули "благородные дамы" с шарфиками наперевес. Слегка спотыкаясь в кринолинах из натянутых на обручи простыней, краснея и хихикая, они заняли место по обе стороны трона, чтобы в надлежащее время обвязать шарфиками своих избранников, идущих на битву: моральная, так сказать, опора. Шарфики, ленты и цветочки в их прическах колыхались под свежим ветерком. Катька, уклонившись от сомнительной чести изображать даму, цвела и распускалась среди окруживших ее мальчишек первого отряда, отпуская колкие характеристики. Девчонки этого же отряда шипели за их спинами.
Турнир двинулся своим чередом. Почти так, как описано в великом произведении великого шотландского писателя, только без лошадей и копий, и венец победителя был не из золота, а из всяких лохматых травок. И наделся слегка набекрень, задевая оттопыренное, красное от смущения и гордости ухо. Честь выбирать королеву любви и красоты повергла юношу в шок. Под аплодисменты и радостные крики, поняв, что живым не уйти, он увенчал первую подвернувшуюся даму (даме пришлось довольно низко нагнуться) и немедля сбежал. Его не воротил даже мешок с шоколадными конфетами, приз от администрации, которым, призывая, потрясал Ростиславыч.
Некоторое время пыль ристалища месили две «стенки» — изо всех сил взаимно запихивая противника в пятый угол.
Отстрелялись лучники. Несколько стрел со смягченными наконечниками ну совершенно случайно угодили в зрителей, каждый раз вызывая взрыв "народного энтузиазизма". Ростиславыч накормил конфетами (теми, что не успел втихую оприходовать Боря) чемпионов и прекрасных дам. После чего люди отправились ужинать. Потому что именно после ужина должно было начаться самое главное — Игра.
Называлась игра "Костры и ливни".
Еще в полудник Ростиславыч пересел за стол Киры со своим киселем и спросил, глядя на нее с благоговением:
— Что такое игра, объясните еще раз, пожалуйста, Валькира Дмитрьна. Это как «Зарница», только в средневековье?
Тут же к столу подскакала раздатчица и вывалила целую гору пряников: вот она, польза близких контактов с начальством. Воспитательница на «Валькиру» не обиделась — приятно, когда тебя считают девой-воительницей, почти родственницей Одина, и роман Марии Семеновой Кира просто обожала. А уж про игры могла рассказывать бесконечно. Ленка Тимофеевна, чтобы не ляпнуть чего, поспешно вгрызлась в пряник. В процессе подтянулся подталкиваемый Ванечкой Генаша с хвостом из Ируськи (Ируська требовала, чтобы ее на игре сделали несчастной драконьей пленницей, которую придет и спасет доблестный рыцарь. Кто должен быть рыцарем, сомнений не вызывало. Музрук не выдержал и рявкнул, что Ируське подходит одна единственная роль — этот самый дракон.).
