— Если не попадешься на краже.

— Не попался же. А заловили — мог сказать, что зашел по делу.

— Ночью?

Максим хлопнул ресницами:

— А в самом деле, отчего мы решили, что он заходил ночью?!

— А еще он мог попросить взять духи кого-нибудь другого, — мечтательно закатывая глаза, вещала Катька. — Смертельно влюбленную в него девушку. Она теперь ни за что не признается!

Даник хмыкнул:

— Да что ты! Ни одна из вас не может сохранять тайну больше двух минут.

Глава 6.

1.

— Меня сегодня убьют, — Виолка глядела на подругу совершенно круглыми, испуганными глазами. Плечи ее поникли, руки опустились — с нее сейчас можно было ваять аллегорию отчаянья. Катерина лихорадочно стала вспоминать, не делилась ли с Виолкой сведениями о преступнике. Выходило — не делилась. Работали сыщики в тайне, матерьялы следствия прятали в дупло с ужом: в общем, никакого риска для окружающих. Разве что сама Виолка наступила преступнику на любимую мозоль.

— А что? — спросила Катерина осторожно.

Виолка вдруг взъярилась:

— Этот ходячий кошмар! Это чудовище! "Виолочка, лапочка!" Я ей припомню лапочку!.. если вы-жи-ву… — и девчонка разразилась самыми настоящими слезами.

За утешениями и гневными воплями не сразу удалось понять, что не охотится за Виолкой мафия, а дело — страшно подумать! — в Пиковой даме.

Что Виолка гадает, и гадает классно, на второй день смены знали все девчонки и воспитательницы. Даже выстроилась небольшая очередь. Свиридова, как человек мягкий, не отказывала никому, и, если бы не Катькина опека, могла бы и помереть голодной смертью. К счастью, девицы, жаждущие узнать о будущем и суженых, иногда тоже едят и даже спят. Процесс наладился, и Катька все чаще и со спокойной совестью убегала по своим делам. А выходит, успокаиваться не стоило!

— И-русь-ка!.. — выдавила Виолка сквозь рыдания, и все сразу стало понятно.

Ируське не везло в любви. Будь она чуть умнее, она, может, и поняла бы, что сама в этом виновата. А так, по ее мнению, виновата была Пиковая дама. Сколько ни повторялось гадание, эта гнусная тетка все время оказывалась рядом с предметом Ируськиных вожделений и довела ребенка до белого каления. Ирочку никто не учил сдерживаться. И на голову несчастной дамы обрушилось столько гневных воплей и грязи, что та прямо-таки обязана была разозлиться! Вот Виолка и ждала финала. Зловещая Дама реяла перед ней мстючим ангелом. А поскольку полутонов тоже, как и Ируська, не знала, то должна была задушить Виолку во сне.

— При чем тут ты? — офонарела Катька.

О-о, при том! Ируська ускакала к себе, а дама — осталась! А поскольку Виолка была свидетелем ее унижения… Как говорит Максим, логика тут бессильна.

— Успокойся! — Катька ляпнула подружку по плечу. Ага, легче заткнуть фонтан.

И тогда обуяная зверством Катька, решив счесться с Ирусей позже, стала бегать по корпусу, собирая все и всяческие книги. После вытащила из колоды мстительную даму, возложила на тумбочку и завалила литературой (особенно хороши были для этого пухлые женские романы!). После пробормотала над горушкой что-то, напоминающее молитву, и побрызгала горушку водой. Вздохнула, вытерла пот со лба:

— Усё. Не вылезет!

Утром Виолка пробудилась живая, совершенно счастливая и готовая к решительным действиям. Вздымая за завтраком бутерброд с колбасой, она призывала всех вступать в антиируськину коалицию. Пострадавших от дитяти оказалось множество, и идею с энтузиазмом приняли. Даже предложили вызвать Ируську на дуэль.

Как всем известно, в старину к дуэлям относились серьезно, посылали к противнику секундантов и швыряли к евойным ногам перчатку в ознаменование серьезности намерений. После продолжительных расспросов выяснилось однако, что перчатки в лагерь никто взять не озаботился. Кекс, каким-то образом затесавшийся в девчачью компанию, предложил в качестве альтернативы шлепанец. Это был бесхозный шлепанец. Никто его не искал, и он валялся на бочке около котельной. Кекс даже вызвался сбегать его принести. Жанна Юрьевна сказала, что швыряться тапкой в маленькую девочку — это зверство, и вышла из коалиции. Тут прибежал Кекс со шлепанцем. Обувь взвесили на руке, определили, что большого вреда Ируське она не нанесет, и даже потренировались в кидании. Кекс иронически глядел на них и упросил право первого броска предоставить ему. Галдящий курятник в поисках Ирки понесся по территории. А в общем, и искать не стоило. Ируська мирно паслась возле волейбольной площадки.

Ируська была верной в любви и от очередного предмета своей страсти больше, чем на метр, не отходила. Ну разве что на два — если уж он, доведенный до предела, начинал бросаться в нее подручными предметами. Но и тогда она ходила кругами около, пожирала взглядом и отгоняла от него соперниц. В этом году Ирочка слегка остепенилась и вот уже полторы недели обожала физрука Гену. И весь лагерь (исключая маму Ирочки) об этом знал.

— Кидать отсюда? — спросил Кекс, гордясь оказанным доверием и едва не лопаясь от важности. — Или ближе подойти?

Катька, сощурясь, прикинула расстояние.

— А добросишь?

— У, — сказал Кекс. Тоже прищурился и метнул оружие мщения. И промахнулся. Не то чтобы совсем промахнулся. Просто в Ирочку не попал. Шлепанец изящно перевернулся в воздухе и рухнул на голову разгребающему песок Генаше. Физрук вздрогнул. Физрук уронил грабли и стал озираться. Девчонки взвизгнули и затаили дыхание. Красный Кекс взглянул на Катьку и отважно шагнул к физруку.

— Это я, — сказал он. — Но я не в вас, честное слово.

— А в кого? — потирая темечко, слабым голосом спросил Генаша. Ируська перестала пастись и вытянула шею.

— В нее, — ткнул пальцем Кекс. — Я больше не буду.

— Не понял…

— В вас кидаться не буду, — уточнил Кекс, сгорая от стыда. — А в нее — буду!

Генаша сел на песок и обхватил руками колени:

— А зачем?

— Мы вызываем ее на дуэль.

— Ку-да? — зловеще переспросила Ирочка.

— На дуэль, — повторил Генаша. — И я их понимаю.

Ируська прекрасно оценивала свои возможности. Если на каждого из присутствующих цыкать зубом, зубов не хватит (они у нее меняются). Запасной вариант "мамочка спасет и пожалеет" тоже вдохновлял мало. Любимая «вошадка» готовилась к бунту. В общем, все ополчились на несчастного ребенка.

— А-а, — сказала Ируська, на всякий случай выжимая слезы на глаза. Уставилась глазами на Генашу и изрекла: — А я тебе твоей тетрадки не отдам.

— Она не моя, — сказал Гена и покраснел.

Антиируськина коалиция немного обалдело следила за этим диалогом.

— Кидать? — прервал заминку Кекс.

— Кидать! — отдала приказ Катька. — За Виолку!..

— И за Даму, — пискнула Виолка.

— … по противнику…

Взревев, как боинг на взлете, Ируська спряталась Генаше за спину.

— Короче, мы тебя вызываем, — роняя шлепанец физруку на ногу, — смущенно объявил Бритый Кекс. — Имеешь право…

— И лево! — презрительно фыркнула Катька.

Генаша тяжело вздохнул:

— Имеет право выбирать оружие, приглашать секундантов и послать вместо себя заступителя.

Рот Виолки восторженно округлился. Катька склонила голову к плечу:

— Счас же. Мы будем другого лупить, а она — радоваться? Ни за что! Лучше я крысу на нее натравлю.

И, гордо взметнув хвостом, ушла с волейбольной площадки.

Виолка нагнала ее через несколько шагов и, глядя виновато, пробормотала:

— Но он благородный.

— И пожалуйста! — бросила Катька, не оборачиваясь. Виолка тоже наддала. Не сбавляя темпа, пробежали они до столовой и остановились возле скамеечки, врытой под "планом лагерных дел".

— Нет, ну я… — просопела Катька. — Да пусть меня Жвачная Корова сжует, если я когда-нибудь…

Каждое свое слово сопровождала она топаньем ноги, и в конце предложения песок у скамеечки украшала аккуратная кругленькая яма. Смысл Катькиной речи сводился к тому, что спасать любимых подруг себе дороже, а если парню нравится, чтобы на нем свеся ножки ездили, то он сам себе злобный кто-нибудь, и лично ей, Катерине, до его тонкой чувствительной души дела нет, а Виолка как себе хочет…